Кто промолвит

Кому не приходило в голову, что конечная победа разума над неразумием неумолима, как судьба? И надо только дотерпеть, дождаться. И не выступать, не высовываться, не участвовать, не вмешиваться, не подставляться.

Разновидности социального прозябания и игр, в которые не устает играть внутренний эмигрант, многообразны и вырабатывались десятилетиями советской жизни. Тогда можно было уйти в личные и семейные дела, в быт, делать карьеру, заниматься наукой, искусством, сеять вечное и доброе в школе, вузе. Туризмом увлекаться, спортом, шахматами. Наконец, в карты резаться по маленькой и пиво с вермутом пить. Чем не занятие?

СССР пал, идеологию отменили, и многие оппозиционеры-молчуны превратились в знойных защитников нового режима. А вот у немногих, оставшихся при прежних взглядах, привычка стоять в стороне не исчезла. И если в советские времена причиной тому служил страх или отчуждение, то ныне неучастие и даже вынужденное послушание имеют своей причиной чувство брезгливости. Как же случилось, что свобода, о которой мечталось, так и не наступила? Не потому ли, что другого мы не заслужили?

Да, были диссиденты, и им мы обязаны в том числе остатка­ми самоуважения. Но все же праведников во все времена было совсем мало. А иные участники движения были никакими не праведниками, а провокаторами и стукачами. Сколько таких было? Ну если в советское время с КГБ так или иначе сотрудничал каждый пятый, то в диссидентской и даже в смежной интеллигентской среде — там, наверное, процент был еще выше. Отказаться или уклониться от предложения стать информатором могли лишь самые стойкие, упрямые или хитрые.

Да, был 91-й с его трехдневными недостроенными баррикадами и главным оставшимся без ответа вопросом: почему нас тогда всех не передушили, как беспомощных котят? Неужто из гуманизма?

И был еще год, когда можно было провести Учредительное собрание и принять решения о демократическом будущем. Была возможность суда над сталинизмом и сталинскими палачами. Но состоялся суд над КПСС, на который пригласили реформатора Горбачева как главного фигуранта. Была возможность люстрации или хотя бы какого-то подобия чистки, пусть самой мягкой и вегетарианской. Была возможность реформирования силовых структур, системы карательного и зависимого правосудия. И еще много всего можно и нужно было сделать.

Но свобода свалилась в чужие руки, ее подхватили и тут же подогнали под самые примитивные представления о благе, общественном и особенно личном. В результате, после долгих лет бутафорской демократии, мы рискуем проснуться в стране победившего сталинизма и с любовью возрожденного культа личности. И коррупции, борьбе с которой не видно конца.

Многих это устраивает. Как говорится, какой народ, такая и власть. Конечно, есть люди, открыто выражающие свое несогласие. Хотя их остается все меньше и меньше. Но есть и молчуны, не желающие мараться. Поэтому вот что важно. Как известно, сажают ныне не только тех, кто пальцем пошевелил, но и тех, кто вообще ничего не сделал. Пока это единичные случаи, хотя число их растет. Параноики, как известно, в силу болезни всегда ищут новые поводы для подозрений. Сегодня этим несчастным как никогда очевидно, что враги окружили не только страну. Им видится с необычайной ясностью, что и окружающие их родные и близкие граждане замышляют против них недоброе.

Поэтому скоро, наверное, как при Андропове, прямо на улице будут хватать и, как при Сталине, сразу отправлять на перевоспитание в правильный регион, а то, глядишь, и оформлять на десять лет без права мобильной связи. И близится время, когда золотое правило рабской морали — помалкивай и выживешь — уже не будет работать и помогать уклоняться от наказания. Не важно, протестуешь ты открыто или молчишь: и то, и другое равным образом может стать уликой и свидетельством измены для молотящей всех без разбора машины репрессий. Неумолимой, как судьба.