Как здравоохранение стало орудием войны в Украине

Когда в прошлом году у 43-летнего Виктора — живущего на пособие для инвалидов украинца — на ногах пошли гнойные абсцессы, врачи сказали, что для спасения его жизни необходима срочная операция.

В больнице шахтерского городка Угледар в Донецкой области на востоке Украины условий для такой сложной процедуры не было. Виктор навел справки о других учреждениях: врачи были готовы сделать операцию — при условии, что Виктор заплатит за нее пять тысяч гривен (около 190 долларов). Типичный пример повсеместно распространенного взяточничества — причем в стране с формально бесплатным здравоохранением.

Тогда бывшая подруга Виктора рассказала ему о действующей в регионе «специальной программе», в ее рамках можно сделать сложную (и дорогостоящую!) операцию бесплатно.

Но был один нюанс. Участвующие в программе больницы располагаются по другую сторону линии фронта в войне, которая идет в Украине уже четыре года, — то есть, на территориях, которые контролируют поддерживаемыми Россией сепаратисты. Они предоставляют бесплатное медицинское обслуживание чтобы добиться расположения местного населения в контролируемых властями Украины районах Донбасса.

Инициатива под названием «Гуманитарная программа по воссоединению народа Донбасса» по сути превратила медицинский уход — неотъемлемое право на который, между прочим, закреплено во Всеобщей декларации прав человека ООН, — в орудие пропаганды.

Каждую неделю военные действия на востоке Украины приносят новые потери среди мирных жителей и военных. Мировое сообщество порицает обе стороны конфликта за то, что в ходе боев они (в нарушение норм международного права) используют медицинские учреждения — как в качестве военных баз, так и в качестве мишеней.

К сожалению, этот конфликт нарушил нормальный режим функционирования местной системы здравоохранения еще и в бытовом смысле.

Линия фронта протяженностью более 450 километров делит Донбасс на две части: земли, подконтрольные правительству Украины, и территории под контролем сепаратистов. Эти районы власти в Киеве называют «временно оккупированными».

Стратегически важно то, что повстанцы удерживают областные центры Донецк и Луганск — эти два города сепаратисты объявили столицами непризнанных «республик», учрежденных и существующих при поддержке России.

Населенные пункты типа города Угледар имеют неопределенный статус — и в целом пребывают в состоянии неопределенности и нестабильности.

Сепаратисты, в свою очередь, называют эти земли «временно оккупированными Киевом территориями» — а также сделали их главной мишенью своей кампании по завоеванию доверия со стороны местных жителей. Контроль над Донецком — очевидное преимущество в пропагандистской войне на поле здравоохранения.

До начала конфликта в 2014 году город служил региональным медицинским центром и предоставлял высоко специализированную помощь большей части населения Донецкой области — в том числе жителям Угледара. В Донецке есть национальный медицинский университет, а также крупнейший противоопухолевый центр страны. Ранее донецкие хирурги славились тем, что у них «золотые руки».

Значительная часть экспертной квалификации и инфраструктура были утеряны в ходе войны: боевые действия подкосили штат сотрудников, нанесли урон оборудованию и перекрыли пути снабжения медицинскими товарами. При этом в городе по-прежнему трудятся лучшие врачи — и функционируют лучшие медицинские учреждения региона.

Виктору нужно было попасть именно в Донецк. На преодоление смешных 65 километров ушел целый день; и преграды на этом пути, разумеется, также обусловлены состоянием войны.

Для пересечения линии фронта, так называемой «линии соприкосновения», нужен специальный пропуск — его выдает Служба безопасности Украины. «Чтобы такой пропуск получить, нужно говорить, что у тебя там тетя живет, или что-то типа такого, — поясняет Виктор. — Затем КПП, очереди, причем ждать везде целую вечность. Но у меня на операцию денег не было, потому я поехал туда узнать, можно ли что-то сделать».

По данным ООН, ежемесячно линию соприкосновения пересекают порядка миллиона человек.

Большинство едут повидать родственников — или чтобы выхлопотать себе пенсию или другие социальные пособия. После запуска «гуманитарной программы» этот поток значительно вырос.

Две сепаратистские «республики» совместно запустили программу в феврале 2017 года, пообещав жителям Донбасса по обе стороны фронта бесплатное медицинское обслуживание, а также другие социальные пособия и разнообразные образовательные, спортивные и культурные мероприятия. Авторы программы уверены, что их услышали.

На сайте программы говорится, что с момента ее запуска более 1 200 человек из контролируемой киевскими властями части Донбасса пересекли линию фронта, чтобы воспользоваться медицинскими услугами, от ведения беременности и педиатрической помощи до вакцинации и онкохирургии.

Проверить эти цифры невозможно. В Донецк и Луганск меня не пустили, а дать интервью по телефону никто оттуда не согласился. В районах, контролируемых украинским правительством, люди неохотно признают, что переходили границу ради лечения. Ни один из согласившихся на беседу пациентов не разрешил указать в материале своего полного имени.

Виктор передвигается исключительно на костылях, но соглашается встретиться только на улице, в парке на скамейке. «Никогда не знаешь, кто тебя может слушать», — комментирует он. По моим ощущениям, сейчас жители по обе стороны линии соприкосновения хорошо знают о программе. Более того, множество людей из подконтрольных правительству районов продолжают посещать Донецк из соображений здоровья — но стараются при этом держаться в стороне от политической подоплеки конфликта.

Киев не запрещает лечение в оккупированных Донецке и Луганске.

Не очень понятно, как именно определяют такого рода ответственность, но и организации, и частные лица уже научены горьким опытом, а потому остерегаются подобных обвинений.

Власти Украины расследовали деятельность функционирующих в стране неправительственных организаций, которые поставляли из-за границы лекарства и другие медицинские товары в оккупированные Донецк с Луганском. Негосударственные организации, действующие там, в свою очередь, тоже были запрещены фактическими властями — по схожим обвинениям.

Врачи обнаружили свои имена в черных списках и у украинских властей, и у сепаратистов: только одна сторона обвиняла их в «пособничестве террористам», а вторая — в шпионаже.

У большинства жителей Донбасса, в том числе претендующих на такую медицинскую помощь, по ту сторону линии соприкосновения живут друзья или родственники, поэтому они стараются открыто не принимать ту или иную сторону конфликта. В речи этих людей редки термины и категории типа «сепаратист», «пророссийский» или «заукраинский». А вот фактическая власть в Донецке и Луганске не скрывает политических и пропагандистских целей своей программы.

А еще там есть обращение, напоминающее призыв к оружию: «Братья и сестры! Земляки! Жители Мариуполя и Краматорска, Лисичанска и Старобельска, всех городов, поселков и сел, удерживаемых Украиной! Давайте объединим наши усилия ради выживания и мира. Для борьбы с теми, кто сидя далеко в Киеве, Брюсселе и Вашингтоне, пытаются нас поссорить, кто богатеет на войне».

Потенциальный пациент из контролируемых правительством районов обязан составить личное обращение к фактическому «министру здравоохранения» ДНР или ЛНР — выходит своего рода легитимизация сепаратистских режимов.

Программу продвигают различными способами. Есть, например, специальные стенды с повстанческой стороны «линии соприкосновения». На них размещен номер горячей линии. По информации сайта, из подконтрольных правительству областей поступает очень много звонков.

Кроме того, программу рекламируют российские и просепаратистские СМИ: они регулярно рассказывают о пациентах, которые благодарно получают бесплатное высококачественное лечение.

В случае Виктора реальность оказалась сложнее. Прибыв в Донецк, он попал в заколдованный круг — как в романе «Уловка-22».

Сотрудники больницы сообщили, что «не имеют права лечить без направления врача из Украины». Перед отъездом Виктор обратился за таким направлением, но ему было отказано. «Сказали, что не имеют права выдать это направление, потому что речь идет об оккупированных территориях, — вспоминает он. — Получился такой замкнутый круг».

В конечном итоге нашему герою сделали нужную операцию бесплатно — но лишь после того, как он потерял сознание на одной из донецких улиц и был доставлен в больницу на скорой помощи. Вполне возможно, что пересечение границы спасло ему жизнь. О медицинском персонале тамошней больницы Виктор говорит только хорошее.

И все же он отмечает, что во многих отношениях этот опыт походил на лечение в эпоху старой доброй единой Украины: ужасные условия и жуткая еда, пациенты сами достают себе лекарства и сами платят за них.

«Все то же самое, да и люди такие же как раньше», — комментирует он.

Звонящих на горячую линию просят сообщить свое имя и адрес и рассказать, откуда они узнали о программе. Затем следует вопрос, если ли у собеседника кабельное телевидение с пакетом цифровых программ включая шесть российских телеканалов и четыре канала самопровозглашенных донбасских «республик». По всей видимости, так происходит сбор данных на предмет охвата телеканалов и усилий самой пропаганды.

Затем звонок переводят на человека, который представляется медиком и рассказывает, какие услуги доступны в рамках программы. «Просто приезжайте, мы его осмотрим и тут же сделаем все необходимое», — такими словами приободрили родственницу одного больного по телефону горячей линии.

По данным сайта, порядка четверти звонков на горячую линию поступают от жителей подконтрольных Киеву районов Донецкой области.

И все же реальное положение дел в сфере здравоохранения на подконтрольных сепаратистами территориях достаточно безрадостно. То есть, очень далеко от радужной картины, которую рисуют пропагандисты.

В Организации Объединенных Наций полагают, что нанесенный войной урон пагубно отразился на всех областях здравоохранительной отрасли.

Значительную часть услуг и медикаментов, преподносимых как бесплатные — к примеру, препараты для лечения рака, а также почечный диализ и инсулин, — в действительности предоставляют три неправительственные организации плюс несколько организаций из системы ООН, деятельность которых в этих районах фактическая власть еще не ограничила. Ну и Россия.

Лежащему на «линии соприкосновения» городку Марьинка грозят равно такие же сложности, с которыми столкнулся Угледар. Город отрезан от областного центра — Донецка. Подобные пробелы быстро не заполнить, уверен начальник отдела здравоохранения райгосадминистрации Марьинки Сергей Ткаченко. «Все сорок лет, что я работаю в медицине, мы с Донецком трудились в одной связке, и все с нуля теперь начинать очень тяжело».

Клиника столкнулась с нехваткой персонала, а потому сейчас оказывает лишь первичную медико-санитарную помощь. Второе ближайшее медучреждение специализированной помощи («с функцией стационарного ухода»), которое все еще числится за Украиной, уничтожено в ходе артобстрела. Четыре отделения этой больницы, включая реанимационное, прикрепили к другой клинике, рассчитанной на 20 тысяч жителей — и теперь она обслуживает как минимум 80 тысяч человек, местных и «лиц, перемещенных внутри страны» (ЛПВС).

Пациентов, которые нуждаются в более сложном лечении, направляют за 136 километров в город Мариуполь, где украинские власти работают над созданием региональной больницы. Или еще дальше — и там больным приходится соперничать за медицинский уход с местными жителями.

А еще есть Донецк. Всего восемь километров от Марьинки.

«Понятно, что люди едут туда, — говорит Ткаченко. — Едут так, как всю жизнь и ездили. Сами по себе. Разворот никому еще вроде не дали».

Ткаченко утверждает, что его сотрудники не могут выписывать больным направления на лечение в учреждениях по другую сторону линии соприкосновения.

По условиям программы, пациенты должны предоставить медицинскую карту (историю болезни) и записи лечащего врача. Несколько человек из подконтрольных правительству населенных пунктов типа Марьинки, Угледара или Мариуполя, которые проходили лечение в Донецке, рассказывают, что местные врачи «рекомендовали» им ехать туда — вместо того чтобы дать официальное направление.

«Да, вероятно какой-то доктор в действительности может посоветовать — езжайте туда, попробуйте там, — признает Ткаченко. — Но направить человека в какую-то невнятную недореспублику? А что если мы человека туда направим, а там обстрел? Или он назовет кого-то сепаратистом и затем у него будут неприятности? Наши врачи очень осторожны. Вы же понимаете, какие тут могут быть последствия. Направить пациента официально было бы просто преступно».

Более того, медицинские записи пациентов, вернувшихся после лечения на подвластные Киеву территории, местные врачи официально не признают. То есть, человек не может взять больничный или, к примеру, претендовать на пособие по инвалидности.

После операции в Донецке Виктору отдали историю болезни, но велели прятать ее во время пересечения линии фронта.

«Да все боятся», — произносит он.

В «сепаратистских районах» также есть врачи, советующие своим больным обратиться за медицинским обслуживанием в учреждения на проправительственной земле.

40-летняя Татьяна — она на четвертом месяце беременности — только что вернулась в украинский Мариуполь из поездки в родной Донецк. Там она ходила на прием к гинекологу. Донецкий врач направила Татьяну — конечно, неофициально — к своему коллеге, который теперь живет и работает в Мариуполе. А еще она заверила Татьяну, что в Мариуполе можно рожать без опасений.

«Я моментально ощутила облегчение. Если мой доктор сказала, что знает этого специалиста — они работали вместе, значит все хорошо».

Первых двух детей Татьяна рожала в Донецке, а третьему там родиться не суждено: супруг Татьяны — полицейский, и после того, как в 2014 году его перевели в Мариуполь, в Донецк ему теперь въезда нет (имя фигурирует в черном списке).

Несмотря на возможные последствия, Татьяна регулярно посещала другую сторону границы. Лечилась сама и возила старшего ребенка — восьмилетку с аутизмом — в Донецкий областной детский клинический центр нейрореабилитации (также известный как Центр Евтушенко).

До 2014 года Центр Евтушенко знали по всей Украине. Люди годами ждали своей очереди, чтобы попасть на прием. Жительница Мариуполя Ирина (имя изменено по просьбе героини) тоже недавно показывала врача центра своего сына с аутизмом. Из-за оттока пациентов время ожидания сократилось до одного месяца.

Политическая составляющая программы очевидна, говорит Ирина. Фактические власти Донецка недвусмысленно поддерживают пересечение границы: «Чем больше у нас пациентов из Украины, тем лучше. Приезжие из Украины лечатся бесплатно — или получают какие-то льготы».

Впрочем, по словам Ирины, у сотрудников больницы было совсем иное отношение к больным. Они спрашивали, откуда приехали Ирина с ребенком, и заносили эти данные в карту, да, — но в смысле лечения медикам все равно, откуда их пациенты. «Про политику никто не говорил. Сотрудники больницы просто хотели помочь моему ребенку», — вспоминает она.

Тем не менее, Ирина согласилась рассказать о своих поездках через линию соприкосновения только в своем автомобиле. Сейчас она снова намеревается везти четырехлетнего сына за сто километров от Мариуполя. Теперь такой путь может занять более девяти часов. «Я отчаявшаяся мать, и я готова на все», — говорит Ирина.

Украина — не единственная страна, где медицинское обслуживание превратили в инструмент пропаганды и «мягкой власти». В соседней Грузии правительство предоставляет бесплатное лечение выходцам из Абхазии — отколовшейся территории, на которую Тбилиси по-прежнему претендует, хотя фактически эти земли оккупированы Россией.

Утратив вместе с восточными территориями важнейшие объекты медицинской инфраструктуры, Украина также пытается прибегнуть к «мягкой власти» — soft power. В подконтрольной правительству части Донбасса не хватает не только медучреждений и оборудования, но и собственно персонала: в некоторых больницах до 30% сотрудников — военные медики.

«Врачи — проблема для всей восточной части», — соглашается заместитель министра по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Украины Георгий Тука.

Украина не предусматривает ни финансовых, ни иных стимулов с целью побудить медиков работать в приграничных районах — но и сепаратистские территории страдают от кадрового дефицита. Только там, по слухам, проблему решают просто: задерживают специалистов медицинского профиля при попытке пересечь «линию соприкосновения» в сторону подконтрольных правительству областей.

И все же тут важен подход. Правительство Грузии выбрало подход, ориентированный на примирение, — в отличие от российских властей, которые не перестают насаждать свой контроль.

В декабре 2014 года правительство прекратило выдачу пенсий и других бюджетных выплат жителям временно оккупированных территорий.

Тука признает, что тут «налицо желание наказать население».

Жители удерживаемых сепаратистами Донецка и Луганска имеют право претендовать на украинские пенсии и пособия только в том случае, если зарегистрируются в качестве «перемещенных лиц» (также известные как лица, перемещенные внутри страны, — ЛПВС) на подконтрольной Киеву территории.

В результате трансграничный поток желающих воспользоваться услугами в области здравоохранения идет почти исключительно в одну сторону — в сторону сепаратистских областей.

Жителям «временно оккупированных территорий» Украина предлагает лишь одну программу помощи в области охраны здоровья. Это запущенная в 2014 году «Гуманитарная программа» заместительной терапии и поддержки для пациентов с продолжительной зависимостью от опиатов — только жителей Крыма. После присоединения полуострова Россия прикрыла местные программы заместительной терапии (то же самое Москва сделала в Донецке с Луганском). Инициатива, которую финансировали международные организации, завершилась в 2016 году. До этого программа успела помочь примерно двум сотням человек.

Украинское правительство неохотно комментирует сепаратистскую программу по оказанию медицинских услуг.

«Видел объявления. Данных касательно того, сколько людей воспользовались услугами в рамках этой программы, у меня нет, — говорит Тука. — Не думаю, что она действительно эффективна».

Осведомленные о ситуации международные представители системы здравоохранения равным образом не склонны ее комментировать. Они охотнее рассуждают о том, как сильно жители удерживаемых повстанцами территорий нуждаются в медицинском обслуживании. А вот фактические власти этих районов «предпочитают распространяться о ‘гуманитарной программе’, а не о подлинных проблемах, которые у них есть на сегодняшний день», — полагает Кристиан Каррер из французской организации Association Internationale de Coopération Médicale, поставляющей медикаменты обеим сторонам конфликта.

И все же Каррер и многие другие сотрудники гуманитарных организаций согласны с пациентами Донбасса: медики, продолжающие работать на подконтрольных сепаратистам территориях, это неравнодушные и внимательные профессионалы своего дела. Они работают в сложных условиях, а некоторые предоставляемые ими услуги — хотя и далеко не все — действительно полностью бесплатны.

Он рассказывает, что донецкие больницы на входе вывешивают списки полученных от гуманитарных организаций лекарств и оборудования, чтобы больные знали, что именно они могут получить бесплатно. «Коррупция — это когда у тебя есть деньги; у этих людей денег нет».

И даже с учетом сомнительных мотивов — а также диапазона предлагаемых услуг — пользу приносит и сам по себе факт пересечения больными «линии соприкосновения». Многие с нежностью вспоминают об опыте лечения в Донецке — и к нежности этой примешивается ностальгия об утраченном.

«Какое-то время я по Донецку не скучала, — рассказывает уроженка этого города Татьяна. — Я испытывала боль. Они забрали наш дом, пришли с оружием».

Однако в последний свой приезд моя собеседница обратила внимание на то, каким ухоженным стал этот город, — и насколько местные дороги лучше, чем дороги на «украинском» Донбассе. «Донецк — очень славный город, и теперь люди там поменялись — они снова стали доброжелательными. Жители были озлоблены на Украину — и некоторые может все еще злятся, но в этот раз я таких не повстречала. Все было проще — и теперь я, может быть, снова чуточку скучаю по Донецку».

Но больше всего больные и медики Донбасса скучают по миру, нормальной жизни и свободе перемещения — тому, что было у них до 2014 года. Именно про это они хотят говорить — а не рассуждать о корнях и геополитике конфликта, который разделил семьи, соседей и коллег по работе.

«Нужно положить конец войне, снова объединиться и жить как раньше: нормально, дружно, понятно», — уверен Сергей Ткаченко из Марьинки.

Красноречивый пример того, как война уродует жизни: ради получения медицинских услуг люди становятся пешками в пропагандистской войне. «Мы простой народ, а они порушили нам всю жизнь, — сетует Виктор. — Простой народ, который раньше жил мирно».