«Распятый зек» свободен

Видеосъемку его пыток сумели раздобыть адвокаты правозащитного фонда «Общественный вердикт», до этого более полутора лет пытавшиеся возбудить уголовные дела по фактам пыток в колонии. Они получали отказа за отказом, пока не нашли вот эту запись. 20 июля она была опубликована на сайте «Новой газеты», в тот же день было возбуждено уголовное дело в отношение работников колонии.

Мы с «Общественным вердиктом» подъезжаем к воротам колонии около восьми утра. Адвокат Эльдар Лузин волнуется: обычно освободившихся выпускают после восьми, но колония, не заинтересованная в шумихе вокруг освобождения Макарова, может выпустить его и пораньше, без свидетелей, как, например, было с «болотником» Иваном Непомнящих. В семь утра он вышел из тюрьмы — а за воротами никого.

В этот раз толпа журналистов собралась у ворот задолго до начала рабочего дня. Работники колонии протискивались сквозь это сборище, не оглядываясь на камеры. Лишь одна пожилая дама, уверенно процокав каблуками за ворота, бросила: «Чего ждете? Его уж выпустили давно».

Подтянулся наряд полиции, встав в сторонке, наблюдал.

Многолетний герой «Новой газеты» Руслан Вахапов, освободившийся из ярославской зоны только в июне, проводил для собравшихся журналистов краткий обзор типажей колонии:

«Вон идет самый лучший врач, самый человечный в мире врач, — бросил он в спину невысокой полноватой дамы с пышной блондинистой укладкой».

Сквозь приоткрывшиеся ворота расконвойные видят нас издалека, машут руками: то ли Вахапову, которого узнали, то ли просто свободе.

Руслан Вахапов, который отсидел в ярославской колонии свои пять с половиной лет, от звонка до звонка, ключевой персонаж этой истории. Получив в 2012 году абсурдный, наскоро состряпанный приговор по обвинению в развратных действиях в отношении несовершеннолетних (он помочился на обочине и случайно попался на глаза детям), Вахапов не смирился, не согнулся, а продолжал и в колонии сохранять спину прямой. Его били — он всюду писал, жаловался, его снова били. По случаю именно в этой колонии отбывал наказание Иван Непомнящих, осужденный по «болотному делу» и тоже имевший совершенно конкретные представления о ценности человеческого достоинства. Непомнящих тоже били, и он тоже писал, и тоже безрезультатно.

«С Евгением Макаровым мы знакомы примерно с 2014 года. Мы вместе с ним отбывали наказание в строгих условиях содержания, кушали за одним столом. И вот это вот воспитание, что нужно требовать то, что тебе положено по закону, наверное, было положено от меня», — рассказывал журналистам Вахапов, объясняя генезис макаровского сопротивления.

Упрямое достоинство, вот такое заранее обреченное, львиное сопротивление всепобеждаещему злу — это ведь очень красиво, правда? Однако в отличие от прочих красивых примеров этот — совсем не заразительный. Фактически стерильный. Ведь в ярославской колонии было много и других зеков, которых точно так же ломали из любви к вертухайскому искусству. Однако к идейным Непомнящих и Вахапову примкнул почему-то один только Макаров, который сидел совсем не по романтической статье. (А по какой — не важно.)

Евгению Макарову сейчас, на момент освобождения, 25 лет. А сел он в 17. То есть кроме Вахапова, учителей у него в жизни особенно и не было — это если не считать тюремных психологов. Но Вахапов, по-моему, сумел преподать ему краткий курс самой главной науки.

Ближе к половине девятого, когда открывается комната свиданий, к колонии начинают подтягиваться родные и близкие заключенных. Мам легко отличить по объемным сумкам, жен — по каблучкам и легкомысленным юбочкам, это в такой-то холод.

Родных и близких также шокирует собрание у ворот колонии.

— А чего это сегодня такое-то? — спрашивает меня одна из мам.

— Сегодня выходит заключенный, из-за которого весь мир узнал про пытки в колонии, — отвечаю я.

— Аааа! — понимающе тянет мама, резюмируя: — Ну так это всегда тут, как вы хотели-то?

Камеры отвлекаются на маленькую светловолосую женщину в малиновой курточке. «Это мама, мама», — переговариваются журналисты. Руслан Вахапов ловко оттесняет камеры, отнимает маленькую женщину у них, отводит ее в сторону: «Ребята, вот это не надо снимать, правда. Вот это уже личное». Мы с расстояния смотрим, как они втроем — мама заключенного Макарова, Руслан Вахапов и его жена Юля — стоят, обнявшись. «Сегодня можешь плакать, сколько хочешь, Таня, сколько хочешь», — говорит Вахапов маме.

Евгения выпускают в девять утра. Он выходит за ворота в теплой тюремной куртке и черных пластиковых сланцах. Он маленький и щуплый, особенно на фоне высоченного Вахапова, который приобнимает его за плечи, будто подбадривая. «Здравствуйте все! — говорит Макаров. — Спасибо вам всем за поддержку, за то, что всем вам было небезразлично происходящее в этой рабской системе, которую они тут устроили».

Ну и дальше — про других сидельцев, которые стали потихоньку поднимать головы, после всего случившегося, и хоть они и не заявили никуда о нарушении своих прав и пережитых пытках, но «мы держим их на контроле».

Перед собравшимися журналистами, кстати, Макаров высказал свою озабоченность вопросом госзащиты: «С этим моментом надо разбираться, потому что незнамо что будет. Потому что меня ограничивают одним местом жительства и десятью часами вечера. Так что любой, кто захочет, сможет прийти в десять вечера и встретиться со мной, и я не знаю, что делать».

Озабоченность Макарова данным вопросом разделяет и «Общественный вердикт». До дня освобождения, согласно постановлению следователя, обязанность обеспечивать госзащиту была возложена на начальника колонии. Как государство будет обеспечивать ему защиту теперь, после освобождения, непонятно, следователь ничего не сказал по этому поводу. Ситуация усугубляется еще и тем, что Макарову назначено три года надзора, т.е. все это время он обязан будет после десяти часов вечера находиться по месту регистрации.

Как, впрочем, и начальство колонии и люди из руководства областного УФСИН, которые, как следует из материалов уголовного дела, и заказали «воспитательные работы» в отношении вечного жалобщика Макарова, а также видеоподтверждение факта проведения этих работ.

Позже в кафе освободившийся Макаров выпил коньяку с правозащитниками и ранее освободившимися сокамерниками. Почти не закусывал. «Ну, за жизнь воровскую!» — предложил тост высокий тип в татуировках. Слегка захмелев, Макаров смешно, подробно и в лицах рассказывал про свою борьбу с тюремным начальством. Говорил также про планы — но здесь был более краток:

— Профессия у тебя есть какая-нибудь?

— Да нет ничего, с 18 лет по зонам, какая у меня может быть профессия? О создании семьи думаю. Конечно, об этом думают всегда, тем более возраст уже такой, тем более столько лет просижено.

Потом обнимал маму, много говорил по телефону и постоянно разглядывал себя в зеркале.

В одиночной клетке, где Евгений Макаров провел последние месяцы, зеркал не было.