«Они хотят избавиться от стариков!»

Рациональность против страстей?

Если проследить за дискуссиями в обществе, то можно отметить, что сейчас проявилось очень резкое разделение на «они» и «мы». Причем не по поводу внешней политики, что привычно, а применительно к внутренней политике. Если во внешней политике такое разделение очевидно (вот «мы», а вокруг «они» — наши враги), то здесь речь идет о российском обществе («мы») и российском же государстве («они»), интересы которых оказываются в непримиримом противоречии.

На это власти смотрят так: носитель рационального начала — это, конечно, государство. Публика же способна только на страсти. Мол, с одной стороны выступают объективная наука, точные расчеты, требующие изменения пенсионного возраста, а с другой — субъективные заблуждения или спекуляции политиков-популистов.

Это так, но лишь отчасти. Не входя в споры по содержанию экономических и демографических аргументов, выдвигаемых сторонниками реформы, заметим, что их предпосылки сложно назвать вполне объективными и рациональными. Калькуляции относительно наполнения Пенсионного фонда покоятся на том, что политические приоритеты российской администрации таковы, каковы они на данный момент. А почему они таковы, не удастся объяснить без привлечения аргументов, которые у нас считаются имеющими безусловный приоритет над экономической рациональностью, — безопасность, военная мощь, геополитика.

Далее при всей детальности расчетов ожидаемой продолжительности жизни выводы из них выдаются в круглых числах, кратных пяти. Хотя первоначально предлагали повысить пенсионный возраст для женщин до 63 лет, но в результате остановились на 60, что немного снизило накал возмущения со стороны публики. И это не только поблажка, это еще и магия круглых чисел.

Почему в СССР рано отправляли на пенсию

Вообще говоря, пенсионный возраст не связан прямо ни с продолжительностью жизни, хотя она растет, ни с физиологией людей, хотя при этом часто на нее ссылаются. Нередко приходится сталкиваться с мнением, что существовавший длительное время пенсионный возраст был установлен по рекомендациям медиков, исходя из возможностей человеческого организма, и что после его достижения здоровье действительно резко ухудшается. Однако это не мешает большинству «молодых пенсионеров» продолжать работать на том же месте и с той же нагрузкой. Между тем в далекие уже советские времена снижение пенсионного возраста имело совсем не объективно-физиологические, а идеологические и политические причины.

Во-первых, решено было показать населению преимущества социализма перед капитализмом, а право не работать, получая при этом деньги, пусть у большинства совсем небольшие, безусловно, воспринималось как достижение социализма. Во-вторых, обеспечение населения рабочими местами, отсутствие безработицы, которую представляли в качестве ужаса жизни в капиталистическом мире, было для руководства СССР важнейшей и обязательной задачей. Допустить безработицу в стране не могли ни в коем случае. Между тем в трудоспособные возрасты вступали многочисленные когорты, а на пенсию выходило значительно меньше людей — это создавало все условия для появления безработицы. Поэтому решили снизить пенсионный возраст, чтобы нивелировало эту опасность.

Под защитой народной морали

Сейчас ситуация прямо противоположная: идет и будет идти длительное время (как минимум до 2030 года) неполное замещение числа людей, выбывших из трудоспособных возрастов, молодежью, этих возрастов достигающей. Это было известно давно, это показывали все демографические расчеты. А вот ослабить проблему могли и иные, кроме повышения пенсионного возраста, способы, прежде всего экономические: рост производительности труда, развитие малого и среднего бизнеса, появление современных отраслей, где не требуется большое количество рабочих рук.

Как повторяют противники реформы, можно было иначе обходиться с накоплениями, полученными государством в «тучные» годы, но деньги потрачены. И вот теперь решили использовать другой ресурс — то, что раньше звалось совокупной способностью к труду. Однако этот ресурс оказался под защитой народной морали, представлений народа о том, кому этот ресурс принадлежит. Нарушение традиционных представлений о пенсионном возрасте воспринимается как этически порочная акция, за этим видят отказ от базового для современного общества права на жизнь: «Они так делают, чтобы избавиться от стариков, чтобы мы как можно быстрее умерли, мы им мешаем». Не случайно так часто говорят и пишут, что «еще пять рабочих лет приведут к массовой смерти тех, кому была обещана пенсия, но кого ее лишили». Рациональность и здесь хромает, но этот аргумент звучит как очень сильный.

Но если государство отказывается заботиться о стариках, а очень многие полагают, что пенсионный возраст будут повышать и дальше, «пока не перестанут платить пенсии вообще», то кто будет помогать старикам выжить? Все последние годы отмечалась такая тенденция: в семейных межпоколенческих отношениях должна существовать вертикальная ответственность. Это ответственность родителей за своих детей, а не наоборот — детей за родителей. Мощная новая традиция, вытеснившая старую, утверждает новый тип справедливости: родители обязаны детям, а те, в свою очередь, обязаны своим детям, а не родителям. Впрочем, в число обязанных добавлено еще и государство (по данным прошлогоднего опроса «Левада-центра», 67% россиян в возрасте 55 лет и старше уверены, что заботиться о пожилых людях должно государство, и лишь 24% полагают, что это относится и к сфере ответственности семьи, родственников, друзей).

Видим, как далеко ушли народные нравы от времен патриархальной деревни. Вместе с исчезнувшей многодетностью, исчезло и правило, что младший ребенок остается с родителями и кормит их в старости. Наоборот, уже в советское время было принято, что родители-пенсионеры должны помогать своим взрослым детям и внукам.

В рамках нынешней консервативной повестки государства делаются заявления о необходимости восстановления традиционной российской семьи. Еще недавно речь шла в основном о восстановлении семьи многодетной. Сейчас больше будут говорить еще и о счастье жить в семье многопоколенной, где вернется в качестве нормы ответственность детей за счастливую старость родителей. Эта тема и так присутствовала в консервативной пропаганде последних лет, но теперь она станет более выраженной. Надежд на ее успешность, впрочем, немного. Стимулировать рождаемость призывами вернуться в прошлое, как и восстановить многопоколенную семью, можно в масштабе небольших общин, но не в масштабе национальном.

Претензии общества к государству

Пенсии появились в российском обществе в качестве массового явления не так давно. Однако ввиду важности своей функции — поддержания физического существования значительной и все растущей части народа — быстро обрели черты одного из базовых устоев национальной жизни, переплелись с древними и традиционными институтами семейных и гендерных отношений, с распределением возрастных ролей, а также с вопросами о предназначении человека, о его взаимоотношениях с обществом и государством. Поэтому внесенные предложения, имеющие вид научно обоснованных и этически нейтральных, вызвали в обществе столь бурные реакции. Эти реакции — претензии общества, а не отдельных лиц, и направлены они не отдельным лицам, а государству. Люди, проработавшие всю жизнь в госучреждениях и на госпредприятиях, разумеется, свою пенсию видят как предмет своих расчетов с государством. И хотя сейчас в России многие люди работают в частном секторе, все равно право на пенсию воспринимается ими как норма, соблюдать и обеспечивать которую должно государство. Ведь пенсия назначается при достижении возраста, узаконенного государством, к тому же их предприятия платят налоги, которые идут в пенсионный фонд.

Расчеты баланса работников и иждивенцев, на которых покоится аргументация спорящих о реформе, исходят из необсуждаемого предположения: иждивенцы потребляют то, что производят работающие. И если иждивенцам не хватит произведенного работающими, наступит глад и мор. Это попытка через соотношения числа «работников» и числа «ртов» посчитать баланс производимого и потребляемого. Однако есть немало тех, чья деятельность не отражена в отчетах.

Известно признание вице-премьера Ольги Голодец, что из 86 миллионов трудоспособного населения лишь 48 миллионов работают в секторах, которые, по ее выражению, «видны и понятны», а оставшиеся 38 миллионов? «Мы не понимаем, где они заняты, чем заняты и как заняты».

Вряд ли эти люди отчисляют что-нибудь в Пенсионный фонд. Прогнозы относительно сокращения рабочих мест в массовых профессиях касаются, скорее всего, видимого и «понятного» правительству сегмента, и, скорее всего, будет происходить перелив рабочей силы в «непонятный» сегмент, о котором все же известно, что это царство разнообразных неформальных видов занятости и типов отношений. Там все гибко, но зыбко, свободно, но необязательно.

Россия с ее сервисно-сырьевой экономикой и невысоким уровнем механизации, компьютеризации наверняка сохранит этот серый сектор, и весьма вероятно, что он вырастет. Как насчитывать пенсии этим работникам? Сколько пенсионеров содержит средний работник в этом секторе?

Страх перед будущим

Еще десять лет назад у публики не было никакого иного представления о будущем, кроме как о форме продолжения настоящего. Жить будем, как живем, при той же власти, при той же политике и технике. За последние годы пришлось поверить и в то, что власть может смениться и что политическая ситуация как внутренняя, так и внешняя может измениться — уж по крайней мере, в худшую сторону вполне может. Не сохранится климат, испортится экология, иссякнут запасы нефти… В этих страхах есть основания: а включены ли они в калькуляцию баланса зарплат и пенсий, о котором нам рассказывают?

Реальнее, чем когда-либо, зазвучали прогнозы резкой перестройки рынка труда. При этом о ликвидации многих массовых (и не высокооплачиваемых) рабочих мест говорят с уверенностью. И, похоже, не ошибаются. О том, что для высвобожденных работников найдутся места другие, где труд более сложный, интересный и высокооплачиваемый, тоже говорят, но с гораздо меньшей уверенностью.

Специалисты предрекают, что все более значительная часть рабочей силы будет занята в неформальном секторе, на условиях непостоянной занятости, при устном оформлении отношений работодателя и работника. Словом, ситуация, о которой говорила несколько лет назад Ольга Голодец, имеет тенденцию углубляться. Десятки миллионов людей будут как-то работать, как-то зарабатывать и как-то кормить своих неработающих близких. Чем такая ситуация грозит будущим пенсионерам, мы гадать не станем. Но с учетом этой перспективы, точнее, с невозможностью учета экономических параметров этой перспективы — кажется нереальным и строить баланс: сколько заработают работающие и сколько съедят пенсионеры, а потому — когда их можно отпускать на пенсию.

В заключение. Наши соображения не имеют целью подкрепить мнение какой-либо из сторон, столкнувшихся в споре: повышать или нет пенсионный возраст. Мы за то, чтобы рамки обсуждения были расширены, чтобы были приняты во внимание факторы, которые за пределами узко понятой рациональности. Возможно, тогда выходом будет не победа одной и поражение другой стороны, а совсем новое решение, на котором сойдутся они обе.

Любовь Борусяк и Алексей Левинсон — специально для «Новой»