В поисках потерянной ренты

— Пенсионная система возникла не вчера, ей уже порядка 130 лет. Речь идет о классической распределительной системе, которая охватывает всю или значительную часть населения. Эта система возникла как ответ на индустриализацию, как ответ на то, что значительная часть сельскохозяйственных работников переселялась в города, где они были лишены поддержки семей, поддержки патриархального уклада. И в ответ на этот вызов железный канцлер Отто фон Бисмарк ввел вот эту распределительную систему, смысл которой был предельно ясен: мы страхуем на самом деле не возраст, мы страхуем инвалидность. Когда человек получил травму на производстве, ему надо помочь, нельзя оставить его без хлеба. При этом считалось, что после определенного возраста бессмысленно созывать комиссию и проверять, может человек работать или не может. Этот возраст был поставлен — 70 лет. Пенсионная система задумывалась исключительно как пенсия по инвалидности.

После Второй мировой войны страны вступили в уникальный для них период. Во-первых, аномальный темп экономического роста. Во-вторых, детей становилось все меньше и меньше, но стариков было еще мало, а рабочего населения, наоборот, очень много. То есть тогда был колоссальный демографический бонус. И странам начало казаться, что можно делать очень щедрые социальные программы. Необязательно ориентироваться на инвалидность, можно просто по возрасту давать определенное финансирование. И одновременно шло соревнование социалистической системы и капиталистической за более низкий возраст выхода на пенсию.

Все было великолепно, пенсии были высокие, пенсионный возраст низкий, но фаза демографического перехода прошла, детей больше не стало, а стариков становилось все больше и больше. И большинство стран уже к 70-м годам прошлого века начало понимать, что эта система не вытягивается. Реагировали на это по-разному. Кто-то пенсии уменьшал, кто-то страховые взносы увеличивал. Но большинство решило, что можно и нужно повышать пенсионный возраст. Благо ситуация сильно поменялась. Большинство людей уже не было занято тяжелым физическим трудом, которым явно после 70 лет заниматься не стоит, а были заняты в основном в сфере услуг. Является ли этот способ балансировки идеальным? Нет, конечно. Не на века этот способ. Но в этот исторический период он абсолютно необходим.

Почему не на века? Потому что раньше пенсионный возраст был такой чертой, и всем было очевидно, что после этого возраста человек не может работать. Сейчас мы такую черту провести просто не можем. Кто-то работает, прекрасно себя чувствует и зарабатывает после 80 лет, а кто-то из-за научно-технического прогресса останется безработным в 30 лет.

Пенсионная же система неизбежно будет потихоньку сворачиваться.

Но надо сделать так, чтобы это потихоньку распределялось на те поколения, которые к этому готовы. Тем, которым до пенсии остался какой-то малый промежуток, им можно предложить: вы чуть-чуть отложите возраст выхода на пенсию, и тогда, соответственно, получите больший коэффициент смещения, больше пенсию. Все деньги действительно будут потрачены на повышение пенсии. Предусмотрена уже индексация пенсий с 1 января на 7%. Поэтому это съест гораздо больше, чем экономия, — примерно на 700 млрд рублей. Поэтому вообще неверно говорить, что это про экономию. Это как раз про повышение коэффициента замещения. Просто не любой ценой, как раньше. Вот раньше мы, когда ренты было залейся, могли любой ценой повысить коэффициент замещения (один из ключевых параметров пенсионной реформы, отражающий соотношение средней пенсии к средней зарплате в стране), несмотря на старение населения, сейчас уже все понимают, что и рента конечна, и население стареет гораздо интенсивнее, чем раньше думали демографы.

— Мне очень приятно дебатировать с Владимиром, я очень уважаю его как экономиста, но я, конечно, его опровергну полностью — не потому, что он плохо делает свою работу, а потому, что эта работа ограничена некоторым куском, и есть другая часть работы, которую Владимир не делает. Начнем с опровержения некоторых расхожих формул.

Первое. Государство не платит нам пенсии. Пенсионный фонд формируется из отчислений налогов работающих сегодня людей. Потом эти деньги выплачиваются пенсионерам. Второе. Нет такого вопроса, что государству не хватит денег на пенсии, если мы все оставим как есть. В 1990-е годы в России было очень мало денег, и все равно пенсии платили. Просто они были маленькими. Если мы все оставим как есть, то, может быть, пенсии опять станут маленькими. Можно выходить на пенсию хоть в 30 лет, и потом платить с коэффициентом замещения 8%. Поэтому прежде всего нас обманывают, когда нам не говорят, какой точно параметр замещения должен быть достигнут при повышении пенсионного возраста. И это уже игра с абсолютным неизвестным. Это игра в подкидного или в переводного. А не в экономику и не в реальный договор граждан и государства.

Нам говорят, что Международная организация труда рекомендует 40% коэффициента замещения. Нам не говорят, что у нас будет 40%. Говорят, что если мы не поднимем пенсионный возраст, то у нас будет коэффициент замещения 22%. И без этого вопроса разговор о повышении пенсионного возраста не имеет никакого смысла. Как вы думаете, какой будет коэффициент замещения через 15 лет? Хотите, я вам отвечу, какой будет коэффициент? Такой, на который мы согласимся. Он будет, как и сейчас, в районе 30%. Потому что 30%, которые сейчас есть, — это некоторый политический баланс, некоторая граница роптания. Если сделать коэффициент замещения 26%, то политическая система зашатается. Но он не будет 35%, пока вы этого не потребуете.

Потребовать можно. Дело в том, что у нас есть резервы для решения пенсионной проблемы. Это рента. Россия с экономической точки зрения очень сложная страна. У нее есть очень плохие стороны и есть хорошие. Плохая новость про российскую экономику состоит в том, что у нас при достаточно низкой эффективности экономики достаточно высокие расходы на труд. И эта доля снижает возможную долю инвестиций. Так уж сложилось. Пенсионная система — один из факторов этого. И нам нужно совершить маневр, при котором мы должны как-то повышать эффективность экономики, имея такое неблагоприятное соотношение в ее базовых структурных параметрах.

И у нас есть хорошее условие — рента. Которая, в принципе, позволяет совершить такой маневр. Если бы мы зафиксировали расходы нефтегазовых компаний и доходы от экспорта нефти и газа на уровне 2005 года, то к настоящему времени в некоем предполагаемом фонде будущих поколений должно было находиться $1,2 трлн долларов. Это больше, чем сейчас находится в норвежском фонде. Норвегия инвестирует эти деньги под 6% годовых — соответственно, получается $60 млрд в год. Если бы мы получали столько, то мы бы на две трети закрывали весь бюджетный трансфер.

Кроме того, у нас практически не собирается рента с экспорта многих других ресурсов. Как считают некоторые экономисты, занижен уровень налогообложения в газовой сфере — там недособирается рента. Плюс к тому у нас есть резерв из продажи государственных активов, и эти деньги также могли бы войти в этот фонд.

Не бывает чисто экономических реформ. Реформы — это политэкономия. И это перераспределение денег между разными группами в обществе. У нас больше всего на душу населения во всем мире миллиардеров, у нас экономика очень олигархическая, которая формирует огромные доходы, которые довольно узкие группы людей приватизируют.

И это система, которая не рассосется сама собой. Сейчас она испытывает некоторое денежное ограничение и пытается будущие ограничения частично переложить со своих плеч на наши. Собственно говоря, то, что предлагается в реформе, это идея о том, что при увеличении количества пенсионеров мы сохраним 30% замещения. Но даже это нам не гарантировано, если ухудшатся внешние экономические условия. И нам необходимо совершать структурный маневр, в котором мы сможем обсуждать вопрос пенсионного возраста, если мы вместе с государством определим те источники дохода, которые будут формировать будущий пенсионный фонд. Это очень просто. Сегодня деньги от экспорта энергоресурсов поступают в бюджет, там их тратят так, как нужно олигархической экономике. Потом начинают распределять между гражданами оставшееся. А я предлагаю наоборот. Эти деньги должны прямо отправляться в пенсионный фонд, который поможет решать пенсионную проблему.

— Как можно говорить о тех деньгах, которые уже проедены? Мы их уже с вами схрумкали. Сейчас этих резервов нет, а коэффициент замещения держать надо. Ту гигантскую сумму, о которой говорил Кирилл, мы могли бы теоретически скопить за 12 лет гипервысоких цен на нефть. Но этих денег больше нет, в фонде национального благосостояния крохи остались. Куда пошли все эти деньги? На самом деле они пошли на социалку. До 2008 года мы копили ровно столько, сколько и предлагал Кирилл накопить. Поэтому я за базу сравнения взял 2008 и 2017 год. Куда ушел весь прирост в 18 триллионов рублей? 44% — это расходы на социальную политику. Увеличили практически на 60% базовую часть пенсии. На втором месте 18% — это расходы на образование, здравоохранение, то, что мы считаем важными инвестициями в человеческий капитал. Следующее — национальная экономика. Это 15%. И те силовики, которые нас всех возмущают, — 11%. Конечно, часть этих денег осела понятно где, но львиная доля была потрачена именно на рост пенсии.

— Это важно — говорить о деньгах, которые уже проедены. Если люди, которые руководили страной, уже их проели, то реформу нужно начинать с того, что не доверять ее этим людям. Это первое! Второе — ничего не кончилось. У нас есть огромная государственная собственность. И у нас сегодня нефть $75 или $80 за баррель. Я говорю об очень простой структурной реформе: мы начинаем фиксировать, что значительная часть наших нефтяных доходов вообще не попадает в бюджет, а сразу отправляется в нефтяной фонд. И поэтому этот фонд будет пополняться даже при более низких ценах на нефть. Если будет маленькая рента, значит, маленькая будет копиться. Большая — значит, большая будет копиться. Но она всегда будет копиться, а не поступать в распределиловку строителей мостов в различных направлениях.

— Досрочников около сорока групп. Часть решений уже принято по «вредникам», досрочникам — увеличить для них тариф страховых взносов. От 2 до 8% больше платят за них работодатели, если у них есть вредные или опасные рабочие места. Потому что раньше у работодателей был прямой стимул наращивать количество этих «вредников», чтобы как можно больше получить денег из бюджета. И, соответственно, зачем платить человеку зарплату дополнительно, если щедрое государство ему платит. Поэтому они во «вредники» записали секретарш, бухгалтеров — всех, кого на заводах нашли, всех записали. Когда им выкатили дополнительный тариф, они сразу обратно всех этих секретарей переписали в обычных сотрудников и потихоньку начинают проводить аттестацию рабочих мест и разбираться с «вредностью».

По учителям, врачам уже принято решение о том, что им начинается увеличение пенсионного возраста примерно на 5 лет, как и всем остальным категориям. То есть они тоже не стали исключением. По военным. Это на самом деле очень сложная тема. Я изучил пенсионные системы разных стран мира. В США ровно такая же, как у нас. Сам не поверил. 20 лет служишь, потом сразу на пенсию — и все. Только сейчас они какие-то дополнительные накопительные элементы вводят.

У них тоже огромная армия и огромные зарплаты. В идеале, конечно, хотелось бы, чтобы человек, закончив военную карьеру, шел переучиваться. Тогда бывшие военные начинали бы гражданскую карьеру и выходили бы на пенсию, как и все, в 60 лет, но получали бы две пенсии. Для них не жалко, потому что эти люди родину защищают. Поверьте, простых решений тут нет. У нас остались не охваченными реформой только силовой блок и некоторые малые списки типа балерин.

— Мы круче. Если вспоминать Норвегию, то на душу населения у нас гораздо меньше нефтегазовый доход. Но абсолютный доход нефтегазовый у нас больше. И у нас население гораздо беднее. И в принципе нужные нам деньги — маленькие. Сегодня российский пенсионер в год стоит 2300 долларов. Это ерунда. Вкладываете на 5% доходности — получается $50 млрд. Вот эти $50 млрд передаете в пенсионный фонд. Это уже 30% от всего объема [годовых расходов ПФР].

— Повышение пенсионного возраста неизбежно. Все страны мира это делают, независимо от того, есть ли у них рентные доходы, нет у них рентных доходов, есть ли коррупция, нет ли коррупции, какая у них система — накопительная или распределительная, — даже те, которые очень бедные, как мексиканцы, тоже имеют пенсионный возраст 67 лет. Решает ли повышение пенсионного возраста все проблемы? Нет, конечно. И конечно, нужны другие решения по целому ряду вопросов. Но принятие решения о пенсионном возрасте в любом сценарии делает нашу жизнь лучше. Если будет проявлена политическая воля нынешнего руководства, будут совершены необходимые реформы, тогда повышение пенсионного возраста будет с благодарностью воспринято рынком труда, на котором появятся новые рабочие места. Повышение пенсионного возраста внесет существенный вклад в экономический рост. Примерно на полпроцента ВВП, каждый год он будет прирастать больше, чем без этого решения. Если же мы будем болтаться в нынешней ситуации стагнации, то в этом тоже нет ничего страшного — нам удастся перераспределить деньги от тех, кто может работать и работает, к тем, кто уже стар и не может работать. Это тоже повысит справедливость распределительной системы.

Если нас ждут совсем плохие времена, то и здесь повышение пенсионного возраста играет положительную роль, потому что люди заранее понимают, что надо дольше рассчитывать на собственные силы, на свою семью, на свое образование, на самих себя. А не на государство. Поэтому в любом сценарии эта мера полезна, альтернативы ей нет. Все остальные меры могут обсуждаться. Они могут быть полезными, как, например, использование природной ренты. Но опять-таки не надо преувеличивать их значимость. Невозможно изъять сразу всю природную ренту. Где экономить — до конца не понятно. Например, военные расходы сейчас составляют 3% ВВП (мы их сократили, было 4,5%). Везде есть резервы, но надо понимать, что их использование — тоже вещь не быстрая. Любое решение требует определенного времени.

— Что происходит сегодня? Сегодня работающий пенсионер получает 13 тысяч рублей пенсии и при этом отчисляет от своей зарплаты 20% на социальное страхование. Еще он платит государству подоходный налог. В принципе его пенсия не так далека от того, что он обратно выплачивает государству. Согласно моей модели — с использованием рентных доходов — человек будет получать некоторую часть пенсии из этих фондов, а другую — от государства — как некоторую страховку от недееспособности. А сейчас — это фискальная реформа, которая связана с тем, что государство управляется очень капиталоемкой коррупционной коалицией, которой нужно очень много денег для поддержания самоустойчивости. Эта коалиция формировалась в период, когда доходы все время росли. Теперь они перестали расти, и у коалиции — мандраж, она опасается, что не удержится у власти в такой ситуации. Она это компенсирует несколькими способами. Пенсионная реформа — один из них. Но она подрывает доверие граждан государству.

И экономические выкладки, которые нам приводит Владимир, не могут нам гарантировать исполнение обязательств государства.