Вадим Курылев: «Нам не нужна война!»

— В 2014-м все было подстроено так, что люди должны выбрать из двух зол — либо за тех воевать, либо за этих. Я записал с «ЭлектропартиZанами» альбом «Минные поля свободы», в заглавной песне есть строчка: «Сам себе признайся, кто ты, за какой погибнешь фронт». Как раз о том, что нет выбора, погибать или жить, выбор лишь — за кого погибнуть. И эта безысходная дилемма навязывается сверху. Очевидно, что этому надо что-то противопоставить, причем именно коллективное. Так пришла идея записать коллективно вещь с того же альбома «Нам не нужна война». Мы спели ее с 12 вокалистами — Александр Чернецкий из «Разных людей», Илья Черт, Сергей Паращук из «НЭПа»… И стало понятно, что антивоенный проект складывается. Желающих участвовать в этом становилось все больше и больше.

— Сразу вспоминается знаменитое «принуждение к миру». Конечно, любой самый отъявленный милитарист всегда вывернет свой милитаризм так, что он за мир во всем мире. Зачастую это даже служит поводом для агрессии: «Они хотят напасть на нас, поэтому мы первые нападем, чтобы защитить мир». Очень мутные политические игры, повлиять на которые сложно. Но это не значит, что не надо ничего делать.

— Я думаю, что «Порнофильмы» и «Эллизиум» на украинском фестивале просто обманули, скрыли, что там будут собирать деньги и на что именно. Но если они попали в такую засаду с украинской стороны, это же не значит, что для симметрии надо попасть в пропагандистскую ловушку с российской. Им пообещали, что милитаризма на фестивале не будет, и, как оказалось, тоже обманули. Ну и зачем наступать дважды на те же грабли? Совершенно правильно сделали, что не поехали. Но не менее правильно сделал Нойз, который поехал на «Нашествие» и сыграл там антивоенный сет. Каждый выбирает сам, но это два способа сделать одно и то же, сказать: «Нам не нужна война!»

— В это трудно поверить, но у нас нет финансирования, это ж не коммерческий проект, это андеграунд по сути. Музыканты приносят уже готовые песни, на студию мы не тратимся. Чтобы выпустить небольшим тиражом компакт-диск на независимом лейбле, деньги, конечно, нужны, но весьма и весьма умеренные. Некоторых денег стоит организация концерта, но концерты более или менее отбиваются, приходит достаточно народу, чтобы вернуть расходы. Госдеп нам не нужен и даже противопоказан, а вот с международными антивоенными организациями мы действительно начинаем сотрудничать.

— Ну, хотя бы потому, что в России таких организаций не существует или они парализованы. А нам бы хотелось, чтоб они были и действовали. Есть и еще одна причина, принципиальная. Если протестовать против войны в отдельно взятой России, складывается впечатление, что мы тупо желаем поражения своей стране. А это не так.

— Нет, речь идет об информационном сотрудничестве. Пусть они рассказывают о нас у себя, а мы о них здесь. Думаю, что со временем западные пацифистские группы появятся на сборниках «антиАрмии», а «антиАрмия» на западных фестивалях.

— Послушал Джона Леннона в школе, после этого вопросов не оставалось. Но так случилось, что я попал в армию и увидел эту систему собственными глазами. Через месяц после того, как меня призвали, умер Брежнев. А служил я в погранвойсках, это «щит родины», если что начнется — первыми и погибнем. Нас построили на плацу и сказали: «Товарищи солдаты, наступил тревожный момент для нашей родины, граница переходит на усиленный режим охраны». Было жутковато, все ждали, что начнется то, чем нас пугали много лет.

Мужчины любят пострелять, но в армии я настрелялся на всю оставшуюся жизнь. Тогда как раз меняли вооружение: с АК-47 переходили на АК-74. И у нас на стрельбище была задача расстрелять боезапас к сорок седьмым. Лишь бы куда, попадешь или нет — не важно.

— В военное еще хуже. Я пару раз бывал в местах боевых действий, видел, как это страшно. Группа «ДДТ», где я играл в девяностые, ездила в Чечню. Это была осень 1996-го, перемирие. Мы сыграли один концерт для российских военных, другой для жителей Грозного. Боевики там тоже присутствовали. А через месяц военные действия возобновились и те, кто нас слушал, снова стали стрелять друг в друга. Но это не значит, что не надо было играть. Мы, по крайней мере, показали, что такое возможно.

Другой раз был в Югославии. 1999 год, силы НАТО бомбят Белград. При этом в течение двух или трех недель каждый день в городе шел антивоенный фестиваль, выступали артисты из разных стран, в том числе мы. Днем, с 12 до 16, потому что по вечерам — натовские бомбежки. Две разные войны, а ужас тот же.

— Был. Мы ездили туда в 2016 году вместе с Ерменом Анти из «Адаптации». Сели в Ростове в машину и рванули, поскольку был шанс увидеть своими глазами, что там происходит, понять. Сыграли акустику в маленьком клубе для андеграундной публики. В том же клубе, где мы и до войны выступали. В глазах у людей было то же выражение, какое я видел когда-то в Белграде. Я помню эти глаза. Хочу подчеркнуть, что мы никого там не представляли, только самих себя. В отличие от многих российских музыкантов, мы не участвовали ни в каких патриотических фестивалях и не занимались милитаристской пропагандой.

— На музыкантов госпропаганда действует точно так же, как на всех остальных. В этом смысле у нас нет никакого иммунитета. А в последнее время патриотизм многие воспринимают как возможность карьерного роста, и это тоже причина. Но все-таки большинство — не за и не против власти, они пытаются оставаться вне, отталкивают от себя политические проблемы. Мне трудно осуждать их. Люди не хотят тратить свою жизнь, свои творческие ресурсы на борьбу с придурками и мерзавцами. И есть те, кто не видит правды ни за той, ни за другой стороной. Бывают такие ситуации в жизни, когда правых нет. Когда мир не делится без остатка на своих и чужих, хотя нас в этом пытаются убедить. Не надо выбирать из двух зол, есть третий путь, который мы как раз и показываем. Большинство музыкантов с радостью отдают свои песни в «антиАрмию» и соглашаются выступать на антивоенных концертах. Мне кажется, до нас они просто не знали, что такое возможно.