«Мой сын — единственный полицейский, которого защищает общество»

«Новая» рассказывала, как Руслана Рахаева пытались убить, когда он собирал доказательства своей невиновности. Как после его освобождения из-под стражи Следственный комитет организовал «протестный» митинг, который показывали по Первому каналу. Как следователь привлекал своего брата в качестве понятого. Как все эти годы живут близкие Руслана.

Обо всем этом мы писали по многу раз. У нас больше нет слов — но они остались у его матери Любови Рахаевой. Публикуем с сокращениями ее открытое письмо и просим адресатов считать эту публикацию официальным запросом.

К вам обращается мать Руслана Рахаева, капитана полиции, бывшего начальника уголовного розыска города Черкесска.

9 сентября 2011 года он был переведен на эту должность из Отдела собственной безопасности МВД по Северо-Кавказскому федеральному округу, но, не проработав и месяца, обвинен в страшных преступлениях, которых не совершал. 7 октября 2011 года он якобы избил двух административно задержанных (Джанкезова и Джатдоева), один из которых (Джанкезов) через несколько минут скончался от травм в отделе полиции.

Обвинение это абсолютно лживо. <…> В деле есть прямые доказательства, что Джанкезов подвергался пыткам за 4–6 часов до доставления его в отдел уголовного розыска. Личности полицейских, которые находились с ним в этот период, установлены в первые же часы расследования. Но правоохранительными органами Карачаево-Черкесии делается все, чтобы увести их от наказания.

Мой сын — единственный полицейский в России, в поддержку которого выступили правозащитники, судебно-медицинские эксперты, журналисты, общественность. Все эти годы его защищает фонд «Общественный вердикт». <…> Юристы считают, что это дело надо внести в учебники как образец ангажированного следствия. Беззаконие в этом деле освещают журналисты «Новой газеты», «Кавказского узла», другие СМИ. О нем сняты документальные фильмы.

Я открыто заявляю, что дело по обвинению моего сына сфальсифицировано правоохранительными органами Карачаево-Черкесии. <…>

Ночью 7 октября 2011 года шестеро офицеров полиции (двое участковых и четверо оперативников) задержали в городе Черкесске Джанкезова и Джатдоева, подозревавшихся в кражах. У задержанных установили алкогольное и наркотическое опьянение средней степени, а также отсутствие повреждений на теле. В нарушение закона их доставили не в дежурную часть городского отдела МВД, а в опорный пункт.

Джатдоева той же ночью препроводили в городской отдел МВД. Джанкезова полицейские незаконно удерживали 10 часов в опорном пункте. Доставив его утром в здание отдела полиции, они продержали его полтора часа в неустановленном помещении, а затем завели в дежурную часть избитым и окровавленным. Отмыв от следов крови, они доставили его в мировой суд, где он получил 10 суток, а затем не поместили в ИВС, как положено, а привели в отдел уголовного розыска. <…>

Через час в кабинете оперативников был обнаружен труп Джанкезова. Несмотря на то что врачи скорой помощи решили, что смерть его наступила от эмболии, офицеры, заперев труп в кабинете, скрылись на три дня, а затем явились и дали на удивление едино­образные показания против моего сына.

Офицеры терпеливо дожидались его отрезвления и пробуждения, сидя вокруг него на стульях. Доступ к нему каких-либо иных лиц они все единодушно отрицают, как и то, что применяли к нему какое-либо насилие.

Экспертиза разрушила их показания, установив наличие у Джанкезова «множественных переломов ребер, ушибов внутренних органов, эмфиземы и травматического шока», а также множественных кровоподтеков и ссадин по всему телу. Травмы были нанесены за 4–6 часов до смерти — когда он находился в опорном пункте полиции, а никак не в отделе угро, где его в течение нескольких минут видел Рахаев. <…> Но следствие и суд «назначили» подозреваемым и виновным моего сына, а оперативников наделили статусом объективных свидетелей по делу. На показаниях этих «свидетелей» и строится все обвинение. <…>

Семь лет правоохранители КЧР всячески укрывали это преступление. Только в последнем, третьем по счету, суде факт нанесения телесных повреждений Джанкезову до доставления его в отдел признали, но выделили [эти материалы] в отдельное производство <…>. Как после этого не верить слухам, что эти полицейские дали крупную взятку, и поэтому их защищают СК, прокуратура и суды КЧР? <…>

Руслан был вынужден скрыться, чтобы собрать доказательства своей невиновности. В какой-то мере на это его подтолкнула я, потому что ко мне явился один из сотрудников полиции — якобы предупредить, что жизни Руслана угрожает опасность. Но я не каюсь, потому что дальнейшие события показали реальность этих угроз: сына дважды пытались убить, дочь толкнули под машину, сестре угрожали — потому что они помогали Руслану в расследовании. <…>

Официальное следствие было сфальсифицировано. Приведу несколько примеров из множества.

Джанкезов был задержан ночью без малейших телесных повреждений, а спустя 10 часов был доставлен из опорного пункта в ОМВД избитым и окровавленным. Тем не менее опорный пункт был осмотрен только через 11 месяцев и только после наших неоднократных обращений. Осмотр был проведен формально: следов крови не искали, смывов не брали, а если и брали, то результаты скрыли. <…>

При наличии в здании ОВД 12 видео­камер к делу были приобщены записи только трех из них, остальные девять — уничтожены. Преднамеренно не приобщены к делу записи видеокамер по этажам и в холле, которые позволили бы достоверно установить все перемещения Джанкезова по зданию ОМВД и его физическое состояние. <…>

В деле семь судебно-медицинских экспертиз, проведенных в различных экспертных учреждениях страны. Но и тут СК по КЧР сделал все для уничтожения вещественных доказательств.

На экспертизу в Российский центр судебно-медицинской экспертизы (РЦСМЭ) костные останки Джанкезова направили «навалом», в трех пакетах «БМВ» и в не опечатанном виде. Комиссия отметила, что «неправильная подготовка поврежденных костей для транспортировки (с образованием большого количества костной крошки)» привела к «необратимому видоизменению первичных морфологических свойств переломов, появлению новых и/или утрате имевшихся», поэтому «возможность восполнения недостающих экспертных данных безвозвратно утрачена».

Чудесным образом эксперты смогли восстановить костное крошево. В суде заведующая отделом особо важных экспертиз Веселкина на вопрос защиты, как им это удалось, ответила, что в бюро СМЭ Московской области эксперты квалифицированней, а оборудование лучше, чем в РЦСМЭ. Не берусь судить о квалификации экспертов, но привожу списки оборудования, которое использовали в обоих учреждениях. В бюро СМЭ Московской области были использованы «микроскоп Leica M125, сантиметровая лента, линейка и штангенциркуль», а в РЦСМЭ — «микроскоп Leica M125, рулетка, линейка и электронный штангенциркуль».

Как можно с таким подлым набором фальсификаций посадить человека на 9 лет в колонию строгого режима, да еще и лишить его всех наград и званий? Я своего сына вырастила патриотом Родины, офицером, который защищал жизни людей, а не прыгал на беззащитного человека.

Убедительно прошу: не отправляйте мое обращение обратно к преступникам в КЧР, которые сфальсифицировали уголовное дело против моего сына. От вас я такой отписки не вынесу.

Любовь Рахаева, 70 лет