Сюжеты · Культура

Вынес и эту дорогу железную

«Красное колесо»: Евгений Миронов играет Ленина

Елена Дьякова , обозреватель
Фото: Екатерина Григорьева
В проект фестиваля «Территория» и Театра Наций «Красное колесо» вошли три источника, три составных части Семнадцатого года — ​и эпопеи Александра Солженицына о нем.
«На Дне» ​«Ячейка» ​«Вагон системы Полонсо». Семья Романовых иотречение императора. Безумная круговерть вумах населения Российской империи (и, похоже, открытые люки вад).
Владимир Ильич (Евгений Миронов) иНадежда Крупская (Евгения Дмитриева) вбесконечных ибезнадежных скитаниях политэмигрантов… Но их вагон вот-вот прибудет вПетроград.
Три спектакля по часу. Молодой, лабораторный проект идет в «Новом пространстве». Взаимодействие 30-летних режиссеров и драматургов с десятитомной эпопеей удалось. Хотя из огромного массива документального текста взяты лишь несколько страниц.
Но эти страницы прочитаны тщательно — ​и прожиты театром остро. Как анамнез собственной жизни. А также судеб своих отцов и дедов. Здесь, можно сказать, ищут источник тьмы. Среди прочего, это означает: искатели смыслов «Колеса» из тьмы XX века уже вышли.
Куратор проекта — ​Талгат Баталов. Но у каждой части свой драматург и режиссер. «На Дне» (драматург — ​Полина Бородина, режиссер — ​Артем Терехин) — ​самый горький спектакль. Почти мальчишеская наивность и мягкие манеры Николая II (Алексей Калинин), понятная (и все же исторически непростительная) беспечность и домашность переписки с Александрой Федоровной, предельная осторожность чинов Ставки в дни Февраля: все выстроено в жесткий конспект российской истории. Она идет к пропасти. Не династии Романовых — ​общей.
Расслабленному уюту, трехсотлетней домашности «безупречно верной» армии и страны противостоит истерический выплеск «новых воль». Самый интересный персонаж (и один из главных героев романа «Март Семнадцатого») — ​инженер Бубликов (Александр Прошин). Точно сбывается старая формула про Россию — ​ледяную пустыню, по которой бродит лихой человек. В данном случае: он в сюртуке и с мандатом депутата Думы.
…Прошин играет Бубликова наших дней: небритого, угловатого, в старом пальтеце. Но кураж ноздревщины, упоение ролью вершителя судеб России передает внятно. Бубликов (как и было в 1917-м) в революционном пылу передает весть о событиях в столице по телеграфу — ​по всем станциям России, от Кушки до Владивостока. После этого события уже необратимы. Бубликов же задерживает царский поезд на станции Дно. Что очень способствует отречению императора.
Реальный А.А. Бубликов покинет Россию в сентябре 1917-го. Через год выпустит мемуары. Прочие — ​останутся. Красное колесо на видеоэкране убыстряет ход. От него, как искры, летят строки репортажей, частушек, трактатов, объявлений. Принцип острого киномонтажа взят в эпопее Солженицына. Так же как главный вопрос: в России‑1917 не было надежной страховки от лавины случайностей, от камлания общего безумия. Есть ли она сейчас — ​в стране и внутри нас?
«Ячейка» (драматург — ​Михаил Башки­ров, режиссер — ​Егор Матвеев) — ​самый вольный и безумный спектакль цикла. Великий князь Михаил, честный пролетарий, энергичный меньшевик, слободская колдунья, мистический эвенк… все сплетается в единый клубок общего безумия. Но оно не более безумно, чем реальные выплески 1917-го, собранные в мозаике романа, — ​будь то «начальник штаба революционных войск хорунжий Гарри», дня два распоряжавшийся в Московском военном округе, или шествие Уголка Дурова по Тверской: слоны и верблюды несли на попонах лозунги.
Трезвый сарказм, чувство острой карнавальности нашей жизни присущи зрелой прозе Солженицына. И «Красному колесу» — ​особенно. Через горькую иронию мудрого и наблюдательного стоика и передан его «Плач о погибели Русской земли»-1917. Этой интонацией «Колесо» и держится. Театр Наций услышал в нем и сарказм, и карнавальность.
И наконец — ​Миронов играет вождя. Чуть опухшего от сна в вагоне. Домашнего тирана стоически любящей его Наденьки. Чиновника Поприщина, еще не верящего в свою испанскую корону. Маленького человека, озабоченного пирожками, потерянным чемоданом, тихим препирательством с тещей, качеством фальшивых паспортов. Кажется, он и грозного Парвуса боится, как Башмачкин — ​столоначальника. Кажется, красные колеса его вагона не доедут до России никогда. И тихий, с мелкой вязью деталей сыгранный, цирк его смиренно подавленной мании величия не распространится дальше купе.
Но «Вагон системы Полонсо» (драматург — ​Дмитрий Богославский, режиссер — ​Талгат Баталов) совершенно логично замыкает театральную хронику 1917 года. Слабость героев первой части и карнавальное исступление героев второй — ​ведут к прибытию героя в Петроград. Жесткая логика событий 1917 года прочерчена Солженицыным в десяти томах его главной книги.
А молодой экспериментальный театр оказался хорошим переводчиком важнейших смыслов «Колеса» на язык жесткого, яркого, почти абсурдного скетча. Главные линии тут прочерчены.