Репортажи · Общество

Телки уходят в подполье

В России вводится новый порядок учета скота, чреватый для населения финансовыми потерями. Как к этому отнеслись в Астраханской области, где корова давно уже не кормилица, а кошелек на черный день

Екатерина Фомина , корреспондент
Фото автора
В стране началась масштабная кампания по паспортизации коров: до 1 июля хозяин обязан занести каждую голову в электронную базу «Меркурий». По ней можно будет отслеживать жизненный путь скотины — ​от фермы до мясокомбината.
Главная цель этой общероссийской инициативы — ​повышение «биологической и пищевой безопасности». Однако в регионах федеральная затея получает интересное преломление: например, в Астраханской области при помощи коровьих паспортов власти пытаются закрепить ответственность хозяев за происшествия, связанные со скотом. Уже предприняты первые шаги: по области открыто 40 штрафстоянок для коров, пасущихся в неположенных местах.
Нередко бродячий скот вредит частным посадкам. Так, пару лет назад коровы нанесли ущерб уникальной плантации оранжевых арбузов, выводимых Всероссийским НИИ орошаемого овощеводства и бахчеводства — ​на два с половиной миллиона рублей. Никто за это не ответил.
Каждый год в Астраханской области происходит около двухсот ДТП с участием крупного рогатого скота. Иногда даже случаются человеческие жертвы, но большинство случаев кончается гибелью коровы. Часто хозяева не признают погибшую скотину своей и отказываются компенсировать убытки автовладельцев. Коровьи паспорта лишат их такой возможности.
Я отправилась в Астраханскую область, чтобы узнать, как живет народ и скот в свете паспортизации — ​и готовы ли к этому обе стороны.

«Город сэнсейшн»

Плюс сорок, шесть часов вечера. Федеральную трассу Р‑216, соединяющую Астрахань и Ставрополь, в районе города Камызяк пересекает стадо коров. Разморенные жарой коровы не спешат освобождать путь водителям. Дорога находится на возвышенности — ​здесь для коров островок прохлады, тут их хоть немножко обдувает. Ветерок разгоняет всю мошкару, норовящую прокусить толстую шкуру. Сухая, скудная земля Астраханской области вообще не создана для скотоводства, коровы тут выживают вопреки. И держат их тоже вопреки.
О существовании городка со звучным названием Камызяк многие россияне знают благодаря местной команде «Сборная Камызякского края». «Камызяк — ​это город сэнсейшн, город олд-скул цивилизейшн», — ​поют КВНщики.
Насчет первого не знаю, но про олд-скул цивилизацию — ​не в бровь, а в глаз. Очень олд-скульно смотрятся здесь коровы, иногда разгуливающие прямо по улицам.
Председатель совета депутатов муниципального образования города Камызяк Дмитрий Константинович Васильев — ​крепкий загорелый мужчина лет сорока в поло и джинсах — ​может говорить о подведомственной ему территории часами.
— Мне как руководителю города комфортнее было, если бы население за пределами города держало свою скотину. Но они живут привычкой! Я не против этого — ​пусть только не выпускают их пастись на улицы! Но мы поднимаем социальную ответственность у населения — ​вкладываемся в благоустройство. Понимаем, что город сельский, хоть мы пытаемся из него лепить что-то другое.
Глава города изо всех сил пытается урбанизировать Камызяк. В этом году выиграли грант на 55 миллионов рублей — ​будут обустраивать центр и набережную. И коровы, пасущиеся посреди города, вообще тут не к месту. Поэтому сейчас по всему городу расставлены камеры, и в режиме реального времени инспекторы следят за появлением коров в ненадлежащих местах. Правила прогона и выпаса скота зафиксированы в областном законе об административных правонарушениях. Алгоритм задержания скотины в Камызяке тоже отработан. Фиксируя нарушение, инспекторы сообщают в РОВД о присутствии коровы там, где ее быть не должно. Специальный отряд оперативного реагирования выезжает на место, чтобы загнать скотину на штрафстоянку (их в Камызяке две). Но не каждую капризную корову можно довести до стационарной штрафстоянки. Поэтому придумали мобильные — ​они оперативно собираются недалеко от места прогулки коровы из горбыля, обиваются досками — ​получается «изолятор временного содержания».
Чтобы забрать задержанную скотину, хозяин обязан выплатить штраф в размере 500 рублей за голову. А также компенсировать расходы на содержание: один час — ​пятьдесят рублей. Всех коров-нарушителей вносят в специальный журнал учета, фотографируют. Эти фотографии и видео с камер могут лечь в основу обвинения в суде. За прошлый год в городе рассмотрено 10 административных дел за нарушения выпаса (из 50 на всю область, граждане оштрафованы в общей сумме на 44 тысячи рублей).
Последний арест скотины случился за несколько дней до моего визита в Камызяк. Хозяева коровы объявились через несколько часов — ​бабушка и дедушка из села Азово-Долгое, которое недавно вошло в состав города. Старики хватились скотины в тот же день — ​заплатили 500 руб­лей, плакали. Было тяжело.
Но Васильев не жалуется на свою долю. Говорит, главам областных муниципалитетов, которые размером поменьше, приходится куда труднее.
— Он пришел, арестовал скотину — ​а там везде родственные, дружеские связи. Ну и понеслась. Доходит чуть ли не до мордобоя. Главы иногда побаиваются даже административный протокол составлять.
По областному закону задержанную корову в загоне могут держать до полугода. Если хозяева не объявятся, путь ей на мясокомбинат. Но тут Камызяк идет своим путем.
— Мы сейчас осваиваем практику Краснодарского края в период Олимпиады. Если за скотиной в течение суток не пришли, там заключали договор с организацией — ​скотину либо на бойню везли, либо на вырост. Мы проговариваем вопрос с нашим исправительным заведением — ​«семеркой» (ИК‑7. — ​Ред.). Мы готовим проект с депутатами: соберемся, нормативку подгоним. Если в течение трех дней хозяин не появился, — ​то мы ее передаем в организацию. Потом если хозяин захочет, он ее просто так оттуда не заберет. Это режимный объект. Они там, в «семерке», сейчас строят ферму, хотят содержать скот. Под нас подстраиваются! Если население не понимает, может, до них дойдет хоть так?
Коров, даже самых вольнолюбивых, во все времена мог держать в узде один человек — ​пастух. Но пастух, как ни странно, теперь профессия не просто редкая — ​вымирающая. Пастуху должны платить хозяева коров. По Камызяку средняя цена за выпас одной головы — ​450 рублей в месяц. В окрестных селах раза в два дешевле, но все равно местные говорят, что это неподъемные для них деньги.
Прежнего пастуха для Камызяка Васильев искал сам. Он горячится, когда вспоминает, как это было:
— Искали по всем фермам, кто умеет на лошади верхом ездить. Взяли одного таджика. «Вы говорите, что сдали мне 70, а я выпасаю 100», — ​ругался он на них. Они же хитрые, не показывают свое истинное поголовье. Да и если бы платили исправно — ​другое дело! А они через три месяца просто перестали платить пастуху. Я их спрашиваю: «Будете пасти сами?» — ​«А нам некогда!»
Тогда Васильев снова сделал шаг навстречу: волевым решением выделил для народа остров Тимохин на севере Камызяка, на речке Таболе. Туда можно перевозить скот на вольный выпас. Но местные затребовали от администрации города оплатить им охранника на остров — ​после того как коров по ночам начали воровать.
— Вы взрослые мужики — ​сутки через двое дежурьте. Если честно, народ у нас просто обленился, — ​возмущается Васильев.
Никто из местных так и не начал плавать на остров охранять скот. Недавно неизвестные снова зарезали там беременную корову, оставили только голову. Преступников так и не нашли.

Паспорта

Фото автора
Власти Астраханской области громогласно объявили о всеобщей паспортизации коров, но исполнители на месте впали в ступор: они не знают, что подразумевает их начальство под «паспортами». Еще два года назад Минсельхоз выпустил перечень видов животных, подлежащих идентификации и учету, но с процедурой не определился до сих пор.
— В приказе Минсельхоза об учете животных (от 2016 года) сказано: владелец должен пронумеровать скотину, как — ​не сказано. Хозяин скажет: «Я написал краской на боку «Машка» — ​мне нормально», — недоумевает главный государственный ветеринарный инспектор Астраханской области Юрий Владимирович Евтеев.
Власти области решили не дожидаться разъяснений от федерального уровня: губернатор Александр Жилкин поручил местному минсельхозу разработать единую систему «паспортов» для коров. В минсельхозе решили: проще всего — ​бирковать коров, то есть вешать бирку с номером на ушко. (Рассматривался и вариант с чипами, но до чипов Россия еще не доросла.)
Минсельхоз закупил бирки и специальные аппараты для пирсинга на деньги из бюджета.
Если в городах с необходимостью «документировать» скотину люди как-то смирились, то в селе относятся с недоверием к требованиям отчитываться перед государством о своих коровах. Например, село Образцово-Травино Камызякского района — ​отнюдь не образец порядка.
За биркование в Образцове-Травине отвечает Мария Старкова, она работает в администрации Образцово-Травинского сельского совета. Мария принимает меня в выходной дома, поэтому наряд у нее дачный, летний — ​чтобы выжить в эту жару.
— Народ боится, что введут налог на скотину, — ​делится она. — ​Поэтому многие просто прячут и не признаются, сколько у них коров. Мы уже все закупили, чтобы колоть, — ​не сознаются.
Мария живет на самом краю села Образцово-Травино. За высоким плотным забором стоят два дома — ​ее и мамин, забора между ними нет. Мама Татьяна Алексеевна держит по старой памяти трех коров. На их улице за последние пару лет почти все коров вывели: сейчас из двадцати дворов всего три держат скотину.
Гостеприимная семья норовит накормить меня борщом и домашней колбаской, но есть в жару не хочется. Садимся пить компот на светлой летней кухне и обсуждать перспективы паспортизации:
— Это такая невероятная дикость, — ​закипает Татьяна Алексеевна. — ​Вот сейчас она, корова, есть — ​через пять минут ее нет, понимаете? Она ко-ро-ва. Одна сейчас пришла у нас без рога — ​он у нее в такую жару загнил — ​и все, у нее пошел абсцесс. И нет коровы, мы ее зарыли! Другая — ​увязла в болоте. Через час застыли мышцы, и она уже не корова — ​труп. Это же такое уязвимое животное! Поглядите на нашу гуляющую скотину — ​вы нигде не увидите такого, как в Астрахани. Корова гуляет с теленком, ему всего месяца два. Сейчас такие половодья — ​и нет этого теленка! Все живут на авось. Выдержит корова с теленком — ​значит, осенью придет к морозцам. Нет — ​бог не послал. И мы другой раз по месяцам не видим их, гуляют сами по себе, как мы ее найдем и приведем вешать бирку? Дойные приходят домой. А молодняк — ​вернется, не вернется — ​бог его знает. И что, на всех паспорта делать?
— Деревня деревней. Какая здесь может быть паспортизация? — ​вставляет ее муж Женя. — ​Везде навоз. Был бы город — ​другое дело, там пусть что хотят делают, я понимаю, там должна быть чистота и порядок.
— У нас на селе главный вопрос: где пасти скот? — ​продолжает Татьяна Алексеевна. — ​Возвращаемся к хрущевским временам, когда здесь была пустая деревня, скотина была у единиц. Сенокосы были под запретом, косили ночью втихаря, как при крепостном праве, между деревцами. Сено и сейчас косить негде. Бывшие колхозники, которые получили паи, давно все распродали. Многие паи уже используются под базы. Еще дорогие наши москали приехали и скупили побережье. И выхода скотине к берегам нет! Везде одни базы. А где не базы — ​земля дикая, поросла мхом.

Сельсовет

Министерство сельского хозяйства Астраханской области ратует за увеличение количества штрафстоянок в 4–5 раз (то есть даже до двух сотен) — ​по одной или по две в каждом селе. Но в Образцове-Травине их пока нет ни одной. Коровы пасутся где придется. Например, на главной улице, которая ведет к зданию администрации села. И это несмотря на то, что на этой улице лишь шесть дворов держат коров (всего 23 головы). Коровы поели бы и аккуратные анютины глазки, высаженные ради декора посреди дороги, но клумбы наученные опытом местные обнесли колючей проволокой.
— У нас уже больше половины пробирковано, — ​отчитывается глава муниципального образования «Образцово-Травино» Ирина Гаврилова. — ​Но что писать на этих бирках — ​черт его знает, в законе не написано. Новая электронная база «Меркурий» не генерирует номера, если заносишь корову в электронную базу. Раньше каждый муниципалитет вешал бирку своего цвета и писал на ней кто во что горазд. В Японии, говорят, эта система 20 лет внедрялась. Не знаю, как у нас это будет, к чему приведет.
Глава сидит в кресле, над головой на стене портрет молодого еще Путина. Аккуратная стрижка, красивый маникюр.
— Но это не только потому, что закона нет. Люди у нас очень безответственные. Подоили и опять на ночь выгнали. Вот и получаются у нас беспорядки! Власть хочет, чтобы весь скот имел номерной чип. Но до чипов мы никогда не дойдем — ​нам бы бирки повесить.
Я спрашиваю Гаврилову, держит ли она сама скотину. Она немного смущается, будто не хочет говорить о себе.
— Я работаю, имею официальную зарплату. Но у меня есть свое хозяйство — ​без этого не проживешь, какие-никакие деньги. Я, конечно, понимаю, какие у вас в городе зарплаты, наши — ​курам на смех. Кур я держу. Скотину — ​тяжело. То, что корова — ​кормилица, мне кажется, это только в фильмах так.

Дорогие москвичи

Катя и Махач. Фото автора
— Мы их провожаем через дорогу, следим, чтобы они на дороге не остались — ​боязно, — ​рассказывает Екатерина из Образцова-Травина. — ​Наши астраханские водители знают, что тут сельская местность, надо притормозить. А эти иногородние — ​у нас же тут много москвичей: туристические базы, базы — ​мчат себе и не думают. Что у них в голове-то? Были случаи — ​сбивают. Он не сбавил скорость, помяло ему машину, а виноват кто? Хозяин! Нам вешать бирки на них боязно. Зачем? Корова стоит тысяч 30. А машины у этих москвичей по миллиону–два. Как нам ущерб выплачивать?
Катя живет с мужем Махачем, маленьким сыном Саидом и дочкой постарше. Они держат скот — ​«с мелочью» (телятами) около 20 голов. По местным меркам — ​это не мелочи. Махач работает невропатологом в районной больнице (зарплата — ​33 тысячи в месяц, плюс пенсия 8 тысяч), Катя смотрит за домом.
— Держу — ​подспорье, зарплата-то все равно маленькая, — ​рассказывает Махач про коров.
— В селе, конечно, просто так жить смысла нет. Делать нечего, если бы не было огорода и коров! — ​добавляет Катя.
Все в семье при деле — ​но до коров дела нет. Вернее, есть, но нет сил и времени. Махач — ​как один из многих жителей области — ​на свой страх и риск дает полную свободу выпаса своим коровам. День этой семьи начинается в пять утра. Не по будильнику — ​орут в хлеву телята.
— Пососали мамку — ​и идут на поля, а вечером приходят сами. Чтобы за ними идти, следить — ​такого нет у нас. Это, считай, заниматься ими надо. А как, если у меня работа?
У Махача коров воровали не единожды, но не находили почти никогда. Было однажды: местные алкоголики поменяли украденных коров на спирт. Их поймали — дали реальные сроки. Но это было давно — воришки уже давно вышли на свободу. В последнее время коровы если пропадают — как в небытие. На Тра­вино и соседние села (10 тысяч населения, около 20 тысяч голов скота) — один участковый. Пропажа скота — очередной висяк. Поэтому полицейские даже не регистрируют такие случаи.
Бирка на ушке у коровы, даже если бы она была, не оберег от воров — ​это не сигнализация, ее легко можно сорвать. Поэтому положительной стороны биркования Махач и Катя вообще не видят.
— Это в советские времена на выезде из каждой области посты стояли, все багажники проверяли. А сейчас — ​как хотят вывозят мясо.
Подоспел самовар. Катя суетится: накрывается стол в летней кухне, где попрохладней. Ставит тарелку со своей вишней, испеченный ею пирог с курагой. Садимся чаевничать.
— Сейчас уже никто не скажет: «Давай­те возрождать села», — ​отхлебывает из чашки Махач. — ​Мы невыгодны! Вот ты в Москве живешь? У вас над нами смеются. На «Поле чудес» к Якубовичу приезжают из сел, они рассказывают, сколько у них пенсия. Им говорят: шутите, что ли? Как можно выжить на такое? Корова больше не кормилица в селе, она — кошелек на черный день.