«Миллионы людей были очищены от подозрений в предательстве»

— Я тебе просто расскажу историю, которую сам слышал от одного из участников обороны Брестской крепости. Новый год встречают наши пленные в Маутхаузене — одном из самых страшных лагерей. Естественно, многие пленные получают посылки — французы, англичане, сербы… И только наши — никогда… Поэтому смертность наших в плену была невероятно высока. Красному Кресту Сталин повторил эту любимую фразу: «У меня нет пленных…» Поэтому Красный Крест советским заключенным не мог помогать. И вот получили иностранные заключенные эти посылки к Новому году и пришли поделиться с нашими, принесли какой-то жратвы, даже выпили с ними. Ушли. Остались одни русские. Допивают то, что осталось, стоя: «Пьем за победу, а за Усатого пить не будем». Это чудовищная трагедия миллионов людей. Один Харьковский котел 1942 года — 900 тысяч пленных. 900 тысяч!..

— Они все были не в порядке. Вот, скажем, командир Восточного форта Брестской крепости майор Гаврилов, который трудами отца был вытащен из забвения. Сражался героически, попал в плен без сознания на 32-й день войны. При этом лежал где-то в подвале, питаясь комбикормом для лошадей, умирал от голода (Восточный форт долго сопротивлялся). Но когда услышал немецкие голоса, пришел в себя, бросил гранату, успел выстрелить несколько раз и потерял сознание. Немцы из уважения к его беспримерному героизму забрали его в госпиталь, офицеры возили солдат на экскурсию, рассказывали о его подвиге. Потом он стал Героем Советского Союза, получил два ордена Ленина.

— Была колоссальная исследовательская работа. Считалось, что в Брестской крепости никто не выжил. Вначале у отца было единственное письмо участника обороны Самвела Матевосяна. С ним он поехал в Брест и начал распутывать этот клубок. В результате десятилетних поисков нашел больше 400 человек. И почти у каждого была беда. С Матевосяном она приключилась уже после войны.

Матевосян — геолог, один из открывателей золота в Армении. Был любимцем Первого секретаря республиканского ЦК. А когда того сменили, Матевосяна обвинили в превышении должностных полномочий, нецелевом расходовании госсредств, началось судебное дело. Была и анонимка «наверх», мол, это не тот Матевосян, а самозванец. Отец защищал его как мог. Последнее письмо, которое он написал в больнице за несколько дней до смерти, — письмо в защиту Матевосяна. Отец отказался убирать из книги имя «проштрафившегося героя», и по распоряжению Суслова «Брестскую крепость» пустили под нож, 130 тысяч экземпляров уничтожили. Книга не выходила 18 лет.

—Сам он считал эту работу главным делом жизни — возвращение человеческого достоинства людям, которые прошли через плен. Конечно, он был ярым коммунистом, но это был в моем понимании настоящий христианский подвиг: миллионы людей были очищены от подозрений, им вернули гражданские и социальные права.

— Помню прекрасно. По возвращении он был назван изменником родины и отправлен в якутские лагеря на 6 лет. Отец добился его реабилитации. Ему приписали участие во Власовской армии. Потом он был избавлен от подозрений в предательстве и его реабилитировали.

— В 1954-м отец занялся этой темой. Решил разобраться, что происходило на самом деле с обороной Брестской крепости. До того была лишь статья в «Огоньке» Михаила Златогорова. Единственный материал, с которого отец начал работу. До этого считалось, что там никто не выжил. В статье были смутные сведения о том, что Брестская крепость долго держалась, будучи в глубоком тылу у немцев. Отец начал копать: документы в музее посмотрел, уехал в Брест, расспрашивал жителей, по деревням ходил, какие-то фамилии начали выявляться. Потом он встретился с Самвелом Матевосяном. Они туда отправились вместе. Матевосян возглавил первую контратаку во время обороны. И так, по цепочке началось это расследование. Отец в архивах военных сидел, смотрел дела, делал запросы. Писал. Выступал на радио и на телевидении. Искал.

— Это потом. Сначала в 1955 году на радио его привел Ираклий Андроников, и в августе прошли три отцовские передачи «В поисках героев Брестской крепости». Успех был грандиозный. Хлынул поток писем. Потом их мешками отец получал до конца жизни. Письма шли и после его смерти. Он лежал в могиле, а специальная бригада, созданная для разборки этой корреспонденции на телевидении, продолжала заниматься этими письмами.

— А еще среди героев был путевой обходчик Николай Орлов, который спустя десятки лет после войны разминировал леса, до ста мин в день! Он предавал земле тела брошенных, списанных, забытых солдат. Их было больше, чем деревьев. Десятки тысяч бойцов и командиров. Поэтому передача отца и называлась «Рассказы о неизвестных героях». Она имела фантастический успех. Отец приводил выживших, нередко прошедших сквозь плен и сталинский лагерь людей на телевидение, рассказывал о них, задавал им вопросы. После этих эфиров невозможно было появиться с ним рядом: люди останавливали отца на улице, жали ему руку, говорили слова признательности, обращались с просьбами.

— В общем, неплохо. Но вот была такая история. До 1965 года его телевизионные передачи писались вживую, без сценария. Пока не случился скандал. Он рассуждал в телеэфире о 20-летии Победы и сказал, как, по его мнению, надо праздновать великий праздник. «Безусловно, — заметил отец, — нужен парад Победы. Впереди должны идти наши прославленные маршалы, и первым из них, конечно, Георгий Константинович Жуков». Всего год как сняли Хрущева, Жуков сидел в глубокой опале. Скандал был жуткий. Михаил Шатров был (это он мне рассказывал) в кабинете у тогдашнего начальника Гостелерадио Николая Месяцева, когда позвонили по «вертушке» и начали орать: «Что ты себе позволяешь!» Жуков, узнав об этом, был ему благодарен несказанно.

— Ну как почему? Генералы наши все прошли сталинскую школу, у них эта выучка в башке сидела. И глубоко сидит до сих пор. И опыт свой они передают следующим поколениям. Поэтому сейчас это хроническое заболевание — неуважение к отдельному человеку — превращается в очередной температурный кризис.