«Хоть пешком и хоть на край света»

Красноярский краевой суд 12 октября отменил решение Туруханского райсуда о депортации из России старообрядца Онуфрия Ефимова. Накануне его отпустили из-за решетки — Центра временного содержания иностранных граждан красноярского ГУ МВД и отвезли в социальную гостиницу (приют) до рассмотрения судом апелляционной жалобы. А в пятницу увезли на суд, и семья, наконец, воссоединилась — жена Антонида Москвичева и трое их детей успели сесть на последний в навигацию теплоход и прибыли в Красноярск.

Историю отношений этой семьи староверов-беспоповцев часовенного согласия с российским государством «Новая» уже рассказывала. Ханофер Ефимофф ди Кейрос родился в Бразилии, в 12 лет с матерью приехал на Енисей, и уже 20 лет живет на Крайнем Севере. 28 сентября его осудили к выдворению из России из-за «отсутствия документов, подтверждающих право на пребывание (проживание)» в ней. Судья Людмила Зверева не приняла во внимание наличие у Онуфрия семьи и малолетних детей, поскольку брак не регистрировался. Судья почему-то посчитала факт отсутствия у Онуфрия семьи доказанным, не слушая никаких возражений.

Сотовой связи в деревне Чулково, где живет семья Онуфрия, нет, и родные просто не знали, куда он делся. Потом уже, когда он оказался в Красноярске в спецприемнике, раздался звонок в чулковской школе: Ефимов будет выдворен из России. Семья ринулась вслед. Поздним вечером 9 октября теплоход «В. Чкалов» завершил свой последний в этом году (и до середины июня следующего года) рейс, и дети Онуфрия на причале передавали друг другу телефон, разговаривая с отцом. Впрочем, младшая Зоя (ей два с половиной) пока, в основном, внимательно слушала тятю (так зовут отцов в семьях староверов).

Два следующих дня Антонида с детьми пряталась (а это уже у нас называется «залечь на дно»), поскольку сопровождавшей их правозащитнице Ольге Суворовой, по ее свидетельству «Новой», постоянно названивали из ПДН (подразделения по делам несовершеннолетних) и органов опеки, требуя, чтобы беглецы с севера явились — «надо составить протокол». Зачем, почему? Официальных комментариев никто давать не собирался, в частных же разговорах прямо говорили, что «по всем законам нашей страны детей нужно отправить в центр помощи/приют». Отец, дескать, в изоляции, мать без документов и не трудоустроена, родственников в Красноярске нет, а Суворова просит помощи, собирает для этой семьи деньги и продукты. Вот государство и поможет.

Между тем дети — они носились вокруг меня — на обездоленных не походили. А за помощью Суворова обратилась лишь потому, что возник форс-мажор, и отнюдь не по вине этой семьи. Не семье требуются доказательства, что она является семьей, а государству. Генетическая экспертиза на отцовство — 27 тысяч за каждого ребенка. А еще — нотариальные, адвокатские услуги и т.д. Вот на это и просили помощи (ну разве еще на билеты в Театр кукол). И получили ее.

И это не семья вдруг захотела пожить в большом городе. И собиралась Антонида в Красноярск наспех: теплоход уходит, вот-вот прилетит вертолет с туруханской опекой за детьми. Зайдут, и по списку: где холодильник, где стиральная машина?.. Собиралась бегом, потому что никто ее не предупредил о суде и депортации. «Мы же не знали, зачем его в Туруханск вызвали, — рассказывает Антонида. — А потом уже до меня донесся слух — его заставили подписать в Туруханске бумагу, что семьи у него нет». Идите, докажите этой женщине, что не может быть таких бумаг. Уж кого-кого, но точно не староверов убеждать, что есть на свете подлости, на которые это государство не способно.

Фонд «Счастливые дети» и психолог Николай Щербаков, друзья «Новой», принесли продукты этой семье не потому, что она нуждающаяся, а потому, что государство сделало все для того, чтобы семья стала нуждаться. В Чулково, дома, у них все есть — и огород, и скотина, две коровы, по 600 кулей картошки, они все себе выращивают и все добывают, ледники забиты, нужды ни в чем нет, но это — натуральное хозяйство. Им деньги не нужны, в той жизни их нет, но раз государство подтаскивает староверов к себе поближе… В общем, редкостное какое-то иезуитство — то, что мир поднялся и собирает несчастной семье по крохам, ставить в вину именно семье, а не себе, все это устроившим.

И вдруг к вечеру четверга все стало меняться. Местная полиция, рассказывавшая, что бразильца депортируют и «осуществляется работа по документированию гражданина свидетельством о возвращении на родину (в Бразилию. — А. Т.)», вдруг умолкла, а заговорил центральный аппарат МВД. Там сообщили, что управление по миграции МВД РФ рассмотрит возможность благополучного разрешения ситуации. Что «работа взята на контроль руководством главка». Что МВД рассмотрит это дело в особом порядке, «прорабатывается вопрос по документированию для дальнейшей легализации данного гражданина на территории страны (России. — А. Т.)». И к вечеру Онуфрия из спецприемника выпустили (а люди тут сидят по два года и более — притом что не преступники). Поскольку веры здесь нет никому, а дети спрятаны, пока решили обойтись без встреч с семьей. Потом, тайно.

А в пятницу местная полиция опровергла и «информацию о мерах, якобы предпринимаемых инспекторами ПДН по изъятию детей из семьи Ханофера Ефимоффа ди Кейроса»: «Подобные мероприятия не проводятся». Понятно: в дело теперь посвящены и министр Колокольцев, и аппарат президента.

И ближе к вечеру Онуфрия и Антониду срочно вызвали в краевой суд.

Почему фарш провернули назад? Дело не только в диком диссонансе истории Онуфрия с теми усилиями, что прикладывают российские дипломаты, сзывая старообрядцев возвращаться на родину, с только что прошедшим в Москве Всемирным старообрядческим форумом, где рассказывали «о внимании и заботе России к интересам староверов», напомню еще одно обстоятельство жизни енисейских часовенных (подробней о них в «Новой» № 32, 34, 38 за 2016 год, № 37, 89 и 92 с. г.).

На Среднем Енисее, по его левым притокам Дубчесу и Елогую у часовенных — 6 женских монастырей и 3 мужских. Более 600 иноков и инокинь, очень много молодежи получают здесь образование. И очень много уже вернувшихся (через поколение, два-три) из Боливии, Парагвая, Бразилии, Аргентины, Уругвая. Крепко помогают своему духовному центру американская и канадские ветви часовенных, много народа и оттуда. Документами часовенные никогда особо не заморачивались, поскольку старались минимизировать отношения с государством. Так что понятно, как здесь расценивали историю с Онуфрием Ефимовым.

Устроить в этих местах новые гонения на староверов — очень просто. Брать можно чуть не через одного (тем более, говорят, наиболее ортодоксальные старцы и старицы в скитах и монастырях паспорта у молодежи, если те у них есть, забирают, а потом они случайно сгорают — возможно, во избежание мирских соблазнов). Ну и как потом молодым быть, кто позже из скитов и монастырей выходит?

Может, хватит им бегать от российского государства? Беспоповцы уходили из европейской России все дальше — в начале ХVIII века с нижегородских земель на Урал, потом мигрировали в Зауралье, будущую Тюменскую и Курганскую области, коллективизация погнала дальше, в томскую тайгу, Нарымский край, после расстрелов 1940 года их наставников и учителей в Колпашевском яру пошли дальше, на Енисей, здесь в 1951-м войсковой операцией их скиты и монастыри разгромили, сожгли, пустынников увезли в красноярскую тюрьму, дав каждому от 10 до 25 лет… А часть братии еще в годы Гражданской войны ушла в Харбин, оттуда переехала в Южную и Северную Америку.

И вот, вроде, новые времена. И в мире уже популярно мнение, что

И на енисейском Севере — мировая столица часовенного согласия… Что же, снова в нее с полицией, сапогами, нарами? Власти и в позднесоветские времена, и в 90-е, и в нулевые закрывали глаза на неохваченных их заботой — что с них взять. Что случилось-то?

Благо, в руководстве МВД люди с воображением, и они представили силу международного скандала, который уже начал тлеть. Тем более смысл держать Онуфрия за решеткой изначально отсутствовал. Он сам никогда от полиции не прятался, явился в околоток (за 383 км, гнал в Туруханск на лодке) по первому зову — несмотря на то, что вызвали его без повестки и обозначения точной даты и времени, мыкался потом пять дней в ожидании, когда судье будет до него дело, спал в лодке. (Это на Севере-то в конце сентября, когда дорог каждый час — зима близко.) Такая добросовестность по сегодняшним меркам граничит с идиотизмом, а для староверов — обычна. Да подожди он дома с месяц (сейчас уже снег там валит, шуга идет), и до середины июня был бы отрезан от внешнего мира — только покой и воля.

Антонида о дальнейшем говорила легко и просто, руки не заламывала: «Пойдем за ним хоть пешком и хоть на край света, куда угодно. Семь лет мы прожили — ни разу не поругались. Я не смогу без него жить, хочу быть с ним, что бы ни случилось». Теперь есть все основания полагать, что все уже случилось. Документы выправят и оставят в покое.