Врубай и создавай!

Концерт Jefferson Airplane продолжался восемь минут и был прерван полицией, но в эти восемь минут Грейс Слик, Марти Балин, Пол Кантнер, Йорма Кауконен и Джек Касади, натянувший от холода шапочку с красными крылышками и расшитую дубленку, успели и сумели создать посреди ноябрьского утреннего Нью-Йорка другой мир, другое измерение.

В этом и есть суть и смысл шестидесятых: врубайся и создавай. Явочным порядком, без разрешений и предупреждений, они поднялись на не предназначенную для концертов площадку, подключились к отельному электричеству и выдали свой резкий, смачный, угрожающе-прекрасный звук. Через два месяца так же поступили The Beatles в Лондоне, дав концерт на крыше студии Abbey road. Но музыкой и крышами восстание шестидесятых не ограничивалось. Тысячи молодых людей по всему миру в лихорадочном возбуждении, с гитарами в руках, с ветром в головах, со смехом и танцами, днем и ночью творили иную жизнь, так непохожую на все то, что издавна исповедует стреноженное властью и церковью человечество.

Громкие лозунги шестидесятых, требовавшие свободы, мира и любви — и все это немедленно, — кажутся наивными, но любая утопия всегда кажется наивной людям, набившим руки и мозги в порочной практике жизни. Наивны Христос, Сен-Симон, Генри Торо, Лев Толстой и Джек Касади в красной шапочке и с бас-гитарой на крыше отеля «Шуйлер». Наивно все, что они говорят, все их притчи о братстве людей, о необходимости любви, о преступности войны, о свободе человека.

Есть одна не самая важная, но примечательная подробность этого времени. В шестидесятые мы повсюду видим голых и полуголых людей. Так выражает себя подспудное желание сбросить с себя навязанные нормы, раскрепоститься, освободиться. На Вудстоке голые люди ходят по зеленому полю. Полуголые музыканты играют на сцене острова Уайт.

Пол Маккартни недаром идет босым по асфальту Abbey road — он сбросил туфли и вместе с ними истрепавшееся, обрыдшее ему ментальное тряпье старой жизни.

Общество всегда хочет обкорнать человека, обтесать и приспособить его. Иногда даже прибить гвоздем к месту. Но в шестидесятые годы длинные волосы Джона Леннона означают, что отныне и навсегда он не даст себя обкорнать. Гусарские ало-голубые ментики Джими Хендрикса означают освобождение не только от черных костюмов и белых рубашек, но и от жизни в унылом и убогом однообразии. Яркое перо в волосах Джеймса Герли, коротенькая юбочка и широкополая шляпа Марианны Фейтфулл, цветы на капоте и крыльях хиппимобиля марки «Порше», на котором ездила Дженис Джоплин, черные шелковые цилиндры на головах The Kinks, немыслимо подведенные глаза Маришки Вереш, изысканное разноцветье одежд Марка Болана — все это и многое другое не просто блажь сошедших с ума клоунов, а веселое и громогласное послание людей, которые решили взорвать слежавшийся, окостеневший, отупевший мир, но для начала с размаха плещут в него ведра краски.

Шестидесятые — это время отрыва, разрыва, ухода, побега. Рви с прошлым, со всеми этими идиотами в касках и маньяками при должностях, выходи на улицу через окно ванной или выезжай на мотоцикле через дверь спальной, врубайся и создавай. Америка и Европа полны вдруг снявшимися с места, оставившими семьи и отчие дома детьми в оранжевых хламидах, в голубых продранных джинсах, с нитками индийских бус, многократно обернутыми вокруг шеи. Они повсюду — на американских хайвеях, на европейских шоссе, на проселках тогда еще мирного Афганистана, ведущих в Индию.

Но это путешествие поколения не только через географию. Джордж Харрисон, с его постоянными погружениями в Индию, был не одинок в стремлении оторваться от привычной земли и открыть новый внутренний мир. Денсмор и Кригер из The Doors учились глубокой медитации. Подруга Кита Ричардса Анита Палленберг погружалась в такие глубины сознания, из которых трудно вернуться. Концерты Amon Duul II представляли собой импровизированные ритуалы, в которых посредине практичной Германии возникал мистический Древний Египет. Артур Браун во время своих пироманских действ превращал зрителей в огнепоклонников и последователей Зороастра. Если Вселенная расширяется, то отчего сознанию не расширяться вместе с ней, вбирая в себя благодать всех миров: христианскую любовь, буддийскую мудрость, йогическое спокойствие, зороастрическую веру в свободный выбор?

Все это был прорыв из ограниченности навязанных нам одномерных представлений в неограниченный и объемный мир вечного трипа. Это был прорыв из царства исторического рабства, где человеку раз и навсегда давалась роль в жизни, работе и даже в любви, в царство свободы, где спадали одежды и навязанные представления. Человек из существа ограниченного во времени и пространстве становился существом безграничным, способным расширить себя в любую сторону жизни, сознания и времени. В шестидесятые это делали с помощью музыки, медитаций, трипов всякого рода.

Трип — это выход за границы привычного, расширение самого себя. Тимоти Лири, желая выбить своих учеников и последователей из жесткой рутины жизни, подавал им на завтрак выкрашенные в розовый цвет яйца и окрашенное в черный молоко. Розовые яйца, черное молоко, пещеры для детей новой веры, о которых говорил Моррисон, огромные, расширяющиеся во все стороны композиции Grateful Dead, которые отцепляли сознание от фундаментов и стен и переводили его в воздух видений, — шестидесятые представляют собой огромное вместилище странных практик. В концертных залах Fillmore East и Fillmore West, чьи стены были обклеены яркими, как бабочки, психоделическими постерами Виктора Москозо, работали светотехника и цветомузыка, которые своим мелким мерцанием ввергали сознание зрителей в транс. Все это были иные формы жизни, никак не связанные с офисом, правительством, бизнесом, биржей, армией, войной.

У Голдинга есть книга, в которой рассказано о древнем племени, способном к телепатии. Племя погибает, не выдерживая натиска грубых и агрессивных соседей. Возможность цивилизации, построенной не на насилии и угнетении, а на понимании и сочувствии, утрачена. Шестидесятые, с их идеализмом, поэзией, музыкой и странными мистическими опытами, кажутся внезапным возвращением в жизнь человечества возможностей, потерянных на длинном пути, подавленных инквизициями всякого рода, затоптанных школой, обществом и семьей.

Это было время героев, причем совсем не только героев рок-сцены, таких как Джими Хендрикс, поджигавший гитару, и Кит Мун, терявший сознание за барабанами. Нет, в этом времени хватало героев и без гитар и барабанов. Гарвардский профессор Тимоти Лири, изгнанный из Гарварда за свои опыты с ЛСД, но не отказавшийся от них, а ставший пророком новой эры в белых теннисных туфлях; курчавый шалопай Эбби Хофман, разбрасывавший доллары с балкона нью-йоркской биржи и бесстрашно валявший дурака в суде, где на вопрос о гражданстве отвечал, что принадлежит к нации Вудстока; и подпольные «Метеорологи» во главе с бесстрашной Бернадетт Дорн, устроившие Дни гнева в Чикаго, во время которых в городе гасли фонари и горели автомобили.

Многие идеи, которые проповедовали длинноволосые идеалисты шестидесятых, отвергались серьезными людьми как нереальные, невозможные и вредные. Ну как можно заниматься любовью вместо войны? А куда тогда девать пушки? До этого в министерствах обороны не додумались до сих пор. Но эти идеи не умерли, они прорастают через десятилетия и доходят до нас.