Когда вечером 22 марта Рано Маматова узнала, что в ее сына стрелял полицейский, она сразу же поехала в ОВД Косино-Ухтомского района. Был поздний вечер, и ей даже не открыли дверь, предложив вернуться к 10 утра.

«Утром я поднялась в кабинет замначальника ОВД [Михаила Соломонова], сказала, что я мама мальчика, в которого стреляли, и хочу узнать, что произошло, в какой он больнице. Меня же попросили предъявить паспорт. Миграционный полицейский мне сказал, что его попросили меня выдворить», — рассказывает мне Маматова. Она гражданка Узбекистана, и у нее действительно, была просрочена регистрация.

— А про сына, что, так ничего не сказали?

— Нет, меня сразу повезли в суд. Я была с адвокатом, мне присудили 5 тысяч рублей штрафа. Потом уже я дозвонилась до службы «Несчастный случай», где мне сказали, в какой он больнице.

Ее сын, 24-летний Актам Ахметов, 20 марта 2018 года отмечал Навруз (мусульманский новый год) в гостях у родственника, выпил с ним бутылку водки на двоих. Уже ночью туда приехали Жамшид Мадиев, сводный брат Маматовой, и его знакомый Артур. Они собрались по делам и взяли Ахметова с собой. В такси он дремал, о том, куда и зачем они едут, не спрашивал. Около автостоянки на улице Оренбургской Мадиев и его приятель вышли из машины. Ахметов же, по его словам, остался ждать их за забором.

Через некоторое время он услышал шум, потом мимо пробежал Мадиев, крича: «Мусора! Беги!» Ахметов был пьяный, соображал медленно, побежал не сразу, а когда побежал, то поскользнулся на мартовском снегу и упал.

— И еще избивал его сверху, — добавляет мать. Я разговариваю с ними в больнице Юдина, где лечится Ахметов. Он очень плохо говорит (и вообще не читает) по-русски, потому что школу закончил в Узбекистане.

— Да, пинал, хотя я не чувствовал боли. Потом он достал пистолет, приставил мне к голове, встал и сказал идти к нему. Расстояние между нами было 2–3 метра. Он пятился назад, сказал не приближаться. Пистолет был наставлен на меня, — вспоминает Ахметов.

Шедший спиной вперед полицейский тоже упал, и Ахметов решил воспользоваться моментом: повернулся и начал убегать. Полицейский без предупреждения в него выстрелил. «Я не сразу понял, еще три-четыре шага сделал, но заболела спина, и я сел», — рассказывает он.

— Зачем побежали-то?

— У меня двое детей. Испугался, что родственники узнают, что посадят за то, что я не делал. Я убежать хотел, я ему не угрожал, ничего не делал.

Хотя сам Ахметов утверждает, что ничего не знал о планах знакомых, в своих показаниях Мадиев и его знакомый признались, что пытались вынести с территории автостоянки аккумуляторы для грузовика, и что Ахметов был в курсе плана похищения батареи и вместе с Жамшидом «следил за окружающей обстановкой», пока Артур свинчивал у машин аккумуляторы.

«Дело-то резонансное, поскольку полицейский стрелял, поэтому в один день успели допросить этих двоих, провести между ними очную ставку и арестовать их», — рассказывает адвокат Ахметова Шухрат Хамракулов.

По словам Хамракулова и Маматовой, и Мадиев, и его друг теперь утверждают, что про Ахметова такого не говорили. «Они подписали, не читая. Это часто делается, пишут, что хотят и просят подписать. У них адвокатов по соглашению нет, и писать жалобу за них некому, что усложняет мне работу», — жалуется адвокат.

— Я тоже подписал [протокол], хотя читать не умею по-русски. Два сотрудника полиции сказали, что надо подписать, — говорит Ахметов. Впрочем, его показания были записаны верно.

Раненого Ахметова отвезли в больницу № 70 в Новогиреево, где ему удалили почку (пуля попала в спину, вышла из брюшной полости). «Он пролежал в больнице 7 суток, его охраняла полиция, хотя никакого статуса в процессуальных действиях у него на тот момент не было. Пока я не появился 26 марта, к нему даже не допускали мать», — говорит адвокат.

В больнице, по словам Ахметова, он с разрезанным туловищем лежал привязанный к кровати, и «не мог даже почесаться».

«Они издевались над ним, на видео снимали. По ночам смотрели с громким звуком кино и музыку, не давали спать, отвечая ему: «Мы же из-за тебя не спим», — рассказывает Хамракулов.

Через семь дней 27 марта Ахметова выписали из больницы, хотя прийти в себя после операции по удалению почки он, конечно, не успел. Сразу из больницы его увезли на допрос — там он сидел несколько часов подряд, хотя ему, по словам адвоката, нужны были постельный режим и регулярные перевязки. После допроса его отвезли в спецблок 20-й больницы (там же, например, находился и бывший гендиректор «Гоголь-центра» Алексей Малобродский), а на следующее утро — в Перовский районный суд. «У него в ране жидкость была, его вообще выписывать не имели права», — говорит мать.

В суде Ахметов не мог сидеть, лежал, но это не помешало отправить его в СИЗО. «На суде я плакала, объясняла, но следователь сказал, что у него нет прописки, что он убежит, и судья так потом и повторила», — говорит Маматова. Она заканчивала в Самарканде русскую школу, поэтому говорит на русском языке хорошо. В Москве у нее есть квартира, которая осталась от бывшего мужа, гражданина России. Когда сын приезжает в Москву на заработки, то живет с женой у нее. У Ахметова двое детей — Жахонгир 2017 года рождения и Мубина 2016-го.

— Я вообще хотела продать квартиру и совсем уехать. Мы как раз 20 марта были в посольстве, готовили документы для возвращения на родину, — говорит мать Ахметова.

После ареста ее сына сначала отправили в «Матросскую Тишину», где есть больница, но уже через неделю перевели в обычное СИЗО № 4 в Медведково в камеру с 26-ю соседями. Ахметов рассказывает, что в обычной камере до врача не достучишься, да и помощи от него немного. «В «Матросске» сказали, что я здоров, в Медведково врач посмотрел, дал бинт, спирт, мазь, перекись и сказал самому делать перевязку», — говорит Ахметов.

— Врач в 70-й больнице написал, что у него общее питание! Человеку без правой почки нужно легко питаться, не загружать оставшуюся почку сразу, а его забросили в СИЗО, где он ел только сухой паек. Это правильно? — возмущается его мать.

Ахметов, пока сидел в «Четверке», жаловался, что из раны идет гной, его мать писала всюду жалобы, но толку не было.

объясняет мать. В справке из больницы Юдина написано, что у Ахметова аппендикулярный инфильтрат (осложнение острого аппендицита) и спаечная болезнь кишечника.

«Больница выписала, суд отправил под арест — все в одном районе происходит (Перово и Новогиреево находятся рядом с Косино-Ухтомским районом. — Ред.). Это мне кажется подозрительным», — говорит адвокат Хамракулов.

Ахметов утверждает, что полицейский, прежде чем выстрелить ему в спину, не сделал предупредительного выстрела в воздух. «Даже если и была кража, то это средней тяжести преступление, тем более покушение на него, а сотрудник имеет право стрелять только в момент совершения тяжкого или особо тяжкого преступления. Моя позиция в том, что он неправомерно применил оружие», — объясняет Хамракулов.

Сам полицейский Байков Д.В. о произошедшем рассказывает иначе. В Следственном комитете ему поверили и возбуждать против него дело отказались. Старший следователь МРСО СУ по ВАО ГСУ СК капитан Коростелева в постановлении об отказе со слов Байкова пишет, что тот на автостоянке увидел двух людей, несущих аккумулятор от МАЗа, принял решение их задержать, те побежали, он преследовал их, крикнув «Стоять! Полиция!». «Один из преследуемых упал возле гаражей, когда он сел на него и начал надевать наручники, тот скинул его… Как это произошло он не знает, но тот был физически развит, обладал навыками рукопашного боя, и нанес ему удар кулаком в голову», — пишет Коростелева.

По версии Байкова, Ахметов побежал, но снова упал, при этом угрожая полицейскому убийством якобы имеющимся у него стволом. Они сцепились, Ахметов начал полицейского душить, приговаривая что-то «на этническом языке». Байков начал задыхаться, нащупал на земле свой пистолет и выстрелил в Ахметова, после чего тот поднялся и убежал, но через 100–200 метров остановился и облокотился о забор, где его Байков и догнал. Ушибы и ссадины Байков зафиксировал в травмпункте.

Следователь пишет, что сотрудник полиции имеет право применить огнестрельное оружие для пресечения попытки завладеть оружием, а Байков свидетельствует, что «ощущал похлопывания по форменной куртке в кармане, где находилось его табельное оружие», хотя само оно валялось на земле.

— Пусть на очной ставке покажет, как я его душил и как он попал тогда мне в спину, если в упор стрелял? Тогда в него тоже должно было попасть. Я не вру, я говорю, как было, — объясняет Ахметов. Очная ставка состоялась в июне, но на ней Байков и Ахметов остались при своем.

— Если бы правда была на стороне полицейского, то он бы побежал делать экспертизы, записи с камер брать. Но он это не делает. Если он стрелял в упор, то кто может побежать после этого? Он пишет, что сын занимается рукопашным боем, но он у меня художник, он скульптуры делает, он колледж окончил в Самарканде, — говорит его мать.

В Москве Ахметов работал маляром, правда, неофициально. На заработки в Россию он приезжает уже 10-й год, рассказывает, что каждые три дня покупает грудной дочери кашу по 500 рублей.

Председатель комитета «Гражданское содействие» (занимается в первую очередь беженцами и мигрантами) Светлана Ганнушкина называет произошедшее с Актамом «чудовищной», но «абсолютно типичной историей». «Теперь им надо либо признать преступником сотрудника полиции, либо объяснить все тем, что человек представлял опасность, и пришлось стрелять на поражение. Я понимаю, что человек, которому полицейский кричит «Остановись!», должен остановиться, что полицейский стреляет, когда человек бежит ему навстречу, но если человеку стреляют в спину, значит, он убегал от полицейского. Почему тогда не в ногу стрелять, если уж так надо остановить? Жестокость фантастическая», — злится Ганнушкина.

По ее словам, история в таких случаях развивается по одному и тому же сценарию: обвиняемым в итоге оказывается не полицейский, который стрелял и нанес непоправимый вред здоровью человека, а жертва. «Система своих не сдает», — говорит Ганнушкина. Решения по выдворению принимаются в судах в среднем за 5 минут, да и обвинения в уголовных преступлениях, по ее словам, выдвигаются с такой же легкостью, и доказать в судебном следствии, что человек не виноват, фактически невозможно. Хотя и при этих особенностях системы в России только 4% преступлений совершают иностранные граждане.

В комитете рассказывают и про дело таксиста Джумахона Каримова, который в подмосковном Тучково неоднократно подвозил нескольких полицейских, иногда бесплатно.

«У них было ружье, и они выстрелили ему в ногу, теперь он лишен трудоспособности как таксист, ему делали операции, ставили аппарат Елизарова. Он в нищете сейчас, у него жена русская, несколько несовершеннолетних детей», — рассказали мне в «Гражданском содействии». Следственный комитет возбуждать дело отказывается, хотя прокуратура неоднократно возвращала дело на доследование.

Пример адекватной реакции на действия полиции в отношении мигрантов Ганнушкина вспоминает только один. В 2004 году сержант 1-го отдела милиции УВД на Московском метрополитене Борис Коструба задержал мигранта из Таджикистана Рустама Байбекова за безбилетный проезд, уже в отделении потребовал оплатить проезд на месте. Когда Байбеков отказался, Коструба достал пистолет и выстрелил ему в лицо. Пуля прошла через рот, Байбеков остался жив, но Коструба даже отказывался вызывать скорую.

«Все-таки стрелявшего судили, но только потому, что появился в деле адвокат, и не государственный, который быстренько бы убедил подзащитного, что он сам виноват. В таком очевидном случае, когда сотрудник полиции ведет себя как невменяемое существо, ему дали совершенный мизер», — говорит она. Здесь Ганнушкина ошибается — по данным СМИ, Коструба получил 9 лет лишения свободы.

Дело Ахметова приняло неожиданный оборот, когда 14 мая Мосгорсуд вдруг пересмотрел решение нижестоящего суда и отправил Ахметова под домашний арест. «Судья услышал нас, ведь были все основания избрать другую меру пресечения, учитывая его ранение, двоих детей, то, что у матери-инвалида есть в Москве квартира», — говорит адвокат.

— Время упущено, у него такие приступы были в СИЗО. Но мне врач сказал, что если бы не домашний арест, он бы там умер просто, — добавляет мать. Из дома Ахметова практически сразу госпитализировали, так как рана все еще не зажила, гноилась, а его самого мучили сильные боли.

Маматова, с которой мы общаемся в холле больницы Юдина (сын сидит рядом, но больше помалкивает) говорит:

— Я верю в бога, верю, что все будет хорошо. Люди — это люди, а бог такие чудеса делает, — говорит она.

— Но не для всех.

— Для меня делает! — откликается Ахметов. — Я с этой болью, может, умер бы там, но теперь лечение получаю. Это бог делает. Я не верил, что отпустят, но вышел же. И я верю, что государство должно поддержать меня, ведь я правду говорю.

Но пока радоваться рано. Следователь Коростелева уже сказала адвокату, что из материалов выделено отдельное дело по статье 318— мол, Ахметов сопротивлялся сотруднику полиции. «Если на сотрудника полиции уголовку заведут, то думаю, и начальник полиции полетит, поэтому они так жестко действуют», — считает адвокат.

«Зачем так бессовестно себя вести? Мало того, что ты ребенка сделал инвалидом, ты еще хочешь в тюрьму его посадить, — возмущается мать Ахметова. — Сын ничего от него не хочет, он говорит: «Мама, мне никто почку не вернет, что случилось, то случилось». Правильно. От судов толку нет, врачи не поставят почку, но я хочу, чтобы моего ребенка оставили в покое. Полицейские и не думают, что с ним будет, если он с одной почкой попадет в тюрьму, они думают только о своей шкуре».

Сейчас Ахметова из больницы Юдина уже выписали, но каждую неделю ему приходится туда ездить, потому что из раны все время идет гной. «Не могут причину загноения найти, видимо, что-то пошло не так при удалении почки», — говорит адвокат.

Следствие по делу о краже аккумуляторов завершено, и если прокуратура не вернет дело, в июле должен начаться суд.