Почему все едят шаурму?

Недавно знакомый уважаемый доктор рассказал мне историю. Возвращается он с работы, а на коврике под дверью его квартиры, что в сталинском доме в районе «Третьяковской», спит бразилец в желто-зеленом колпаке.

— Извините, но я здесь живу, — наконец добудился доктор.

— А я где? — вежливо, но с трудом спросил бразилец.

— Этажом ниже, — подсказал доктор — сутки назад он уже видел бразильца, который бодро отправлялся из арендованной соседской квартиры навстречу московским приключениям.

В прошлое воскресенье я наткнулась сразу на три желто-зеленых колпака — в дисконт-центре «Орджоникидзе», что у метро «Ленинский проспект». Я приехала за топиком, бразильцы — в поисках еды, из фан-зоны на Воробьевых. В фан-зоне оказалось «дорого и очень долго», поэтому троица решила проехать одну станцию по новому метрокольцу, огляделась на местности и побрела на гигантские вывески царства бюджетного шопинга. В царстве обнаружился «Сабвей». Бразильцы, которые явились в Москву на 25 дней и остановились в хостеле в районе «Кутузовской», доели свои сандвичи и поехали обратно в фан-зону. А я решила выяснить, как живут и чем питаются в Москве фанаты. С дорогими гостиницами и ресторанами все понятно и так. Я пошла в народ.

— Вчера у Красной простояли два часа в очереди в «Макдоналдс», — рассказывал мне ранним вечером понедельника Омар. Мы сидели на лавочке остановки троллейбуса №28, метро «Университет». По темным пальцам египтянина стекал соус из шаурмы. — Только начали есть бургер, как я закричал: «Это свинина, брат, остановись!» — прочитал на этикетке. Скушали только булочки, а такие голодные были!

— А вот здесь русский брат, который кур режет, нам сразу сказал — это не свинина. Он, кстати, по-арабски может говорить, — махнул шаурмой в сторону обитой розовым сайдингом точки питания под огромной вывеской «Хачапури» брат Омара Абдул.

У университетской курицы этим вечером был настоящий аншлаг. Заветное окошко атаковали страждущие мяса аргентинцы, на удивление смирные англичане и вездесущие ребята из Перу.

— В моей стране такос делают за 4 минуты, — пробурчал кто-то у меня за спиной. Сытые египтяне укатили на троллейбусе. Завтра с утра мчат в Питер на «Сапсане». Думали, бесплатно, оказалось — неправильно. Я обернулась — мексиканец. — У нас туда еще ананас добавляют, лимончик, — проглотил слюну он. — Обычно мы едим такос после пати, алкоголя — восхитительно. Сегодня — до. Хочу попробовать, как вы готовите нашу еду. Ну, конечно, нашу, сейчас фотки покажу! Надеюсь, у меня не будет проблем с желудком. Потому что в Мексике мы иногда болеем после такос.

— А русскую кухню уже попробовали? — спросила я Пабло.

— Да, вчера ел какой-то салат с рыбой, — скривился он. — Но я добавил соуса — я с собой килограмм сальсы привез, и стало ок. Я здесь до 16 июля, не так много денег, поэтому стараюсь экономить. Нашел рынок на районе, чтобы готовить в отеле свою еду, — Пабло из Владыкина «помигал» галочкой из пальцев, и мы стали разучивать: «Ша-ур-ма», «Ша-ур-ма». Надеюсь, они с друзьями не собираются в Питер.

Тут как раз друзья с долгожданной курицей вышли, подарили мне браслетик и укатили на 28-м. А я пошла в «Ашан» неподалеку.

15 минут спустя мы выбирали окорок с тремя бэкпэкерами из Ирана. За окороком бэкпэкеры шли 40 минут — из фан-зоны, по наводке местных. Вчера тем же путем нашли парк на юге Москвы.

— Мы спросили у охраны, где поставить палатки так, чтобы никому не мешать, они сказали нам отойти 300–400 метров от парка. Ну, пошли в лес, — рассказывал мне Меди, закидывая в тележку два багета, хрен и чипсы. — А в Санкт-Петербурге два дня назад мы прямо на пляже ночевали — очень красиво. Да не холодно нам в лесу, не зима же, когда, говорят, и минус 10 бывает! — отмахнулся он. — А про людей ваших говорили, что они холодные и не идут на контакт, а мы уже нашли десятки друзей.

На выходе из ТЦ меня осенило.

— Свинина! — кричала я, подбегая к кассе, где уже пробивали окорок иранцы. Они снова отмахнулись — едят все. Но «зпасыба».

Утром вторника я ехала в такси в квартиру с восемью мексиканцами. Таксист журчал про то, что «Яндекс» купил «Убер», тарифы на время ЧМ не поднялись, а опустились, сам он зарабатывает до 120 тысяч в месяц, если «себя напрягать», а внеагрегаторные пусть «не свистят», а работают — никто их не запрещает, только они никому не нужны. Таксиста подключили к онлайн-переводчику, и вообще все было бы в шоколаде, если бы не «тот уснувший киргиз».

— Они же дома не спят, они спят в машинах включенных, пока клиентов нет — ночью с трех до пяти или в час пик. А как клиента дадут — глазки протрут и вперед с полузакрытыми. Теперь всех таксистов подряд дергают — документы, то-сё.

Временно проживающий у тети молодой хозяин квартиры на Юго-Западе Москвы, похоже, дергался тоже. Многочисленная семья Трофима во главе с мамой съехала на дачу — ради домика побольше, на который уже довольно давно откладывают. Третий день он пытался договориться с квартирантами о контрольном заходе домой, но мексиканцы были неуловимы. Только скромная девочка-консьержка иногда рассказывала, как один из гостей блуждал между этажами в час ночи, а другие стучали в ее окна в четыре утра. «Сто раз показывал, как пользоваться домофоном», — ворчал Трофим.

Мы явились с завтраком — блины, пирожки, клубничное варенье. Но в 11.30 за незапертой дверью квартиры нас встретил всего один мексиканец.

— Гуд афтенун, думаю, друзья в городе, — отчаянно зевая, сказал он, пожаловался на российское солнце, которое встает в три утра, заверил хозяина, что рыбок в аквариуме кормит некто Митчел, попросил еще полотенец и чуть покосился на банку из-под «Балтики» в помойке под раковиной. Дома мексиканцы не готовили — не было времени. К счастью Трофима, на разнос квартиры, похоже, тоже.

— А они надолго? — спросила девочка-консьержка на выходе. И я так и не смогла точно определиться, какого рода надежды в ее голосе было больше.

Накануне я открыла сайт бронирования отелей. В Москве все еще оставался 1041 свободный объект размещения. Пролистала фотки номера в The Ritz Carlton (2854 доллара в сутки) — просто для расширения кругозора, решительно прогнала мысли о «Гостинице для рабочих» на Ферганской улице за 5 долларов и забронировала нам с фотографом Светой койки в 10-местном женском номере хостела у метро «Белорусская». 22 доллара с человека, с завтраком и реальным инсайдом.

— Ты че свистишь-то? Тоже мне — соловей курский! — крикнула в сторону гардеробной молодая чернобровая женщина-администратор. Был ранний вечер вторника. В очереди перед нами оформлялась в комнату девочка Вера с огромным чемоданом. Свист прекратился. — Щас в душевой так помылись, что мне только парус, лодку и я поплыла бы. Что, красивая фотография? — администратор помахала абсолютно черной копией Вериного паспорта. — В первый наплыв, как чемпионат начался, у нас аж принтер сгорел. Так, Верочка, сменка есть? Нет, ну опять свистит! Не свисти! — распахнув дверь в гардеробную, прикрикнула она на щуплого смуглого парня. — Бедная Саудовская Аравия. От русских и так получила на поле, еще и здесь. Я его сегодня поднимаю, говорю: ты кто? Он со сна не знает, что ответить, а я: «полишн департейшн, ФМС проверка». Он здесь плакал потом у меня, испугался. Энрике, че, кто победил? Ну, Россия — Египет же сегодня? Счет, счет! Раша — Египет.

— Nine (девять), — погуглил отдыхающий в кресле перуанец Энрике.

— Найн : ван? — нависла над стойкой администратор.

— Найн о клок, Руссия — Еджипт! — захохотал перуанец.

— Фух, у меня уже чуть волосы не отпали, — успокоилась она и повела нас со Светой в комнату номер два, притормозив у пары вытянувшихся по струнке при приближении администратора парней около первой:

— С какой комнаты? Рум? — чеканила русская женщина.

— Ван, — чеканили в ответ парни.

— Имя?

— Талис.

— Имя?

— Самед.

— Я смотрю за тобой! — указательный и средний пальцы пронеслись от глаз администратора к глазам Самеда. Он послушно кивнул.

Нам выдали абсолютно новое белье ИКЕА: «Уже нечего давать стираного». В комнате было почти пусто. Латиноамериканка изучала Москву, две китаянки заселялись на ресепшн. Видимо, отправились на работу четыре женщины «на постоянке» — живут в хостеле 1,5 года. Подкрашивалась у зеркала Вера — в Москве транзитом между самолетами. Одиноко гладил в коридоре рубашку симпатичный испанец в трусах.

— Вон с обратной стороны двери свет, камон! — объясняла группе китайцев правила пользованиями туалетами администратор. — Сегодня если еще кто-нибудь заедет, я умру, — заявила она нам на прощание.

Мы отправились в готовящийся к триумфу или поражению город. Для начала зашли на вокзал — не упускать же такое соседство.

На широких парапетах у входа напротив путей расслабленно лежали парни из Пакистана. Парни совершали трип. Уже побывали в Узбекистане, сейчас ожидали поезда на Беларусь. Потом еще пара российских городов в честь ЧМ, потом Сербия и Абу-Даби. Москва запомнилась парням прекрасными людьми, плохим английским и шаурмой.

— Очень хороша! — заверил меня лохматый Зубер и так и не смог вспомнить название другого «русского блюда», которое они вроде бы пробовали.

Вокруг кипела жизнь.

— Тенькью соу мач! — снимая с головы сомбреро, кричала счастливая женщина из Туркменистана. На голове у мексиканца Сантьяго — только что с аэроэкспресса, вместе с папой и братом — были нахлобучены сразу три, про запас. — Я в Москве по болезни, а вот попала на чемпионат! Радость такая! Я уже и в фан-зоне побывала. Буду все эти фото показывать мужу с гордостью.

— А вот некоторые считают, что русские настороженно относятся к иностранцам, — начала я.

— Ой, ну что вы, наоборот! — перебила она. — Я сама русская. Это политика высших эшелонов, а простые люди все просто друг к другу относятся. Все пройдет, все перемелется. Я верю в Россию, в Путина, в русского человека! — она пожала мою руку выше локтя и отправилась на поезд.

А русские все не отпускали Сантьяго к папе. Рядом тихонько ожидали «прекрасную русскую Валентину» импозантные немцы — Валентина взяла немцев под опеку еще в самолете, а сейчас покупала им сим-карты где-то на вокзале. Прошли на Беларусь трое в зимних парках.

— Мы же из Марокко! — на ходу пояснили мне они.

Полчаса спустя мы стояли у очередного киоска с вращающимся куриным вертелом — на углу Тверской-Ямской. Киоск атаковали поляки, разбавленные китайцами.

— Слушайте, почему все едят шаурму? — не выдержала я.

— Потому что это почти как китайская еда, а она самая лучшая в мире, — пояснил мне китаец. — Это я хоть как-то могу принять, — помахал шаурмой он. — А у остального вообще ничего общего.

Когда мы добрались на автобусе до Манежной, наши уже вели 2:0. Огромная толпа смотрела футбол на телевизорах бара при отеле Four Seasons — через огромные панорамные окна, металлическое ограждение и вереницу проезжающих такси. Более зажиточные туристы смотрели из бара на голых по пояс российских мужчин на шеях у товарищей. «Рос-си-я! Рос-си-я!» — неслось отовсюду со всеми акцентами мира. Мы успели забежать в «Макдоналдс» — очередь минут на 15, не больше, и началось. Нас внесло и сорок минут спустя вынесло с Никольской, которую иностранцы уже окрестили «Крейзи-стрит». Мы буквально оглохли на Тверской, ожидая автобуса до Белорусской. В обратном направлении бешено неслись автобусы «Росгвардии».

— Ты как хочешь, а я за шаурмой, — сказала мне в полночь фотограф Света.

У знакомого киоска все никак не мог доесть свою шаурму молодой русский парень. То и дело приходилось орать «Рассея!!» всем в ответ.

— Путин выиграл выборы, Овечкин — Кубок Стэнли, теперь это вот, — он успевал еще и молотить друга по спине свободной рукой. — Год побед, ***.

— Рус-си-я! Рус-си-я! — заорали четверо парней, как только мы со Светой вошли на кухню хостела. — Вы почему здесь? Почему не на Красной? — верещали они, стискивая нас в объятиях: Египет, Мексика, Аргентина, Перу, познакомились в хостеле. — Мы еще минут сорок отдохнем и поедем. Давайте с нами! Праз-дно-вать! Праз-дно-вать!

У парней для Москвы был свой график. Волна первая, ознакомительная — с 12 до 6, сегодня, например, ездили в Измайлово. Потом — отдых в хостеле, потом — в ночной город.

— Кстати, мы лучшие друзья с девушкой с ресепшн, эй, амиго! — распахнув дверь, заорал куда-то в сторону ресепшн красавчик-мексиканец Барик.

— Щас я тебе поору, амиго! — прогрохотало с ресепшн. Барик захохотал:

— Мы уже четыре дня здесь, и она говорит с нами только по-русски, хотя немного может по-английски. Она, как это сказать, гордится Россией. Это тоже очень неплохо.

— А как вы ее понимаете? — спросила я.

— Ну как, через обнимашки или крики! Может и стукнуть, — признался Барик.

— Так, отбой, мальчики, — явилась на кухню администратор.

— Арррррр, — запротестовали они.

— Бутылку вашу в окно выкину!! Время! — и мальчики засеменили в рум номер один: одеваться на праздник и показывать администратору фотки девушек на телефонах. — Щас еще Иран разгоню на … [фиг] и будем спать, — закрыв дверь за первой гуляющей партией, пообещала она нам со Светой, и мы полезли на свои верхние полки.

Спать администратору оставалось недолго.

— Ночью были на волоске от большой драки с русскими, — рассказывал мне следующим утром на кухне слегка помятый Барик. Было десять. На плите готовил омлет еще один участник загула — аргентинец Патрисио. — Их трое очень пьяных было, где-то около 4 утра. Один все выпрашивал у меня сомбреро, я дал только для фото, а он взял и побежал, пока его друзья флагом прикрывали. Я схватил с головы его друга другое сомбреро — наверное, тоже у кого-то утащили. Сказал, что не верну, пока их друг не вернет мое. Русский начал отнимать. К нам подтянулись латиносы, к тем — русские. Одна прекрасная русская девушка вроде тебя все просила: «Пожалуйста, успокойтесь!» и предлагала заплатить за сомбреро. Но это не про деньги, а про гордость, понимаешь? Потом полиция пришла, но им было сложно разобраться, потому что все кричали. Все-таки присудили мне. Конечно, это не мое счастливое сомбреро, — вздохнул Барик.

— Уже всей России рассказал про свое сомбреро! — ворвалась на кухню администратор с новеньким седым японцем. — Так, вот тут у нас хлопья, молочко.

— Джа-пан! Джа-пан! — начали скандировать парни. — Токио?

— Йокогама, — расцвел как сакура японец. — Вива Марадона!

— Так, со стола убираем и посуду мыть! Это я его заставляю, а ты ешь, бон аппетит, — администратор придержала за плечо приготовившегося вскочить иранца с тарелкой хлопьев и поманила пальцем Барика. — Давай мой иди.

— Обожаю ее! — прикрикнул вслед уходящему администратору Барик. — Я сначала в другой хостел заселился, но там ни сервиса, ни атмосферы. Тут она тоже сначала на меня на ресепшн: «Аррр», но я на нее сомбреро надел, и мы сразу стали друзьями. Только вот японцу с ней, наверное, будет сложно. Я ее иногда как маму боюсь — как будто сейчас зайдет и спросит: ты сделал домашнее задание? Скажи, у вас все женщины такие суровые?

— Практически, — согласилась я и достала из холодильника кефир. — Это то, что у нас обычно пьют с похмелья.

— Не поделишься? — схватил граненый стакан Барик. После реакции мексиканца, который сразу бросился за сахаром, аргентинцы пить кефир отказались. Они уже торопились на поезд — в Нижний Новгород. Барик завтра отправлялся в Ростов.

— Я ведь здесь в русскую девушку влюбился, — признался он мне.

— Всего в одну? — усмехнулся аргентинец, а иранцы заржали.

— Смотри, какая красивая, — Барик протянул мне телефон с фотографией блондинки. — На улице познакомились три дня назад. Ходили уже играть в боулинг — это было наше первое настоящее свидание. У нее семья в Ростове, думали поехать вместе на неделю — она учитель английского, у нее отпуск сейчас. Но вчера она сказала, что не получается, поэтому я скоро вернусь в Москву.

— Девочки, белье сдаем, — прозрачно намекнула нам администратор. И мы пошли сдавать белье, и обмениваться контактами, и смотреть, как Барик в шутку утирает «слезы» в спины уезжающим аргентинцам. Возможно, они встретятся снова. Вероятно — в Москве.