Что не следует слышать присяжным?

В Брянском областном суде слушается дело о контрабанде наркотиков. Речь идет о неслыханной партии, завезенной в Россию из стран Европы — ​всего 146 тонн. На скамье подсудимых — 13 человек, объем уголовного дела составляет более 1600 томов, процесс длится уже год и девять месяцев. Мне кажется, об этом беспрецедентном по масштабам деле должны писать все центральные СМИ, должны даже в новостях его показывать. Но что-то не показывают.

Впервые об этом деле я узнала в августе 2012 года: прогремела новость о том, что в поселке научных работников под Пензой арестована и этапирована в московское СИЗО кандидат сельскохозяйственных наук Ольга Зеленина. Притом арестована именно в связи со своей работой в Пензенском НИИ сельского хозяйства.

Масштабная схема, в которую оказалась включена Ольга Зеленина и которую расследовала Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков, сводилась к следующему.

В 2010 году на брянской таможне ФСКН задержала 42 тонны кондитерского мака, который поставляла в Россию бакалейная компания МКМ, принадлежавшая бизнесмену Сергею Шилову. Этот кондитерский мак был ввезен в Россию открыто, легально, со всей сопроводительной документацией. Однако таможенный эксперт обнаружил в нем следы алкалоида тебаина. Этот наркотик неинтересен для наркоманов. Но включен в перечень наркотических средств. Таможня была готова произвести реэкспорт, но вмешались эксперты ФСКН. По результатам собственной экспертизы ФСКН заключила, что в 42 тоннах продукции содержится примесь 295,721 грамма морфина и 209,186 грамма кодеина. И все 42 тонны в отчеты ФСКН были вписаны как арестованные наркотики.

Думаю, речь шла о том, чтобы позолотить ручку, и думаю, что бизнесмен Шилов это прекрасно понимал. Но будучи по натуре человеком очень практичного склада, он решил побороться за свой товар посредством доказывания неправоты ФСКН. Он написал запрос в Пензенский НИИСХ, который специализируется на изучении масличного мака, попросил специалистов института оценить выводы экспертов ФСКН. Ответ на этот запрос руководство института поручило подготовить заведующей химико-аналитической лабораторией Ольге Зелениной.

Иезуитская логика экспертов наркоконтроля базировалась на том, что мак является наркосодержащим растением. Его млечный сок содержит опиоиды. Семена мака при этом опиоидов не содержат, однако в процессе извлечения из коробочек незначительное количество млечного сока все же может попасть на семена. Испанский производитель, у которого Шилов закупал свой мак, очищал продукцию самым тщательным образом. Однако экспертиза ФСКН все равно обнаружила на пищевом маке следовое количество алкалоидов опия: 0,00069% морфина, 0,00049% кодеина, а также некое количество тебаина, которое даже не удалось установить. Эксперты ФСКН, перемножив стотысячные доли процента на общий вес партии, получили 295 граммов морфина, 209 граммов кодеина и неопределенное количество тебаина.

Когда такую экспертизу принесли Ольге Николаевне, она, должно быть, посмеялась. Очевидно же, что все эти граммы тяжелых наркотиков существуют только на бумаге — ​получить их на практике из 42 тонн мака невозможно. Примерно это, однако со всеми научными выкладками она и написала. Ответ подписал директор НИИСХ, и его отправили Шилову.

Письмо из научного учреждения произвело на ФСКН совсем не то впечатление, которое ожидалось. Вскоре у Шилова арестовали целый склад с маком (который опять же целиком попал в отчеты ФСКН), было возбуждено уголовное дело. Фигурантами этого дела стали: бизнесмен Сергей Шилов, его сын Роман Шилов, помогавший отцу в делах, его брат Владимир Шилов, также имевший отношение к семейному бизнесу, двое оптовиков, Теплов и Котенков, кладовщик Спирин, ну и заведующая химико- аналитической лабораторией Ольга Николаевна Зеленина, которая, озвучив свою научную позицию, «способствовала реализации преступного умысла».

Позже следствие пополнило состав банды, добавив в нее хозяина питерской бакалейной фирмы Сукиасьяна, арендовавшего у Шиловых складские площади, ларечников из Москвы Симоняна и Карапетяна, точно таких же торговцев из Нижнекамска — ​Везоргина, Исоеву и Ишонова. Будто бы эти люди закупали шиловский мак с конкретной целью продавать его наркоманам. В деле появились даже показания наркоманов, которые будто бы покупали мак и готовили из него наркотики. (А показаний пенсионерок, которые покупали мак, чтобы печь из него булки, не появилось.)

Ольга Николаевна Зеленина, освобожденная из СИЗО спустя 42 дня после ареста вследствие грандиозного скандала, все последующие годы оставалась под подпиской, которую ей следователь Сагач определил почему-то в Москве. А что Москва? Это только на первый следовательский взгляд кажется, что в Москве помещается вся Россия. Но Ольга Николаевна прежде бывала в Москве всего несколько раз, в командировках. До того, как она попала во всю эту историю, она жила и работала в поселке научных работников Лунино, под Пензой. Там у нее дом, семья, хозяйство, работа, зарплата, наконец. И оставление ее под подпиской в Москве означало фактически разрушение всего этого уклада, а также медленное, исполненное достоинства погружение в нищету.

Хотя, скажу честно, могло быть и хуже. Вот Роман Шилов, сидящий сейчас с Ольгой Николаевной на одной скамье подсудимых, только на этапе предварительного следствия отсидел четыре с половиной года. И Карапетян отсидел почти четыре. Исоева, Ишонов, Симонян — ​по три. Материалы дела даже еще не поступили в суд — ​а они уже сидели.

А вот, например, в Воронеже осуждена и отбывает наказание целая семья пекарей. Папа, мама, дочка и мамина сестра получили по восемь с половиной лет за реализацию мака. А в Туле посадили хозяйку продуктового магазинчика, вместе с мужем, который возил продукты для магазина. Причина та же — ​в ассортименте был мак. Детей, оставшихся сразу без обоих родителей, определили в детдом. Зато пенсионер Николай Иванович Калинин, хозяин бакалейного ларька на калужском рынке, ничего, освободился. Хоть и пережил в колонии два инфаркта.

Рассмотрение дела по существу Брянский областной суд начал 20 октября 2016 года. А до этого момента на протяжении четырех с лишним лет оно было ни живое ни мертвое. Ну, поначалу, конечно, шло расследование, некоторые фигуранты дела даже успели посидеть, пока следствие ковало железо, не нарадуясь своему успеху. Но довольно быстро дело обрело свои окончательные очертания. И вроде уже и все причастные установлены, и уже куча экспертиз проведена, сшиты и даже (по просьбе подсудимых) переведены на армянский и таджикский языки все 1600 томов… Но московский суд отказался рассматривать дело, пояснив, что раз мак задержан в Брянске — ​то пусть суд по месту совершения преступления и разбирается. Брянский суд тоже, видимо, не сильно обрадовался — ​дважды возвращал дело в прокуратуру. И все же принял его к рассмотрению.

Шиловы, которым светит пожизненное за контрабанду наркотиков, попросили об участии в процессе присяжных. Другие подсудимые схватились за голову. Процессы с участием присяжных — ​невероятно долгие, некоторые длятся годами. Бывает, что коллегии распадаются — ​все же живые люди, — ​и тогда рассмотрение дела начинается сначала, уже с новым составом присяжных. Страшно подумать, как надол­го может затянуться этот колоссальный по своему масштабу процесс, и какая по счету коллегия сумеет довести его до конца.

На данный момент процесс длится год и девять месяцев. Стороны едва перешли к допросу подсудимых, то есть впереди еще долгие месяцы заседаний. До недавнего времени присяжных особенно не напрягали: они приходили в суд раз, от силы пару раз в неделю. Иногда их участие в процессе ограничивается лишь несколькими минутами. Все остальное — ​так называемые «процессуальные моменты» — ​судья рассматривал в их отсутствие. Ну то есть присяжные не слышали почти ничего.

Главная задача присяжных — ​досидеть до конца. Главная задача судьи — ​рассмотреть все доказательства, присутствующие в 1600 томах уголовного дела (а туда попала многолетняя электронная переписка подсудимых, включая поздравления с Новым годом и рекламу косметики, бумажные счета-фактуры и, например, 100 листов годового отчета Пензенского НИИСХа), при этом успеть это сделать, пока присяжные не разбежались, да еще и соблюсти все признаки уголовного процесса. Мне кажется, с учетом объема бессмысленной фактуры, нагроможденной следствием и проштампованной прокуратурой, работа судьи и присяжных в этом процессе напоминает какой-то замысловатый ритуал, в результате которого само собой должно свершиться правосудие. Я думаю, что с тем же успехом конец процесса можно было бы привязать к моменту, когда его участники загнут уголок каждой второй странички во всех томах уголовного дела, или, например, подчеркнут все буквы «Щ», присутствующие в материалах.

В маленьком зале брянского областного суда людно и душно. 13 подсудимых, их адвокаты, работники суда, приставы, присяжные — ​всего человек около пятидесяти.

«Уберите все, что вам не нужно, разложите по порядку все, что вам сейчас понадобится», — ​спокойно и даже как-то заботливо обращается судья Алексей Тулегенов к подсудимым перед началом заседания. Так, словно в зале собрались школьники перед экзаменом, а не люди, которым грозит вплоть до пожизненного; так, словно если они сейчас разложат все ровненько и расскажут правильно, что-то в их судьбе может измениться.

Присяжные сидят с внимательными лицами, кажется, усердно вслушиваются в то, что говорит адвокат Никольская, уверенная дама в стильном голубом костюме. Она перечисляет товары, находившиеся на складе ее подзащитного Сукиасьяна, в тот момент, когда туда пришла ФСКН.

«Желатин листовой, закваска, изюм высший сорт, кунжут очищенный, кокосовая стружка весовая, вафельный конус «Пингвин» 100 штук, вафельный сахарный рожок «Стандарт», — ​монотонным голосом перечисляет она. — ​Дрожжи инстант, дрожжи с улучшителем, маргарин, закваска…» Примерно на десятой минуте ее выступления в этом бесконечном, казалось бы, перечне мелькнул, наконец, «мак пищевой», и дальше вновь — ​приправы и специи, шоколадная паста и кокосовая стружка. Некоторые присяжные, как мне кажется, немножко клюют носом, и их легко понять. Но мне понятна и задумка адвоката, решившего вот этим механическим оглашением перечня дать присяжным понять, что если б все было так, как представила дело ФСКН, если бы бакалейная лавка служила только прикрытием для наркоторговли, то не слишком ли дорого обходилось владельцу лавки такое прикрытие?

Потом встает бизнесмен Сергей Шилов — ​он первым из подсудимых дает показания. Шилов по профессии — ​военный строитель. (Судья прервал Шилова в тот момент, когда он вдруг заговорил об этом — ​информация, касающаяся личности подсудимого не должна доноситься до присяжных.) Когда я познакомилась с ним, в 2012 году, он мне показался здоровенным и конкретным мужиком. «Именно, что военный», — ​подумалось мне тогда. В последние годы мы не виделись. И сейчас на процессе я увидела совсем другого Шилова — ​седого, невысокого пенсионера, торопливо читающего по бумажке.

Сергей Яковлевич долго зачитывает материалы допроса испанского производителя, у которого закупался мак: производитель рассказывает, как тщательно приходилось ему очищать мак от примесей «в связи с требованиями российского законодательства». Сергей Яковлевич приводит также все справки-сертификаты, выданные российскими официальными структурами и подтверждающие, что мак — ​товар, не запрещенный в России, — ​был ввезен легально. Судья почти не прерывает его, и я думаю, в этот день у присяжных был редкий шанс выудить в этом море болтовни хоть что-то ценное, годное для принятия решения. Но сколько бессмыслицы вывалили на них в течение предыдущего года. Способны ли они еще слышать?

Я смотрю на подсудимых — ​многих из которых впервые увидела только здесь, на процессе, — ​и мне приходит в голову, что этот процесс похож на ковчег, где представлена вся палитра видов и типажей. Вот кандидат сельскохозяйственных наук Ольга Николаевна Зеленина, автор множества сортов всякой полезной растительности. Ну кто бы мог подумать, что судьба так тесно свяжет ее с Шиловым, который, хоть и хороший мужик, но немного все же сапог, как все военные.

Или вот младший Шилов, Рома, веселый молодой парень в слегка помятой рубашке. Рубашки давно некому гладить — ​жена уехала рожать, а он остался в Брянске под домашним арестом.

Таджичка Азода Исоева из Нижнекамска — ​яркая, нездешней красоты птица, укутанная в одеяния с золотым отливом, поражающая всех золотозубой улыбкой. Бойкая на язык. А Абдурахмон Ишонов, который тоже родом из Таджикистана, — ​напротив, сидит с переводчиком.

Армен Карапетян, молодой парень, армянин, мне кажется совсем грустным. Следователь не отпускает его к пожилым родителям в Ереван. А процесс — ​каждую неделю по 3 дня, проведенных в Брянске, — ​не дает найти нормальную работу.

И никто не знает, куда плывет этот ковчег и когда он доплывет до своей конечной точки. Столько поломанных жизней, потраченных лет, столько денег и сил государства, израсходованных на напрасную, вредную даже работу, — ​и все только из-за того, что у машины российского правосудия не включается задняя передача. ФСКН, которая все это устроила, два года назад ликвидирована «за неэффективностью», а дело продолжает жить своей жизнью, и никто не берет на себя смелости прекратить этот абсурд. Это не укладывается в традиции нашей Родины, укладывается совсем в другое.

На одном из последних заседаний в присутствии присяжных допрашивали Александра Везоргина — ​хозяина мелкооптовой компании из Нижнекамска. Он рассказал о том, что в ассортименте его компании действительно был мак — ​среди 250 других наименований, что этот мак он закупал в фирме Теплова и потом перепродавал его в пекарни, на хлебокомбинаты, а также отдавал на розничную реализацию. Везоргин сказал, что ему неизвестно, покупали ли этот мак наркозависимые, да и, в общем, ему было все равно.

После завершения допроса Везоргина, прокурор ходатайствовал об оглашении его показаний, данных на этапе предварительного следствия. Судья удалил присяжных из зала, чтобы предварительно прослушать эти показания — ​а вдруг будут озвучены «процессуальные моменты» или сведения о личности, которые присяжным слышать не полагается.

Оказалось, действительно, первоначальные показания Везоргина сильно отличались от тех, что он давал теперь, в суде. Тогда, в 2013 году, он фактически признавался, что торговал маком именно потому, что его покупали наркоманы и что Теплов об этом тоже знал. «Отчего так?» — ​задала вопрос защита. И Везоргин рассказал: как его задержали вместе с женой, как привезли в отдел ФСКН, как развели по комнатам и приковали наручниками к батарее, как угрожали жене и сыну. И как он в итоге, испугавшись, подписал все, что велел подписать следователь.

Теперь настала очередь присяжных услышать первоначальные показания Везоргина: судья вернул их в зал, и прокурор вновь зачитал несколько страниц из материалов дела. «Подтверждаете ли вы эти показания?» — ​закончив чтение, спросил прокурор. «Не подтверждаю. Они были даны под давлением следователя», — ​только и успел сказать Везоргин. После чего судья удалил сначала присяжных, а потом и самого Везоргина, вплоть до прений — ​за то, что тот довел до присяжных сведения, которые не следовало доводить.