Ощадбанк обратился в международный арбитражный суд с иском против России два года назад. До 2014 года государственный Ощадбанк был крупнейшим банком, действующим в Крыму. После присоединения полуострова к России он потерял свои активы в этом регионе — по оценкам самого банка, более, чем на миллиард долларов.

После двухлетнего процесса, в этот понедельник, Арбитражный суд Парижа решил дело в пользу Ощадбанка. По решению суда,

В правлении банка решение суда назвали важной победой. «Эта победа имеет чрезвычайное значение не только для нас, но и для всей Украины! С первого дня аннексии Крыма мы работали над документированием преступлений, совершенных против банка оккупационными властями, готовясь к встрече в международных судебных инстанциях!» — заявил председатель правления банка Андрей Пышный.

В Минюсте России в ответ заявили, что отказываются признавать и исполнять решение арбитражного суда, а также пообещали «предпринимать все необходимые меры», чтобы защитить интересы страны. Российское министерство ссылается на то, что этот вопрос вне юрисдикции Парижского арбитражного суда.

Что на практике означает решение Парижского арбитражного суда? Что у России есть три варианта: выплатить компенсацию (вариант из области фантастики), попытаться аннулировать решение арбитража (и это Россия в любом случае постарается сделать) или попросту проигнорировать его — что, скорее всего, произойдет, даже если аннулировать решение не удастся.

С большой долей вероятности, последний вариант сойдет России с рук. Точнее, даже не так: теоретически, в некоторых странах некоторые активы Российской Федерации могут быть арестованы — в счет ее долга перед Ощадбанком. Но чтобы это произошло, банку придется очень постараться.

Во-первых, само по себе решение Парижского арбитража не влечет за собой никаких последствий. Оно означает, что если Россия не заплатит добровольно, Ощадбанк в счет компенсации может требовать ареста ее активов во всех странах мира, которые подписали Конвенцию ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (их в мире большинство). Но в каждой стране, где есть российские активы, Ощадбанку придется инициировать отдельное судопроизводство — и рассчитывать на решение в свою пользу.

Так, чтобы инициировать арест имущества России в Великобритании, Ощадбанку нужно решение британского суда, в Германии — немецкого суда, и так далее.

Во-вторых, арестовать активы государства намного сложнее, чем, например, активы частной компании — из-за иммунитета, который действует в отношении всего государственного имущества за некоторыми исключениями.

«Одно из исключений касается коммерческих транзакций, — говорит партнер международной юридической компании Aceris Law Уильям Кертли. — Например, государство напрямую владеет и управляет авиакомпанией, не нанимая при этом управляющую компанию, — тогда можно попытаться арестовать самолеты, такие прецеденты были. В случае с ЮКОСом пытались арестовать платежи, проходящие от французской компании «Роскосмосу». Это как раз пример такого исключения. Это деньги, которые идут государству, и оно в данном случае выступает как участник коммерческой сделки, но при этом напрямую, а не через какую-либо компанию».

Однако добиться этого крайне сложно.

И опыт ЮКОСа тут показателен: в 2014 году Гаагский трибунал присудил акционерам компании рекордные 50 миллиардов долларов компенсации, Россия платить отказалась. После этого ЮКОС инициировал принудительное взыскание в нескольких юрисдикциях — в результате, во Франции акционеры компании добились ареста земли под православным центром, платежей французских компаний российской «Космической связи» и Роскосмосу и еще нескольких активов. Однако два года спустя Россия сумела добиться отмены ареста большей части своих активов.

Кроме того, в каждом государстве свои правила, которые касаются возможности арестовать активы, принадлежащие государству.

Процедуру ареста госактивов недавно законодательно усложнили во Франции и в Бельгии.

Остаются страны, где добиться решения в свою пользу Ощадбанку, теоретически, должно быть легче — например, это Великобритания, где суд чаще встает на сторону истца в таких вопросах. Но в любом случае, сначала Ощадбанк должен запустить процедуру due diligence — изучить, какие активы у России есть и где, какие из них не защищены иммунитетом, стоит ли вообще затевать судопроизводство в той или иной стране. Как правило, эта процедура занимается несколько месяцев и стоит недешево.

Отказываясь признавать решение Парижского арбитража, Россия указывает, что это дело было вне его юрисдикции — то есть, Парижский арбитраж вообще не мог рассматривать этот спор и что-то решать. Вероятно, именно это станет основанием для попытки аннулирования решения. И эта попытка может быть успешной, а может и нет: вопрос юрисдикции в этом случае действительно интересный.

Дело в том, что Ощадбанк ссылается на российско-украинское двустороннее соглашение о защите инвестиций.

Россия может настаивать на том, что потерянные деньги были вложены в тот момент, когда Крым был в составе Украины, то есть, ни Россия, ни соглашение тут не при чем.

По крайней мере, она использовала этот аргумент в аналогичной ситуации: отказавшись признать майское решение Гаагского арбитражного суда о компенсации потерь в Крыму нескольким украинским предпринимателям. Кроме того, настаивала тогда Москва, Киев вообще не признает Крым российской территорией.

Получается, что в этой истории России как раз невыгодно твердить про «Крым наш» — а выгодно придерживаться линии, что наш он не совсем, и вообще стал таким недавно.