23 ноября в Петербурге на международном фестивале «Начало» состоится премьера фильма «Скоро все кончится» — о том, как изменил жизнь простого россиянина украинский конфликт. Снял «СВК» Алексей Рыбин, сооснователь легендарного «Кино». Не дождавшись премьеры одного своего фильма, Рыбин принялся за другой под лаконичным и выразительным названием «Цой». Из разговора с режиссером выяснилось, что между этими проектами много общего.
— «Скоро все кончится» — ваш режиссерский дебют. Фильм много ездил по фестивалям, получил призы, но в России его до сих пор не показывали, хотя прошел уже год. В чем проблема? Картина антироссийская? Антиукраинская? Она может кого-то задеть?
— Скорее, антивоенная. Да, задеть может. Собственно, уже задевает. Картина — о простых людях, которые живут в Петербурге в наше время, но их история теснейшим образом связана с тем, что происходит на Украине, это меняет их судьбы, мироощущение, взгляды. Понимаете, для меня нет двух сторон конфликта. Люди абсолютно одинаковы. Смешно же думать, что пересечение границы в том или ином направлении как-то влияет на твой ум, честность, талант, характер. Дураков полно, что у нас, что у них, нормальных людей, слава богу, тоже хватает. Меня спрашивали на фестивалях в Европе: чей Крым? Мне этот вопрос непонятен. А чей Крым с точки зрения горы Аю-Даг? Русский, советский, украинский, крымскотатарский? Покрасили территорию одним цветом на карте — и положили за это энное количество жизней. Покрасили другим — и положили еще столько же или больше. А что изменилось? Границы даже при моей жизни менялись уже много раз. Это не конкретно о Крыме, а в принципе о том — чье? Люди гибнут, а Аю-Даг как стоял, так и стоит, ему все равно. Чей он? Ваш? Мой? Можете его положить в карман и унести? Нас не будет, президенты уйдут, границы изменятся, государства распадутся и появятся новые, а он будет стоять.
— Раз уж заговорили о политике, ответьте на вопрос, который волнует всех: на чьей стороне был бы Цой, ваш партнер по группе? Одни уверены, что он занял бы патриотическую позицию (например, те, кто пел его песни на открытии Крымского моста), другие видят его в рядах протестующих. Чем бы он сейчас занимался?
— Думаю, тем же, чем и тогда: писал бы песни и исполнял их со сцены. Как можно гадать о политическом выборе человека, который умер? Он и при жизни не обозначал его однозначно. Задним числом стали говорить, что песня «Хочу перемен!» — о перестройке. Конечно нет. Это очень примитивный подход. Никто из нас не занимался борьбой с системой, хотя мы ее не любили, она нам мешала жить. Но мы существовали вне системы, никаких революций делать не собирались. Это было отстраивание альтернативной реальности. Частично она совпала с тем будущим, которое наступило, частично диссонирует с ним. Но идеальной реальности не бывает.
Единственное, что я знаю точно, Виктор был человеком с ярко выраженной антивоенной позицией. Вспомните «Я объявляю свой дом безъядерной зоной». Я помню и наши разговоры об этом. Он терпеть не мог ходить строем, да и вообще, война — это очень глупо.
— В самый разгар споров вокруг «Лета» Серебренникова вы объявили о намерении снять свою картину о Цое. Совпадение или ответный ход?
— Давайте сразу уточним: наш фильм задуман семь лет назад и ни в коей мере не является полемикой с «Летом» или реакцией на него. Мы сделали пробы, сейчас ждем открытия финансирования. Если все будет хорошо, в ноябре начнется подготовка, потом съемки. Картина выйдет предположительно в 2020-м, к тому времени спорить о «Лете» все уже перестанут.
— Время действия фильма?
— Вся история «Кино» с начала до конца. Но акцент на периоде 1982—1983 годов.
— А режиссерская концепция? Вы же наверняка как-то формулировали для себя, оглядываясь назад, что это было.
— Это была война. Не в милитаристском смысле, а как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки» Формана, война героя с обществом, с окружением. В одном интервью Цоя спросили: «У вас такие мрачные песни, вам что-то не нравится в окружающей действительности?» Он подумал и сказал: «Всё». Вот об этом как раз и будет наш фильм. О том, как человек встал на путь воина, прошел его до конца и победил.
Кадр из фильма «Скоро все кончится»
— Вы имеете в виду востребованность, стремление навязать себя миру?
— Навязать — это слишком жестко, но да, автор борется за то, чтобы донести свои песни до людей. Потому что творчество в стол — это не творчество, а мастурбация. Если артист работает в кочегарке и поет песни, он никогда эти песни не донесет ни до кого. Цой кочегар — это вообще нонсенс, Витя все это ненавидел вопреки красивым легендам. Это было вынужденно, все эти кочегарки, бани, сторожки, где работал и Майк, и множество наших друзей, почти все. Иначе посадили бы в тюрьму за тунеядство, была такая статья. Помню, как Майк пришел ко мне в конце 80-х, показал трудовую книжку, в которой было написано «музыкант», и сказал: «Я счастлив, я больше не сторож, я музыкант».
— Помимо реальной истории, есть миф о Цое, в этом мифе он фигура абсолютно монументальная, героическая — выпяченная вперед нижняя челюсть, отставленная рука, просто памятник. Как этот почти античный герой появился?
— Из фантазий слабаков. Если внимательно посмотреть записи концертов, там нет ничего похожего на выпяченную челюсть и этот героический образ. Вы увидите: отличный артист поет отличные песни. Он находится в образе и соответственно ведет себя. Просто надо сравнить, как он поет «Между землей и небом война» и «Восьмиклассницу» или «Алюминиевые огурцы», какая у него открытая улыбка, лицо. Это все легенды. Виктор не был античным героем. Он был живым, ранимым и очень талантливым человеком. Об этом и будет картина.
СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ
Проституция на фоне обстрелов
Критики уже успели сравнить работу Алексея Рыбина с фильмами Балабанова, и это не пустой комплимент. Атмосфера в картине по-питерски мрачная, жесткая, отстраненная. И герой (его играет Михаил Сиворин) — будто выгоревший изнутри, готовый ко всему и одновременно ко всему равнодушный. Рыбину удалось создать универсальный символ, метафору того, что происходит с нами прямо сейчас, сегодня: молодой парень после работы выбирает по интернету проститутку, фоном идут теленовости о донецких обстрелах и беженцах. До какого же душевного окаменения надо было дойти, чтобы существовать так изо дня в день. Но мы сумели, дошли.
Все живут по инерции, как во сне: один озабочен покупкой дачи, которая ему не нужна, другой вступает в партию — а почему бы и нет, тем более обещают денег. Даже на злодейство они не способны, не тот характер. И особого разврата нет, все очень банально, обыкновенно. Вместо семьи — женщина по вызову (Оксана Скакун), вместо патриотизма — привычка, вместо всего остального — пьянство. Без анестезии не выдержать.
Это не критика российского социума, русофобии тут при всем желании не найти. Украинская сторона в фильме ничем не лучше, идеалы примерно на том же уровне. Война ведь начинается не когда есть за что умирать, а когда нечем жить. «Ничего родного, ничего святого» — под эту старую, еще 1980-х годов песню группы «Игры» танцует в клубе герой. А дома без остановки работает телевизор: «При обстреле Ясиноватой погибли… При обстреле Марьинки… При обстреле Дебальцево…»
И все-таки это живые люди. Час тридцать Рыбин показывает расчеловечивание, деградацию, а в последние пятнадцать минут происходит нечто, после чего веришь: и сочувствие еще в людях по обе стороны границы осталось, и страсть, и мужество, и любовь. Просто все это слишком долго уничтожали, да и не было случая проявить.
«Скоро все кончится» — не о том, что все мы обречены. Наоборот: скоро это аморфное, бессмысленное, почти кафкианское существование закончится и начнется настоящая жизнь. Потому что дальше так невозможно.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»