«Это война против российского образования»

— Пока ранили. Европейский университет, например, лишили лицензии, то есть запретили любую образовательную деятельность, год он работал как научно-исследовательское учреждение. Совсем недавно, уже после скандала с Шаникой, Европейскому университету лицензию вернули. Пока лицензия у Шанинки есть, мы можем работать, можем учить. Лишение аккредитации означает, что нам нельзя выдавать дипломы государственного образца, но значительное количество студентов приходит к нам только за знаниями, а не за дипломами. Бакалаврская программа Шанинки работает в партнерстве с РАНХиГС, ее выпускники получат дипломы РАНХиГС, к выпуску только что поступивших магистрантов мы рассчитываем и вернуть аккредитацию. Сложившаяся ситуация создает нам проблемы, но ситуация не фатальная. Школа будет продолжать работать, как делала это почти четверть века.

Набор абитуриентов прошел хорошо. Не знаю, стоит ли приписать это тому обстоятельству, что отзыв аккредитации дал нам феноменальную рекламу: такого количества хороших слов о себе мы не слышали давно — это как читать некрологи при жизни. По бакалаврской программе число поступивших даже немного выросло сравнительно с прошлым годом. Набор магистрантов оказался меньше: больше 80% от прошлогоднего, что, учитывая ситуацию, совсем неплохо: некоторые магистранты оказались вынуждены отказаться от намерений поступить в Школу, поскольку она потеряла право предоставлять отсрочку от армии.

Не знаю, хотели ли нам потрепать нервы или уничтожить. Но я не исключаю, что конечной цели этого наезда не знают и те, кто принимал решение. Они исполнители. Коллеги рассказывали, что несколько дней все шло хорошо, проверяющие были всем довольны и говорили, как повезло нашим студентам, но после трех дней благожелательной рабочей обстановки они исчезли, а дальше только прислали из Рособранадзора итоговое решение.

— В чем заключаются основные претензии к Шанинке?

— Проверяющим Рособрнадзора нельзя было пропустить ни одну программу, нужно было показать, что все они неправильно устроены, и видно, как мучительно и тяжело это им далось. Школа очень хорошо подготовилась к аккредитации. Меня, естественно, заинтересовала одна претензия: лично ко мне и, соответственно, к программе по истории, которую я веду. Она состоит в том, что ее руководитель не выступает на национальных конференциях. Во-первых, за последний год я выступал в университетах в Ростове, Екатеринбурге, Перми и в других городах. Помимо этого, я участвовал в международных конференциях. Эта претензия очень точно отражает политику в области образования: с одной стороны, от него требуют быть интернациональным, с другой — отказываются учитывать международные конференции.

Эта претензия, как и многие другие, имеет чисто технический характер: ну выступлю я на национальной конференции, но есть и принципиальные. Оказалось, что два декана Школы, крупнейшие специалисты с множеством публикаций и мировыми именами в своих областях, не имеют права руководить факультетами, потому что у них непрофильные дипломы о высшем образовании.

— Вы собираетесь исполнять требования Рособрнадзора?

— Если чтобы соответствовать требованиям Рособрнадзора, надо исправить четыре бумажки или даже сорок четыре, — исправим. А если нужно потерять свою уникальность, то этого мы делать не будем. Думаю, этого от нас никто и не ждет. Увольнять выдающихся ученых из-за того, что написано в полученном много лет назад дипломе — это компрометировать школу.

— По-вашему, есть ли в лишении Шанинки аккредитации политическая составляющая?

— Я не знаю. Я 40 лет занимаюсь научной деятельностью и привык говорить о том, о чем я знаю, и не строить догадок, для которых у меня нет материала.

С одной стороны, лишение Шанинки аккредитации попало на пик противостояния с Британией (Шанинка — российско-британский университет, аккредитованный Университетом Манчестера. —Е. Р.) С другой — проверка была плановой и назначена давно.

Речь идет о простой вещи: или ты сидишь и пытаешься разгадать мотивы тех, кто пытается тебя уничтожить, или ты делаешь свое дело. Мы не будем помогать тем, кто хочет уничтожить Шанинку и российское образование в целом. У них своя работа, у нас — своя.

— Почему Шанинку лишают аккредитации именно сейчас?

— Конкретные причины понять трудно. В целом, мы имеем дело с общей тенденцией, которая проявляется в желании соответствующих институций унифицировать и привести к одному стандарту все на свете. Я наблюдаю ее лет десять, но последние лет пять она стала невыносимой. Установление принудительного единообразия рассматривается как создание порядка. Хотя понятно, что единообразие — это смерть. Экология высшего образования, как и экология, например, леса — разнообразна. Успешное функционирование требует существования университетов принципиально разных типов, решающих различные задачи, экспериментирующих и реализующих инновационные идеи. Формула образовательного стандарта сама по себе абсурдна. Ректор РАНХиГС Владимир Александрович Мау как-то сказал, что если от человека требуют работу, он делает работу, а если показатели — то он производит показатели. Это война против российского образования. Большая часть времени всего преподавательского и административного состава уходит, чтобы объяснять руководящим и надзорным органам, что мы такие же, как все. При этом критериев столько, и они отличаются такой выдающейся бессмысленностью, что соответствовать им не может никто, поэтому усиление бюрократического контроля создает безграничные возможности для произвола.

— Чувствовали ли вы давление государства раньше?

— Я — нет. Руководство Школы делало все, чтобы обеспечить нам возможность работать спокойно.

— Шанинка — авторский проект. В 1990-х идея Теодора Шанина состояла в том, чтобы создать принципиально новую модель образования, которая, во-первых, воспримет все черты британского — как лидирующего в Европе — и, во-вторых, соединит серьезную академическую науку и ориентацию на существующий рынок труда. В 90-е было ощущение, что наука — это замок из слоновой кости, она никому не нужна. Целью Шанина было показать, что люди, которые прошли серьезную академическую подготовку, могут быть успешны, что научное знание увеличивает не только профессиональный, но и карьерный потенциал выпускников. В значительной степени этой цели Школа достигла. Ее программы получили валидацию одного из ведущих британских университетов. Для России это был первый случай мирового признания образования. Выпускники Школы в высшей степени востребованы и более чем успешно работают.

Еще одна важная часть ДНК школы: Шанинка основывалась с пониманием того, что принцип работы по специальности изживает себя. Сегодня, поступая в университет, человек не знает, будет ли его специальность на рынке труда через четыре года. Он рассчитывает, что будет менять профессии много раз и готов учиться всю жизнь. Претензия Рособрнадзора в том, что наши сотрудники работают не по специальности, бессмысленна. К нам в магистратуру часто приходят люди с большим и разнообразным профессиональным опытом, стремящиеся полностью или частично поменять профессию. Как человек, который преподавал в полутора десятках университетов в четырех странах, я могу сказать, что нигде у меня не было таких зрелых и требовательных студентов, как в Шанинке.

— Кажется, что атака на Шанинку положила начало дискуссии о давлении государства на образование в России. Чувствуете ли вы поддержку коллег из других университетов?

— Да, безусловно! И российских, и зарубежных. Дело в том, процесс удушения образования шел все последние годы, бесконечные показатели спускались университетам еще при предыдущем министре образования, бюрократический макабр нарастал. И в какой-то момент, как учил нас Гегель, количество перешло в качество: ректоры взвыли, образовательное сообщество дошло до отчаяния. История с Шанинкой попала на волну общего возмущения. Все читали замечательный документ Рособрнадзора, всем стало страшно. Когда случилась история с Европейским университетом, многие думали: ну мы-то еще поработаем, нас это не достанет. А теперь, когда у всех университетов возникло ощущение нехватки воздуха, случай с Шанинкой оказался особенно нагляден. Я разговаривал с коллегами из крупных государственных университетов и говорил им, что с ними такое сделать невозможно. Их ответ был: запросто. Ощущение беззащитности перед бюрократическим произволом есть у всех.

Сейчас активно идет процесс обсуждения резкого изменения и облегчения регламентации работы высших учебных заведений. Если это случится, можно будет даже сказать, что скандал с Шанинкой пошел на пользу российскому образованию в целом. Хочется видеть хороший симптом в том, что в июле Европейскому университету, наконец, вернули лицензию. Мы надеется, что это повлияет и на судьбу Шанинки.

— Бюрократизация влияет на уровень образования?

— Я не открою вам Америки, если скажу, что люди в этой сфере зарабатывают немного, Шанинка не исключение. Преподаватели приходят в Школу ради интеллектуального труда, творческой атмосферы и, не постыжусь этого слова, из патриотизма. А теперь их за маленькие деньги постоянно заставляют заниматься какой-то гадостью. Это очень действует на самосознание. Но Шанинка восхищает меня тем, что здесь всегда было ощущение общего дела. Никто из преподавателей пока не уходит, никто не собирается делать работу Рособрнадзора и разгонять самих себя.

Тем не менее без свободы высшего образования не бывает. Бессмысленно считать, что можно запретить думать. Немецкое образование 500 лет было лучшим в мире, а потом во многом из-за стремления к общей унификации стало провинциальным. Начался этот процесс, конечно, при Гитлере, когда лучшие профессора уехали в Америку, обеспечив лидерство американского образования и науки, а потом долгие годы неумеренного регулирования усилили этот эффект. В последние время там схватились за голову и начали исправлять положение, но это долгий процесс.

Университет — одна из самых древних действующих институций в мире, ему тысяча лет. Он обеспечивает связь поколений, связь обретения и передачи знаний: ни один другой институт пока решить этих задач не может. Будет обидно, если из-за давления государства мы потеряем более старую и важную институцию, чем само современное государство.