«Оттуда выходишь, как изнасилованная»

Мария Петрова (имя и фамилия изменены по этическим соображениям и в целях безопасности заключенных): «ОИК-36 — объединение трех колоний. Под одним забором — туберкулезная колония, особый режим, строгий режим. Комнаты для длительных свиданий, для всех одни и те же. С 1-го по 10-е — туберкулезники идут. У нашей колонии № 5, где мой сын сидит, свидания начинаются с 16 числа по 30-е. Обрабатывают они помещения после туберкулезников или нет, никто не знает. Но мы все боимся заразиться.

Во всех колониях Российской Федерации комнаты свиданий расписываются заранее. Заключенный написал заявление, хочет на свидание, ему разрешили и говорят ему дни, когда будет свидание. У него есть возможность позвонить родителям и сообщить. И люди идут, зная, что у сына есть разрешение и если заключенный не попал в ШИЗО, то свидание состоится в назначенное время.

А здесь никакой очередности. Приезжают все хором. И я приехала ровно 16 числа, а попала на свидание только 18-го июня. Там 13 комнат, приезжает человек 20 родителей, вот 13 человек пропустили, семерым говорят: «Идите до дома». Родственники, чтобы попасть на это свидание, целую неделю ездят. Если из другого города приехали, то пропускают, а местным отказывают, якобы делают такую поблажку. Но это же не выход из положения, правильно?

Как все это происходит? Приезжаешь туда в 6 утра, занимаешь очередь. Где-то в 9 часов приходит инспектор, приносит отпечатанные бланки, пишешь заявление. Дальше ждем до часа дня, до трех дня. Хотя этот день уже идет как свидание. Они должны часов в 9–10 привести заключенных, а мы где-то в три часа дня только зашли. И идешь ведь не пустыми руками. Сумки затягиваешь туда. Прежде чем попасть в комнату свиданий, заходишь в огромную комнату, где стоят столы, и тебе говорят: «Доставайте продукты из сумки». А у меня 13 сумок было. На свидания ведь количество продуктов не ограничивается. Если положена передача заключенному, то 20 кг можно взять на зону.

Все-все-все достаешь на стол. На этом огромном длинном казарменном столе три инспектора-женщины одновременно проверяют у троих приехавших. Смотрю, одна мамаша, ее передо мной запустили, возбухает конкретно: «Вы что делаете, изверги?! Вы чего перевернули все?» Человек идет на свидание на три дня, у него же свои предметы, туалетные принадлежности, средства гигиены, шампунь, зубная паста… И, представляете, заставили все это вылить в целлофановые пакеты.

Причем пакеты целлофановые нужно с собой приносить, их не колония дает. Каждый уже знает и несет рулон.

И эта мамаша говорит: «И что я с этим шампунем буду делать?» А сотрудница ей отвечает: «Ну сделайте дырку в этом полиэтиленовом мешке и заливайте в бутылку опять». Она говорит: «А зубную…» — «Ну ничего, через пакет можно почистить». Вот на что деньги тратишь, чтобы они все в пакеты вываливали?!

Овощи — всё режется. Еще у них какие-то деревянные палки, они ими пробивают помидоры. Потом начинают рыться этими палками в сгущенке, потом эту сгущенку переливать в пакеты, мед тоже в пакеты льют.

На столе лежит грязная тряпка и одна доска, на чем резать… Одним ножом режется мыло, этим же ножом режется мясо, этим же ножом режутся овощи… Потом нож протирается грязной тряпкой и опять на стол кидается. У меня были таблетки, которые мне нужно каждый день принимать, так они эту коробку всю разодрали, давай она в ней рыться.

Сумки текут. Все же мясо несут, чтоб в эти три дня готовить, ребенка накормить нормальной едой и самим надо кушать. Начиная с марта месяца копченая колбаса не принимается, принимается только сырокопченая. Сырокопченая стоит не рубль, а там — мамы-пенсионеры. Потом мясо в вакуумных упаковках сырокопченое… Они это все давай резать. И все разгерметизировано.Плюс ведь еще и вещи же несешь. А потом говорят: «Все собирайте!» — и руками пододвигает в одну кучу — одежду, постель, томат, колбасу, все перерезанное. И стоишь потом час, разбираешь, что куда запихивать. Сгребли, и так несем в комнату свидания».

Ирина Сидорова: «Все продукты перерезали — колбасу в вакууме перерезали, проткнули огурцы, помидоры. Одним ножом помидоры, огурцы, колбасу резали, а в йогурты палочки деревянные опускали, мешали в бутылочках. Мы мясо привезли и сырокопченую колбасу. Про мясо спросила — да, можно в вакууме. Срок годности у него месяц, но после вскрытия — три дня. Представляете, а мы три дня там находились. У меня пенсия 10 тысяч, у мужа — 13. У нас в комнате свидания холодильника не было, и все это пропало. И все помидоры, огурцы, что прокололи, разрезали — все пропало, на две с лишним тысячи продуктов. Но, извините, мы каждую копейку считаем».

— Эти действия сотрудников колонии по разрезанию и протыканию — незаконны. Да, речь может идти о выборочной проверке при наличии информации о возможности проноса запрещенных предметов. Тотальное повреждение предметов, которое приводит к тому, что они утрачивают свои потребительские качества или быстрее портятся, — это злоупотребление правом.

___

Мария Петрова: «Пока я вещи собирала, мамаши, которые уже прошли в комнаты свиданий, кричат: «Вы что делаете?! Вы совсем с ума сошли?!» Это я потом уже поняла, из-за чего они кричали.

Заходим в комнату свидания. У каждого инспектора видеорегистраторы на груди. Женщина-инспектор мне говорит: «Пройдемте в комнату». Пошли в комнату. Она говорит: «Раздевайтесь догола». Я говорю: «Скажите, пожалуйста, а то, что вы сейчас говорите, законно?» Она: «Это режимная территория, это приказ, это законно. Вы, может быть, что-то проносите».

Перед нами женщину довели до истерики. Непонятный какой-то гинеколог ее осматривал, типа искал что-то, и после у нее сердечный приступ случился, вызывали скорую. А не согласишься на такой осмотр — лишат свидания.

Я сказала сотруднице: «Вы меня обыскиваете при включенном видеорегистраторе, и на том проводе это кто-то смотрит?» Она ответила: «Ну давайте не будем ругаться. Снимайте обувь». Снимаю. А у меня были туфли дорогие очень, а в них, где каблук, с внутренней стороны на стельке сердечко, оно вшито, и оно мягкость дает ногам. Она говорит: «Ой, а что это такое? Что вы несете?» Схватила эту туфлю и давай пальцем выковыривать это сердечко. Я говорю: «Вы чего делаете?! Туфли сорок с лишним тысяч стоят, сейчас повредите, будете платить». Она держит туфлю: «Да, ничего себе, туфли какие дорогие! От кутюр? А вот мы тоже от Юдашкина носим форму!» Я говорю: «Ну и будете носить пожизненно!»

Ирина Сидорова: «Я подверглась такому унижению… Мне 59 лет, я уважаемый в своем поселке человек, и мое достоинство просто растоптали. Чего мне это все стоило, этого никто не знает, кроме моего супруга. Это было 18 июня. Меня завели в комнату, сотрудница ощупала меня. Сказала: «Раздевайтесь». Я говорю: «Что, мне платье снять?» Она сказала снять все, остаться голой. Она сидела и смотрела, как я раздеваюсь, как я платье расстегивала и снимала, как бюстгальтер, плавки сняла. Ну извините, конечно, я каждодневными прокладками пользуюсь. «Покажите, отлепите». Заставила эту прокладку отлепить. Потом заставила голой повернуться со всех сторон, сказала приподнять груди… Я такого натерпелась, это такое было для меня унижение. Это ужас, это ужас…

Фамилию сотрудницы, кто меня раздевал, не знаю. Она коренастая, полноватая, темные волосы короткие. Лет 40 ей.

Говорила ли я сотрудникам колонии, что их действия незаконны? Когда идешь на свидание с сыном, не думаешь, что тебя будут унижать. У них же на груди у всех видеорегистраторы. Мне сказали, что это видео потом смотрели в колонии. Одну бабушку, которая к внуку приехала, так ее присесть заставили голой, потом она и встать не смогла.

Потом, когда уже на выходе все возмущались, потребовали выйти начальника ИК-5 колонии Еремина, я ему сказала, утрируя, конечно: «Пришлось прокладкой перед носом помахать». Конечно, сгрубила. Там много возмущения было ото всех. А он стоит: «Я ничего сделать не могу. У нас были случаи проноса наркотиков. Пишите в Москву». Я говорю: «Почему вы не можете ничего сделать? Меня-то вы в чем подозреваете? Досмотр — это досмотр, но вы же обыск устроили с пристрастием. Может, кто-то другой тут порядок может навести, раз вы не можете?»

— Полный обыск предусмотрен в отношении осужденных, когда есть достаточные основания полагать, что у человека есть при себе запрещенные предметы или предметы, изъятые из оборота в колонии. Те же действия в отношении родственников совершенно незаконны, так как родственники не являются лицами, отбывающими наказание. И в случае, если есть основания полагать, что родственник на себе спрятал какой-то запрещенный предмет, например, наркотики, конечно, администрация имеет право такой обыск организовать, но это в рамках либо оперативно-разыскного мероприятия, либо в рамках уголовного дела. Есть уголовное дело — есть обыск. Нет уголовного дела или нет информации, являющейся основанием для возбуждения дела, — нет обыска. Если это сделано просто в порядке профилактики, как бы чего не вышло, то в этом случае действия администрации укладываются или в состав дисциплинарного правонарушения, или в состав уголовного преступления по статье о превышении служебных полномочий.

Если обыскивали всех подряд, кто пришел на свидание, то в данном случае ни о каком оперативном мероприятии не может быть и речи. Это издевательство над людьми.

___

Мария Петрова: «Теперь про размер комнаты для свиданий. На свидание к осужденному едут двое-трое. Ширина комнаты — 1,5 метра, длина — 2,90. Стоят две кровати местного производства с матрасом, на котором 150 человек умерло: ширина — 60 см и длина — 1,87 метра. И как там втроем или вчетвером поместиться? В итоге муж мой спал на диване в коридоре в полусогнутом виде. В комнате решетки, окна вообще не открываются. Мы там задыхались. Вместо штор висят полиэтиленовые шторки для ванной комнаты.

Люди начали жаловаться, что продукты портятся, ведь холодильники не работают. Рабочие всего две плиты, забиты все санузлы. На кухне стоит 100-литровый огромный полиэтиленовый бак без крышки, в него кидают отходы, стоит день и ночь. Вонь страшная.

Обратно мы шли через трое суток. На выходе в зону у заключенных опять проверяют продукты, кому положена передача, эти 20 килограммов. У нас же на входе все эти продукты проверяли, все вываливали на этот грязный стол, и уже проверенные при входе, разрезанные продукты режутся заново — вот эта разгерметизированная, в нерабочем холодильнике лежащая колбаса, которая уже вся клеится…

Я за всем этим наблюдала и говорю: «Девочки, вы что делаете, вы почему так поступаете? Это же денег стоит, это пенсионеры с последних денег купили». А они мне: «Так положено».

Ну а после того, когда отпустили наших пацанов, нас опять начали проверять. Опять надо все вываливать, вплоть до нижнего грязного белья».

Тамара Иванова(имя и фамилия изменены по этическим соображениям и в целях безопасности заключенных): «Сотрудница сказала выложить на стол все, что было в моей сумке. Я выложила. А в маленьком пакете у меня лежали грязные трусы. Она спрашивает: «Что это здесь у вас?» Я говорю: «Вы извините, тут негде было их постирать, грязное нижнее белье». Она: «Открывайте». Ну я психанула, открыла и прямо на стол кинула это все».

Мария Петрова: «Меня на обратном пути шмонали конкретно, чтобы я не взяла у кого-нибудь жалобу. Я говорю: «Вы скажите, что вы ищете, может, я вам отдам». В бумагах она у меня роется и говорит: «Может, вы нашу посуду украли». Все белье грязное, прокладки в коробке — переворачивают, дно сумки чуть не ломают, проверяют каждую мелочь, каждый уголок. Потом говорят: «Заходите в комнату, вас проверять будем. Люди вообще зарвались. Опять под камеру, опять так же покажите, разорвите прокладки, раздвиньте ягодицы, поднимите грудь, поднимите живот, распустите волосы…

Ирина Сидорова: «Когда мы назад выходили, тоже перетряхнули все, каждую тряпочку перетряхнули, все документики перетряхнули. Сыну с Европейского суда пришла бумага на английском языке. Он говорит: «Мама, я знаю, что здесь написано, но мне дословный перевод надо», — и он мне отдал эту бумагу. У меня забрали, говорят: «Это на иностранном языке, я не могу вам отдать». Я говорю: «Себе заберете?» — Она: «Да я здесь оставлю». Вот странно: мне, значит, раз на иностранном, то я не могу это вынести? Отдала им».

Мария Петрова: «Там ор, крики, люди сумки покидали, там, наверное, человек сорок стояло. Ну пришел Еремин, начальник колонии, и ничего сказать не может. Почему люди это терпят? Отказаться от личного досмотра нельзя было. Откажешься, и все, отменяется свидание. Но это не досмотр, это уже обыск, с пристрастием».

— Сотрудники используют свои полномочия для того, чтобы максимально доставить людям неприятность и неудобства. Это издевательские действия.

Ну, грубо говоря, может сотрудник полиции стрелять? Может. Но когда на него идет убийца с автоматом. А если он видит мальчика в песочнице, который просыпал песок мимо песочницы и отказывается песок убрать, он стрелять в него не может…

Послесловие

Красноярские зоны не уникальны в своем желании унизить женщин, приехавших на свидание к родным. Пристрастному досмотру посетительниц подвергали в колониях Свердловской области и Удмуртии. Одна из женщин, прошедшая через унизительный личный досмотр в Удмуртии, в январе этого года обратилась к местным правозащитникам и написала жалобу в прокуратуру. В своем ответе прокурор полностью оправдал действия сотрудников колонии, ссылаясь на некий приказ Минюста от 20.03.2015 г. № 64-дсп «О порядке проведения обысков и досмотров в исправительных учреждениях УИС и прилегающих к ним территориях, на которых установлены режимные требования», согласно которому перед проведением длительного свидания полный досмотр проводится в обязательном порядке. «Полный досмотр производится со снятием одежды (за исключением нательного белья, которое подлежит осмотру без его полного снятия), головного убора и обуви», — сказано в ответе прокурора, со ссылкой на приказ Минюста.

Правозащитники же ссылаются на другой приказ Минюста — № 268-дсп от 25 августа 2006 г., разрешающий личный досмотр родственников, прибывших на длительное свидание, только в случае подозрения на пронос ими на территорию зоны запрещенных предметов. Кроме того, сотрудники, принявшие решение о досмотре, обязаны составить протокол досмотра.

Красноярские тюремщики не просто исполняют секретный приказ Минюста от 2015 г., нарушающий конституционные гарантии государства о защите достоинства личности, они этот приказ усовершенствовали: они проводят обыски, а не досмотры. Зачем с родственников заключенных снимать трусы до колен, когда их можно снять совсем?!

— Мы уже лет 20 боремся со ФСИН, чтобы они прекратили повальный обыск родственников, приезжающих на длительные свидания. — Но действия ФСИН напрямую зависят от того, что происходит в государстве: если в стране идут демократические процессы, то досмотры сводятся к минимуму, а если закручиваются гайки, принимается один запретительный закон за другим, то обыски становятся тотальными.