Не растерять друг друга

5 мая 2018 года в Москве на Пушкинской площади случилось. Не перед выборами, заметьте, несмотря на вояж Навального по стране. И не после объявления о таком же не сменяемом, как президент, правительстве.

Просто — случилось. Беспорядки случились, которых общество в таком масштабе не видело со времен Болотной площади образца 2012 года. Ну, или не хотело видеть — инциденты-то были, чего стоит одна чехарда навальнистов с реконструкторами прошлым летом; а раньше, скажем, регулярные забеги с ОМОНом на Триумфальной площади в рамках акций каждого 31-го числа — кто сейчас помнит этот тренд?

Тут ведь вот какая штука: ты хоть в лепешку расшибись, хоть баррикады возведи — но общество все равно либо отреагирует, либо нет. И только исходя из своей внутренней «температуры», а вовсе не из-за «повестки».

Сейчас эта самая общественная температура неуклонно растет. Причиной тому и клоунада в виде выборов (особенно оскорбительная по той причине, что Путина и без того бы выбрало большинство), и ряд громких инцидентов (Волоколамск, Кемерово), и неожиданная абсурдная угроза ядерной войны из-за колониальной свары за ресурсы в Сирии (которая вполне возможна ради интересов государства, но не до абсурда же.).

А еще новое поколение подросло. Тем, кому во времена Болотной было 8–12 лет, сейчас — 14–18, и это совсем другой коленкор. Это вообще, по большому счету, терра инкогнита для всех, включая Навального, который это поколение использует.

Словом, складывается ощущение, что Пушкинская стала неким символом или прорывом, констатирующим изменения в общественных настроениях. Причем речь ни в коем случае не идет о всенародной поддержке Навального. Даже о четких взглядах и требованиях протестующих говорить пока рано. Но необходимо отметить факт резкого возрастания общей политической активности общества. Как в конце восьмидесятых, если кто помнит. Процесс только начался, как ни странно, отчасти эту активность «раскачал» именно ход «предвыборной кампании».

А Навальный — это просто единственный на сегодня канал, позволяющий выразить что-то на площади. Не более. И все больше людей, слава богу, понимают, что проводить несакционированные акции, имея условный срок, можно, только если ты и не прямой агент Кремля, то уж точно деятель образца «разрешенного оппозиционера». Стоит напомнить, что считавшийся всерьез опасным оппозиционер — он варежки в Читинской области шил, и долго.

Забавно, что Пушкинскую сейчас пытаются представить в своих интересах и власть, и профессиональные оппоненты власти.

Власть говорит — вот она, реальная угроза «оранжевых», и вон уже у возмущенных патриотов/станичников душа не вынесла. Сперва нагайки, а дальше? Не протестуйте, а то прольется кровь.

Оппозиция говорит — вот она, мрачная реакция/опричнина, новые высочайше одобренные черносотенцы, надо протестовать дальше, а то будет совсем диктатура и прольется кровь — за любое уже инакомыслие.

Оба посыла — ложные. Нас обманывают. Одни затем, чтобы вдолбить мантру: «любой протест — плохо»; другие — чтобы повысить градус непримиримости, не допускающей возможности объединения ради перемен. Нас просто стравливают, дабы мы занимались играми на площадке под присмотром.

У нас ведь относительно свободное, с разными вкусами и культурными кодами общество. Одним некомфортны хипстеры в кедиках с айфонами, другим — любой намек на военизированность, патриархальность, «православнутость». Такими трюками, как Пушкинская, очень легко довести до ненависти по внешним, так сказать, видовым признакам.

А нам этого не надо. Нам здесь жить ведь.

Крайне вредны устоявшиеся штампы либерал/патриот. Все, кто за страну, — патриоты. Все, кто за человеческую жизнь, — либералы.

Крайне мало тех, кто всерьез хочет отдать Крым, или ввести православную монархию, или вернуть СССР во главе со Сталиным, или войти в состав эталонно демократических США. Это фактически сектанты, и их просто не надо принимать в расчет, хотя они и громкие.

Главное — это простые вещи, нормальная жизнь в нормальной стране. Просто для одних важнее справедливые суды и свобода личности, а для других — русские на Донбассе, для третьих — социальные гарантии, ворующие элиты.

А объект претензий один — власть.

Картинка Пушкинской, как нам ее подают с обеих сторон, мол, детки с айфонами схватились со звероподобными казаками — ложь и пропаганда. Там, к примеру, и русские националисты были, и еще куча взрослого народа, и они все не за Навального и даже не всегда против Путина. Их просто задолбало. И таких будет больше. Нормальных. Тех, кто сейчас не ходит на площади.

Все только начинается, впереди кризис общественных «лагерей» и переформатирование общества.

Скажу как вполне записной патриот да еще «террорист под санкциями»: мне стало страшновато. Одни братья-патриоты уже готовы «царя» чуть ли не живьем в масле варить, другие — оправдывать до бесконечности, до дремучего, прости господи, охранительства.

Того и гляди — между собой сцепятся. И, само собой, вместе пресловутых либералов ненавидят. Те, понятно — ненавидят не менее пресловутых ватников в ответ.

Я не хочу жить и воспитывать детей в таких условиях. Это разрушение народа.

У нормальных людей куда больше точек соприкосновения, чем им сейчас кажется. Хватит штампов. Даже по Крыму мы можем договориться.

Пропасть между «либералами» и «патриотами» не столь велика, как кажется.

Условно — патриотам: не надо бояться «раскачать». Никакая смута никогда не происходила без условий, созданных действиями либо бездействием самой власти. Когда нас пугают киевским майданом, следует помнить, что к тому моменту Януковичем недовольны были все. Просто все по-разному. У каждого патриота своя точка невозврата, когда пора называть вещи своими именами. Когда начинаешь чувствовать себя в окопе на переднем крае «священной борьбы» — и понимаешь, что за спиной, в штабе, водку пьют, куртизанок водят, а на тебя, такого самоотреченного — пардон, забили. И не считайте всех, кто не разделяет вашего культурного кода, врагами. Это такие же патриоты, которые так же болеют за страну, только по другому поводу.

Условно — либералам: не впадайте в извечную и часто — да, оправданную интеллигентную злобу. Так сложилось, что основная масса народа инертна и больше всего уважает стабильность, пока не припрет. Это не быдло и не биомасса, это нормальные люди, которые хотят жить, любить, растить детей. Десятки процентов реально голосовавших за Путина — это не миллионы ваших врагов. Ситуация очень подвижна, не надо считать себя самыми умными и тыкать носом. А то воюем на тему высказываний Серебрякова и Хабенского — зачем? Да, посыл «уроды-воры-хамы-ненавижу» — он не первое столетие звучит, и чаще от патриотов с искренней болью, а не только от врагов. И всегда это принимается в штыки.

...и тем, и другим: дело уже не в Путине. Его есть за что уважать, его есть за что не любить. Главный вопрос — что дальше. Не будет никакого «вечного Путина», ситуация все равно конечна, и нам оставят страну, причем не в лучшем виде. Они просто не вырастили систему воспроизводства личностей.

Никто ведь не хочет при ослаблении государства, явно зашедшего в тупик, получить разнообразнейшую палитру радикалов образца Поклонской, Стрелкова, Навального?! Боюсь, мало не покажется ни православным, ни патриотам, ни либералам...

У нас есть куда более важные вызовы и угрозы, как любит говорить наш президент. Это необходимость комфортной жизни в одном обществе с исламским населением страны, это взаимоотношения с мигрантами, учитывая, что миграционный процесс необратим, и, главное — это будущее, каким оно будет для наших детей.

Мы все вместе очень виноваты перед ними — с ними никто, кроме Навального, не говорит на понятном языке. Их ведет элементарный подростковый/юношеский радикализм и чувство справедливости:

— мы просто гуляли, а нас — «свинтили»

— в центре города тааааакая движуха — а по «телеку» ни слова

Вот и все. При этом — да, Навальный для них уже находится в статусе федерального политика, претендующего на верховную власть. Не факт, что они в свое время за него проголосуют, конечно. Но — нас правда всех вместе устраивает такое положение дел?

Нельзя жить на разных планетах со своими детьми. Да, это еще одна из главных претензий к государству — за двадцать лет ничего толком не сделать. Но на государство нет уже надежды. Пора самим.

Короче — очень трудно, но — постараться бы все же не растерять друг друга. Напоминаю: нам здесь жить, вместе причем. Пригодимся.