Корреспонденты «Новой» посетили очаг распространения ВИЧ-инфекции и выяснили, как вирус поменял свою стратегию и переориентировался на благополучных россиян
Каждый час в России 10 человек заражаются ВИЧ-инфекцией. Сегодня наша страна занимает третье место в мире по числу новых случаев заражения (после ЮАР и Нигерии). Миллион россиян ВИЧ-положительны. Лечение получают меньше половины из них. СПИД вошел в ТОП-10 причин преждевременных смертей в России. В среднем от СПИДа умирают 87 россиян ежедневно. Две трети выявленных случаев заражения, вопреки стереотипам, происходят через традиционный секс между мужчиной и женщиной. Среди регионов Иркутская область уверенно держится в числе первых по темпам распространения инфекции. Всего в Прибайкалье проживает 33,5 тысячи человек с подтвержденным диагнозом. Корреспонденты «Новой» отправились в Иркутск, чтобы узнать, как «болезнь маргиналов» осваивает новые социальные горизонты.
#Привет из девяностых
Их сейчас не должно быть. Врачи вместе с диагнозом поставили на них крест. Алексею Тимошкову сказали: доживет максимум до 2007 года. Александру Оськину даль чуть больше — до 2010 года. Они бывшие героиновые наркоманы, живущие с ВИЧ. О своем диагнозе оба узнали в 1999 году. Эпидемномер Алексея — в первой сотне, у Александра он уже четырехзначный.
В 1998 году в Иркутской области ВИЧ был выявлен всего у 32 человек. На следующий год эта цифра увеличилась почти в 100 раз — до 3157. Во всей России тогда было 30 тысяч ВИЧ-инфицированных. Тогда основным путем распространения инфекции в Иркутске, как и в целом в России, был парентеральный. То есть инъекционный. В 90-е в Иркутск хлынули наркотики. Их можно было купить круглосуточно — все знали где. Часто доза героина набиралась в шприц на несколько человек.
Алексей в офисе «Навигатора». Фото: Влад Докшин / «Новая»
Когда и Леша, и Саша узнали о своем диагнозе, они не остановились.
— Я воспринял это как финальную отмашку, — вспоминает Алексей. — Game over, все. У тебя есть маленько времени. Это был удобный способ манипулировать родителями — я же все равно умру, дайте денег.
Леша тогда был студентом, а Александр уже был директором двух вещевых рынков в Иркутске, жил вполне состоятельно.
— До 2006 года я играл в две руки пять раз в день, — рассказывает Александр. — Я прекрасно знаю, от кого я подцепил. Он не дал мне уколоться первым.
Несмотря на то что в Иркутске Областной центр по профилактике и борьбе со СПИДом был открыт еще в 1989 году, государство долгое время закрывало глаза на проблему ВИЧ. Зато в борьбу с ВИЧ активно включились зарубежные фонды: Американский Красный Крест, Фонд Сороса, «Врачи без границ».
Россия на государственном уровне признала проблему только в 2006 году, когда «Большая семерка» выставила требования для вхождения в ее состав. В том числе участие в программе борьбы с ВИЧ и СПИДом. На практике это означало, что Россия перечислила деньги в Глобальный фонд, который занимался закупками антиретровирусной терапии. Только тогда, в 2006 году, в России появились лекарства для людей, живущих с ВИЧ, позволяющие снизить их вирусную нагрузку до нуля.
Алексей и Александр стали одними из первых участников реабилитационной программы для наркоманов, организованной Красным Крестом.
Алексей никогда не встречался с «отрицательными» женщинами. Сейчас у него есть жена и две дочки, которые родились абсолютно здоровыми.
А вот Саша одинок. Ему за пятьдесят, он уже 11 лет он живет с последней, терминальной, стадией ВИЧ. У него нет детей. Если бы можно было взять кого-то под опеку, Саша, наверное бы, воспользовался этим. Но по закону усыновлять детей ВИЧ-положительным запрещено.
Саша живет в квартире со своей восьмилетней племянницей и 80-летним дядей. Мама девочки спилась, папу не видели. «Дай бог дожить ему до ее совершеннолетия. Иначе ее у меня заберут».
Александр. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Александр выглядит стариком: седая борода, взлохмаченные волосы, болезненная худоба и очень тихий скрипящий голос. Он долгое время был администратором сайта для ВИЧ-положительных, выступал «равным консультантом» — поддерживал людей со статусом, имея такой же опыт. Периодически его звали в университеты читать лекции про ВИЧ, но эта практика сейчас почти сведена на нет.
— Я к Всемирному дню борьбы со СПИДом в декабре написал в фейсбуке: если вам нужно, чтобы я пришел, поговорил с вашими студентами, просто позовите. Мне никаких денег не надо. У меня в друзьях много преподавателей. Ни один не написал.
Алексей выбрал себе другую целевую аудиторию — и работает с ней. Он знает, как говорить с наркоманами. После того как он отряхнулся от собственной зависимости, он присоединился к Красному Кресту, а позже отпочковался от него с собственным НКО «Навигатор». «Навигатор» занимается снижением риска приобретения ВИЧ. Они не пытаются бороться с зависимостью — они выдают новые шприцы.
Инъекционные наркотики уходят в прошлое, современность — это спайсы и «скорость». Но те, кто еще жив из старого поколения, по-прежнему колются.
В прежние годы охват «Навигатора» был до тысячи человек в год. Но и сегодня в офис иногда приходит по десять человек в день.
Офис единственной некоммерческой организации «Навигатор», помогающей наркозависимым с ВИЧ. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Офис «Навигатора» — это скромное помещение в желтой двухэтажке прямо напротив Центрального рынка Иркутска — «самого злачного места в городе». За свежими шприцами в расстегнутой дубленке заглядывает сухонький, выглядящий старше своего возраста Миха. У Михи на одном глазу бельмо. То, что у Михи статус, Леша знает давно.
— Мих, а ты на учет-то в СПИД-центр встал?
— Времени нет. А колоться кто за меня будет? Пушкин, что ли?
Сегодня «Навигатор» — единственная организация в Иркутской области, которая помогает ВИЧ-положительным, оказавшимся на обочине жизни. Но скоро и ее не станет.
Все посыпалось в 2012 году, когда была запущена государственная политика, направленная на пресечение вмешательства иностранных организаций в жизнь страны. НКО, которым помогали иностранные фонды, начали клеймить «иностранными агентами». Сначала из России ушел основной источник финансирования и поддержки — UNAIDS (Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИД), за ней потянулись остальные.
Некоммерческим организациям осталось уповать только на президентские гранты. Но их дают на «вегетарианские» цели типа поддержки здорового образа жизни. Кто выделит бюджетные деньги на новые шприцы для наркоманов?
«Навигатору» осталось жить до середины текущего года. Единственная надежда — на Элтона Джона. Фонд Элтона Джона пришел с большим грантовым предложением в Россию, Восточную Европу и Центральную Азию.
В мире принята концепция UNAIDS борьбы с ВИЧ — «90-90-90». Она расшифровывается так: 90% населения протестировано, 90% из тех, у кого выявлена инфекция, получают лечение, 90% из тех, кто получает лечение, имеют неопределяемую вирусную нагрузку. Только в этом случае инфекция будет считаться поверженной — и перестанет ползти по стране. Единственный город, который добился показателей «90-90-90», — Лондон. Цивилизованные страны подбираются к этому уровню.
— У нас — пропасть, — говорит Алексей. — Минздрав оптимистично говорит: 70% лечатся. Но это вранье. Лечатся 40% — и то это даже слишком позитивный взгляд.
СПИД-центр отчитывается об увеличении числа протестированных на ВИЧ. Но, как правило, это не представители так называемых групп с повышенным риском заражения (согласно классификации UNAIDS). Цифра накручивается за счет женщин, до которых можно дотянуться через диспансерный учет, тестируют детей, которые контактируют с ВИЧ-положительными. «Например, у меня две дочки — обе отрицательные. Их пытаются вставить в распоряжение об обязательном тестировании. Мол, ребенок находится под угрозой заражения. Какой? Как он заразится от меня? Это просто плюсик в количество общих тестирований, с которыми не надо заморачиваться».
Потому что дотянуться до наркоманов сложнее. Войти к этим людям в доверие и мотивировать на сдачу теста на ВИЧ сложно. Но именно этим и занимался Леша и его «Навигатор»:
— Мы по наркоманам на 90% знаем статус, их и тестировать не надо. Если бы их всех единовременно привести в СПИД-центр и поставить на учет — там бы все за голову схватились. Очень просто работать, когда пациент к тебе сам приходит и еще такой дисциплинированный.
Главное знание, которое продвигает Алексей: сегодня 75% новых случаев заражения ВИЧ в Иркутской области происходит через секс между разнополыми партнерами.
— Кто заражает этих женщин? Их заражают те мужчины, которые сами заразились в 90-е. Многие из них за 10 лет не попали в поле зрения медиков. Я знаю много людей, которые тогда заразились — и забыли. Психология человека срабатывает так: отказался от наркотиков, ну ВИЧ и ВИЧ, не трет, не жмет — ну и ладно. Есть такой миф среди наркоманов: тест показывает ВИЧ, когда торчишь. Соскакиваешь — исчезает. И куда они? Все в народ, в семьи!
#Грехи Андрюхи
Андрей в церкви Краеугольный камень. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Над сценой зажигается голубыми огнями крест. На большом экране, как в караоке, бегут строки: «Боже мой, ты в моей жизни действуешь. Твоя кровь омыла грех мой». Живая музыка, живой звук. Певицы двигают бедрами в такт песни. В зале люди встали со своих мест, пританцовывают и хлопают в ладоши. Так проходит воскресная служба в протестантской церкви «Краеугольный камень».
— Давайте сделаем шум во имя Господа! — доносится со сцены.
На предпоследнем ряду в синем свете софитов блестит лысина Андрея. Он посещает «Краеугольный камень» уже несколько лет. Он, как и многие другие воцерковившиеся, попал сюда из протестантского реабилитационного центра.
Денег на автобус, чтобы доехать с окраины города на службу, еле хватило. Работу Андрей нашел всего неделю назад — до этого два месяца жил впроголодь.
Фото: Влад Докшин / «Новая»
В 1994 году, в первый год после дембеля он убил человека — по пьяни. Год бегал от милиции.
— Я был везде — от Свердловска до Владивостока. Что делал? В розыске был. Скрывался.
В Уссурийске убил во второй раз. Но тут уже скрыться не получилось. Дали 10 лет.
Из тюрьмы Андрей поехал к маме в Усолье — и попытался начать жить снова, был 2006 год. Он нашел женщину, которую полюбил, но что-то в их любви не заладилось.
— Короче, слабинку дал — как давай бухать. Ну и полгода пропьянствовал — вялотекущий шизофреник. А потом знакомый освободился — и прибился ко мне. «Андрюха, дай 60 рублей, я к цыганам схожу, дозу куплю».
Андрюха дал. Только не 60, а 120.
Однажды Андрей подрался, и его закрыли на три месяца в СИЗО. Именно тогда у него определили ВИЧ. Это было в 2011 году.
Поначалу Андрей в свой диагноз не поверил: «Я им твердил: «Вы это специально говорите, чтобы вам дотации за спидового давали». Несколько лет прожил со статусом, не лечился, параллельно не лечился и от туберкулеза. Пропил свой дом, а когда поехал с собутыльником на заработки в тайгу на сбор кедрового ореха, там его и накрыли затаившиеся болезни.
— Мы были в кедровнике, когда у меня горлом пошла кровь. Тогда я понял, что я до сих пор ни одного дня-то и не жил. Я жил только в детстве, счастливым, рядом с мамкой до армии. В армии тоже был полноценным человеком. Знал, что кому-то нужен, от меня что-то зависит. Сказали бы «за родину», сел бы в танк и поехал, не задумываясь. Я был частичкой чего-то. А здесь я был ветер в поле. Пришло отчаяние. Я испугался и так сильно захотел жить. Встал на колени и просто начал молиться, и попросил Бога: «Господи, не забирай, если заберешь, то хотя бы в ад не отправляй». Я тогда читал Библию маленько. Знал, что Бог есть.
Вернувшись, Андрей провел полгода в реабилитационном центре за городом, встал на учет в СПИД-центр, начал принимать терапию. Только тюремные татуировки до сих пор не свел («финансовое положение не позволяет»): на плече нож, на ноге дракон, на коленях воровские звезды.
Фото: Влад Докшин / «Новая»
Андрей одинок, и его это тяготит. Для компании он завел себе котенка.
— Тут встретил одну женщину — пожили маленько. Я еще до первого свидания ее предупредил, что я «плюс». Ну а как иначе? Я же понимаю, что наше свидание может продлиться с вечера до утра. Ну, взрослые люди. Я сказал: «У меня есть проблема: с резиной я не умею, а без резины мне нельзя». Там пусть сама делает вывод. Она дала добро. Мы прожили два года. Я волновался — постоянно проверялись. Слава богу, она осталась чистая. Но ушла от меня. Меня до сих пор червяк точит. Видимо, влюбился в нее.
___
#Влад и Ирина
#Дима и ФСИН
Служебная темно-синяя синтепоновая куртка скрывает его подтянутое тело, обтягивающий свитер, наоборот, подчеркивает. Дмитрий просит не называть его настоящего имени и не фотографировать: «Меня в Иркутске даже с затылка узнают».
— Я, в общем, можно сказать, воспитатель. Педагогическое образование. Работаю в местах лишения свободы с конкретными рецидивистами. На работе не знают про мой статус. Я поступил на службу, когда у меня еще не было диагноза. Когда будут продлевать контракт — придется полностью пройти обследования. И тогда меня могут уволить.
Диму я нашла в группе знакомств для ВИЧ-положительных геев в социальной сети. О своем статусе он узнал шесть лет назад. И уже через несколько месяцев начал получать терапию.
— Три месяца я задавал себе вопрос: почему это со мной? От кого я заразился, в принципе, было понятно. Я честно рассказал своим партнерам. Некоторые отошли. Я их понимаю, люди испугались за свою репутацию. ВИЧ — стигма. Был на прошлой неделе в СПИД-центре. У меня до сих пор ощущение: что я тут, такой красивый, делаю среди проституток и наркоманов?
Дима. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Проблему ВИЧ в системе ФСИН Дима знает изнутри и понимает, как никто. Из 14 000 заключенных по Иркутской области ВИЧ у 2130 человек.
— И новые появляются: кто-то татуировки колет, кому-то наркотик удается достать.
За решеткой предосудительного отношения к ВИЧ-положительным нет, свой статус они в большинстве случаев и не скрывают. Но никакой поблажки Дима им не дает: говорит, многие заключенные пытаются использовать свой статус как преимущество перед остальными.
— Они говорят: «У меня статус, мне нельзя то-то и то-то». Че, санаторные условия содержания нужны тебе тут? Понятно, некоторые со статусом с рождения. Но ты человек в первую очередь. Веди себя как человек. Говорят: меня плохо содержат. Но проблема-то не в этом: как ты сюда попал шестой-то раз уже? Ты со своим турбоВИЧем сиди спокойно на свободе и получай терапию!
Работе статус и ориентация Дмитрия не мешают — он говорит, что нет времени обсуждать это с коллегами, хотя многие, предполагает, догадываются.
— Не вяжется у тебя, как я пошел работать в колонию? Была работа — вот и пошел. Да, некомфортно, постоянно на нервах. Но зато я финансово независим. Уехать за границу — я языка не знаю. И кем я там буду, уборщиком?
Семья часто задает 38-летнему Диме вопросы про жену и продолжение рода.
— Говорю: мне и так хорошо. Начинаю приводить пример младшей сестры: выходила замуж, развелась — и че? Счастлива? Моя семья не знает ни про статус, ни про ориентацию. Они не поймут — будет шок, травма. Пусть живут в своем мире. У меня есть мой круг — десять человек. Он формировался лет 15. Я нашел свою систему комфорта и в ней живу.
#«Микс» и ЛГБТ
Травести-шоу. Фото: Влад Докшин / «Новая»
На сцене — три изящных девушки поют «Стоят девчонки, стоят в сторонке…» под фонограмму. Короткие платья выше колена открывают длинные ноги на шпильках. Укладки у девушек идеальные, как и макияж.
Эти девушки — мужчины, артисты травести-шоу. Сегодняшнее выступление посвящено женскому дню.
— Пусть у вас все будет хорошо и не покрывается мхом спереди! И чтобы было кому ваш бутон опылить.
Клуб «Микс» в Иркутске — единственный ЛГБТ-клуб. Администратор на входе в окружении качков-секьюрити видит незнакомые лица:
— Вы точно знаете, куда вы идете? — прищуриваясь, спрашивает она меня и моего спутника.
Внутри тесно. «Микс» в рекламе не нуждается. Клубу уже шесть лет и у него есть своя постоянная публика.
Короткостриженая девушка-диджей ставит музыку. Репертуар — последние хиты российской попсы. Над пультом диджея висит объявление: «Заказать Ольгу Бузову — 500 рублей». Однако скоро включают и ее.
Согласно критериям ВОЗ и UNAIDS, мужчины, практикующие однополый секс, входят в группу риска по заражению ВИЧ.
По данным Фонда Открытого института здоровья, средняя пораженность ВИЧ-инфекцией среди геев в России составляет 18%. Но на государственном уровне профилактическая работа с ними не ведется. Кому-то приходится брать это в свои руки: в Иркутске это Евгений Глебов и Стас Федякин.
На входной двери в «Миксе» висит плакат: «Пройди тест на ВИЧ. Для сексуально одаренных». Усилиями Жени и Стаса здесь регулярно можно пройти анонимное тестирование. Такой тест стоит в аптеке рублей 500, завсегдатаям клуба рекомендовано проверяться раз в 4 месяца. Не каждый студент может позволить себе регулярно тратиться.
Женя. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Стас. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Кроме того, Стас и Женя пытаются наладить контакт со СПИД-центром. Женя рассказывает, как он начинал это:
— Мы пытались выйти на связь с центром, отправляли запросы, нам приходили отписки. В итоге я просто записался на прием к главврачу, будто я сам пациент. Мы принесли ей пособие о том, как разговаривать с ВИЧ-положительными, которое выпустили организации поддержки ЛГБТ «Феникс» и «Парни+». Она удивилась: «А почему нам раньше такие не давали?»
Однако когда парни пришли на тренинг, организованный СПИД-центром, лектор предупредила их, что темы ЛГБТ подниматься не будут. «Так нам посоветовали в Минздраве и отделе по борьбе с экстремизмом».
— Если я гей, у меня обязательно должен быть ВИЧ — такая установка, — рассказывает Женя. — Одна знакомая врач мне говорила: «Это геев бог наказывает. Смотри, и тебя накажет!» Терапевт на моем участке в лицо мне говорила, что инфекция «из-за вас пошла». Но врачей не нужно винить, с ними нужно сотрудничать.
— Мы попросили СПИД-центр организовать нам лекцию венеролога, — рассказывает Женя. — Она как узнала, сказала: «Я не собираюсь заднеприводным проводить тренинг».
Фото: Влад Докшин / «Новая»
Фото: Влад Докшин / «Новая»
Вечеринка в клубе «Микс». Фото: Влад Докшин / «Новая»
Год назад на площадке клуба «Микс» Женя организовал показ фильма «Позитив» — документальной истории про людей, живущих с ВИЧ. Тогда на показ пришли и сотрудники СПИД-центра.
— Они увидели, что мы не все положительные, что нас бояться не надо.
Правда, после показа в «Микс» через неделю приехала группа захвата. Всех посетителей прижали к стенке, выборочно начали проверять на наркотики.
#«А не скажешь, что кололась»
Ирина. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Когда муж узнал, что у Ирины положительный статус, он поставил ей отдельную тарелку и выделил отдельное полотенце. Она на тот момент два месяца носила их общего ребенка.
Ребенок родился здоровым. А у Иры диагноз подтвердился.
Она говорит, что не изменяла мужу.
— Откуда? — разводит руками. — Говорят, что ВИЧ — болезнь наркоманов и проституток, а я кто? Медицинский путь передачи ВИЧ всегда замалчивается. Хотя у нас в больницах в Иркутске есть несколько случаев заражения ВИЧ, доказанных через суд.
Ирина — видная женщина: длинные черные волосы, аккуратный маникюр, классический стиль и длинная шуба. После рождения сына она выгнала мужа из дома. Через полгода маленького Никиту сняли с учета.
Принять свой статус Ире было сложно. Раньше СПИД-центр был расположен на Синюшке (район Синюшенная гора на левом берегу Ангары).
— Едешь туда — на остановке выходишь, на тебя только пальцем не тыкают, всем понятно, куда ты идешь. Приходишь к гинекологу, она узнает про твой статус и говорит: «Ой, а не скажешь, что кололась!»
Шестьдесят процентов женщин, у которых диагностируют ВИЧ, узнают о своем диагнозе именно во время беременности. Как и Ира. Теперь она помогает таким же, как она, преодолеть страх.
— Я всегда успокаиваю: если пить терапию и рожать с кесаревым, шанс родить здорового ребенка — почти сто процентов.
О диагнозе Иры знают все ее близкие, но она боится открыть лицо — в основном из-за ребенка. Боится, что сына начнут травить.
— Я сильно выросла финансово благодаря диагнозу. Понимаешь, что жизнь конечна, времени писать черновик нет. Сейчас я снова в мире бизнеса, могу позволить заниматься, чем хочу. В Иркутске я легенда. Я знаю мальчиков, обычных наркоманов, у них сейчас успешный бизнес, машина за полтора миллиона. А потом я встречаю соседа своего, у которого диагноза нет и он работает за 12 тысяч охранником. Ну какого тебе пинка надо дать, чтобы ты начал работать?
Ирина снова вышла замуж, за «положительного». Он заразился ВИЧ во время чеченской кампании — оттуда и привез его, заразился через нестерильные медицинские инструменты. Они познакомились в интернете.
— Он вообще из другого города приехал ко мне. На третий день после знакомства сделал мне предложение… Его нет уже 4 года.
Сейчас за Ирой ухаживают мальчики без диагноза. Но она не соглашается на отношения. Она не хочет еще хоть раз в жизни объяснять, откуда у нее ВИЧ.
— Я, может, сейчас страшную вещь скажу: но найти человека с диагнозом проще, чем без. У меня сестра развелась, зарегистрировалась на сайте знакомств: там одни придурки или женатые. Я говорю: «А ты зайди на наш, вот где одни красавцы». У наших пацанов ценность семьи выше.
___
#Дима и его девушка
#«Даритель»
— Мне следователь говорит: «Свидетелей, что у вас была интимная связь, нет. Ты сейчас-то чего хочешь? Иди пивка попей, расслабься».
Полина рассказывает эту историю не в первый раз, но каждый раз в ее голосе звучит неподдельное удивление. Полину не изнасиловали — бывший мужчина заразил ее ВИЧ.
В Уголовном кодексе Российской Федерации есть 122 статья: «Заражение ВИЧ-инфекцией». Срок наказания по ней — до пяти лет. За 2017 год по этой статье было осуждено 56 человек, 21 человек приговорен к реальному сроку.
Полина. Фото: Влад Докшин / «Новая»
Полина познакомилась с К. в интернете. Их роман развивался стремительно: оба очень хотели семью. К. перевез ее вещи к себе в квартиру. Он жил вместе с трехлетним сыном.
— Когда К. предложил не использовать презерватив, мол, ты же сама говорила, что хочешь детей, я подумала: «Что я, правда, как ханжа. Приехала с вещами и выделываюсь еще». В общем, я сдалась.
Через две недели Полина неожиданно заболела. Подскочила температура, появилась слабость. Ее возлюбленный заявил: «Уезжай к себе, а то заразишь ребенка».
Полина вернулась к себе домой, откуда вскоре попала в больницу. Где ей и сказали про диагноз — ВИЧ.
Полина сумела выяснить, что К. намеренно заразил ее ВИЧ — и не только ее.
— Мы познакомились случайно с его одноклассником. Я говорю: «Что можешь об этом человеке сказать?» Он удивился так: «А че, он еще жив? Он же наркоманом в школе был». Он со школы употреблял героин. Так по цепочке я начала узнавать про его бывших, также заразившихся от него.
При знакомстве с К. Полину подкупило, что он с самого начала доверял ей своего трехлетнего сына. Правда, мальчишка был невнимательным: все время называл Полину разными женскими именами. Позже на допросе у следователя соседка по лестничной клетке рассказала: в квартиру к К. до Полины чередой шли другие девочки. Наверняка и после.
Она решила подать на своего бывшего возлюбленного в суд.
— А что делать еще? Надо человека останавливать. Кто, если не я? Он сейчас тоже с кем-то время проводит.
Существуют тесты, которые могут показать срок заражения и даже идентифицировать «дарителя». Давность приобретения ВИЧ у Полины к тому моменту, когда все вскрылось, была меньше девяти месяцев. Другое исследование — секвенирование — показало, что биологические образцы Полины и К. кластеризуются вместе. Что доказывает их взаимосвязь. Следствие выяснило, что на учете в СПИД-центре К. состоял с 1999 года.
— Я хочу, чтобы его посадили, — говорит Полина. — Но я ходила на консультацию в прокуратуру. Надо мной женщина-прокурор посмеялась: ишь, чего захотела, у нас за убийство полтора года условно дают, а ему — так пальчиком просто погрозят.
#Танец маленьких презервативов
Фото: Влад Докшин / «Новая»
В кадре под веселую музыку танцуют два презерватива. Они поют: «И зимой, и летним зноем, осенью и в Новый год // Ты возьми его с собою, он тебя не подведет. // Если без презерватива, риски зная наперед, // В страсти упадешь пучину, значит, это будет самый глупый залет».
Это творение Иркутского СПИД-центра, в 2017 году признанного лучшим в России в области информирования по вопросам профилактики ВИЧ-инфекции и вирусных гепатитов (по итогам конкурса Минздрава РФ «Лучший центр СПИД-2017»).
Автор и исполнитель песни про глупый залет — пресс-секретарь Иркутского областного центра по борьбе со СПИДом Василий Бучинский.
Он пришел работать в СПИД-центр четыре года назад и прорвал информационную блокаду.
— В конце 2014 года набираешь в «Яндексе» «ВИЧ Иркутск», вся первая страница — «ВИЧ-выдумка». Где-то в середине второй начинается разнообразие: «Иркутск умирает от СПИДа». И все, больше никакой информации.
Начав работу с местными СМИ, Бучинский убедился, что журналисты не реагируют на пресс-релизы с ситуацией распространения ВИЧ в регионе.
— У нас в городе очень много СМИ, которые едва сводят концы с концами, для них рекламные контракты — манна небесная. Они такими новостями боялись распугать рекламодателя. Думаю: да у вас 1,5% вашей потенциальной аудитории заражены. Больше людей, чем весь тираж вашей газеты! Я выпускал пресс-релиз — через полчаса у меня раздавался звонок от представителей власти: «Еще раз такое напишешь, устрою тебе веселую жизнь».
Но Вася все равно начал раскачивать лодку. Была единственная цель: чтобы в городе про ВИЧ заговорили. Не важно, какими путями это будет достигнуто. Пожалуй, один из самых экстравагантных способов: развесить по всему Иркутску «ВИЧ-инфицированные плакаты» с засохшей каплей крови, которую взяли у девушки, живущей с ВИЧ. Для города это оказалась, конечно, шоком.
Фото: Влад Докшин / «Новая»
На Дне города в 2016 году активисты СПИД-центра установили инсталляцию — из презервативов (в упаковках) выложили слово «СПИД». Презервативы можно было оторвать и забрать. Рядом активисты из проекта Dance for life исполняли свои танцы. Общественная палата обратила внимание на эту акцию и подала жалобу в прокуратуру: мол, вместо борьбы со СПИДом активисты занялись растлением малолетних и «танцами с презервативами». Это и натолкнуло Бучинского на идею «Танца маленьких презервативов».
Костюмы заказали в фирме, которая шьет ростовые куклы. Изготовили их по эскизам костюма ракеты: первый за 32 тысячи рублей, второй обошелся в два раза дешевле. Ныряешь в презерватив — внутри мягко. Чувствуешь себя в безопасности.
Вася — коренной иркутянин, рос в Ленинском микрорайоне, это один из очагов наркомании. Он помнит, как хоронили парней из его двора — «умерли по непонятным причинам». Только потом он начал понимать, что все они кололись, у многих был статус.
Врачи Иркутского СПИД-центра за работой. Фото: Влад Докшин / «Новая»
— В Иркутске ВИЧ-статус у каждого пятидесятого. Раздели жилой дом на 50. Переполненный автобус — на 50. Идешь по улице — тоже дели. Тогда поймешь масштабы нашей эпидемии. На последнем заседании круглого стола Общественной палаты говорили: вот Иркутская область — это полигон, там все мировые программы были испытаны против ВИЧ-инфекции, а результатов никаких. Я промолчал. Это у них никаких результатов. А мы увеличили охват тестирования, и Иркутск вытянул область — на полпроцента статистически снизился уровень заболеваемости, это называется стабилизация.
Я прихожу к главному врачу СПИД-центра Юлии Кимовне Плотниковой, чтобы узнать ее мнение: почему в России до сих пор так сильна стигма в отношении ВИЧ-инфекции?
— Мне кажется, мы из утюга только не кричим, что узнать свой статус раньше — это хорошо, это не приговор, а спасение вашей жизни! — заводится Плотникова. — Раньше ВИЧ был болезнью маргиналов, но все принципиально поменялось. Сейчас портрет пациента иной! Но в менталитете осталось: ВИЧ — это маргиналы. Молодежь в большинстве своем понимает, что надо предохраняться, но сетует на дороговизну презервативов, говорят: «Нам это недоступно». Но они активны, они должны жить половой жизнью! Церковники навязывают нам свои правила... Не знаю, мне хочется понять, у кого-то не было секса до свадьбы? Мне хочется прийти в загс и спросить: такое вообще возможно?
Юлия Кимовна вспоминает, что стигма в медицинском сообществе и ВИЧ-диссидентство фактически зародились в Иркутской области. Именно в Иркутске живет патологоанатом Владимир Агеев — идеолог отрицания существования ВИЧ. Его позиция примитивна: он говорит, что вскрывал и исследовал умерших наркоманов, большинство из которых состояли на учете в Иркутском СПИД-центре как ВИЧ-инфицированные, «и все они умерли не от какого-то СПИДа, а от вполне реальных болезней — сепсиса, гепатитов, туберкулеза». ВИЧ он называет «чудовищной медицинской мистификацией». Агеев и сегодня работает в Медицинском университете в Иркутске.
— Я всю жизнь преподаю в медуниверситете, — говорит Плотникова. — И ко мне на курс по инфекционным болезням студенты приходили после его курса патанатомии. Первый вопрос на тему по ВИЧ: «А он есть-то на самом деле?» То есть они уже приходят с отрицанием!
Ответственность за распространение взглядов ВИЧ-диссидентства в России не предусмотрена.
#«Всех затянуло»
Фото: Влад Докшин / «Новая»
В съемной «трешке» на первом этаже живут три женщины. Они коллеги. Все они работницы секс-индустрии. Согласно терминологии UNAIDS, секс-работники также относятся к группе риска. Среди них, согласно опросу фонда «Открытый Институт здоровья населения», 15% инфицированы.
Марина (36 лет) шинкует лук. На плите варится пахучая куриная лапша. Марина кидает в кастрюлю лавровый лист.
— Из моего класса, из всех 32 выпускников, нас осталось 16, остальные кто по золотой ушел (_золотая доза — преднамеренное введение смертельной дозы наркотика. —_ **Ред.** ), кто скололся, — рассказывает Марина.
— У меня два высших, — подхватывает Кристина (42 года) с выбритым виском и маникюром инь-ян на ногтях. — Но наше поколение попало в какую-то мясорубку.
Женщины курят прямо на кухне. На столе — зажигалка «Россия, вперед». Уже скоро обед, но ни одна не накрашена — недавно проснулись, из красоты — только татуированные брови и гвоздики в носу.
«А куда еще идти работать в Иркутске», — удивляются девушки. Средняя зарплата везде 15 тысяч, а тут 15 тысяч в расслабленном режиме можно поднять за ночь. На такой постоянный заработок быстро подсаживаешься. Вот они и подсели — в сфере интим-услуг уже больше десяти лет.
— Мало девчонок-нимфоманок. Идут в основном, чтобы прокормить ребенка или у кого мама-инвалид. Все здесь не от хорошей жизни. Я пошла в 1998 году, у меня был ребенок на руках. 23 года не от удовольствия здесь. А потом втягиваешься, чувствуешь хорошие деньги. Стоит только первый шаг сделать…
— А потом ты взяла машину в кредит плюс ребенка тянешь. Потом квартира в ипотеку... Цепная реакция идет.
Старшая Марина. Фото: Влад Докшин / «Новая»
На кухню заходит еще одна Марина, самая младшая из девочек, ей 26. Короткие домашние шорты открывают длинные гладкие ноги. Марина приехала из Улан-Удэ. Она из другого поколения, но подтверждает мысли старших коллег.
— У меня все одноклассницы работают проститутками, всех затянуло.
Девушки рассказывают, что в последнее время в профессию идет «непонятно кто». Много наркоманок, но в основном из тех, кто сидит на «солях» (_синтетический наркотик. —_ **Ред.** ). В открытую пишут — «рассчитаюсь сексом».
Безответственность молодых коллег серьезно повышает риски для всей отрасли. Поэтому у двух Марин и Кристины есть строгое правило — они отказываются работать, если клиент просит «без презерватива». Хотя есть и те, кто за дополнительную плату не откажет.
— Одна девчонка из фирмы переспала — а потом меня клиент просит «так же», — возмущается младшая Марина. — Ноет, что в презервативе ощущения не те. Она спала — так иди и спи с ней. Я без презика могу только подрочить — но это ты и сам мог. У меня есть мужчина, с которым я уже... в мае у нас будет годовщина. Вроде давно его знаю. Но даже с постоянными без презерватива — табу.
— Если клиент говорит «без презерватива» — до свидания. XXI век на дворе. У нас девочки больше боятся что-то подхватить от клиента, чем сами клиенты. Через одного предлагают: «да я женатый, давай так», «я чистый!»
— Но я знаю девочку, которая с ВИЧ работает. Но она постоянно на терапии, стоит на учете, трепетно относится к своему здоровью. Жила с мальчиком и от него подцепила.
— Он, правда, сдох уже.
— Она поздно узнала, что он наркоман. Ей его мама сказала, когда он уже умер.
Фото: Влад Докшин / «Новая»
Фото: Влад Докшин / «Новая»
Многие новенькие приезжают работать из других городов и даже деревень. Раньше для секс-работниц проводил ликбез «Навигатор», у них целая программа была — рассказывали про инфекционные заболевания, привозили тесты на ВИЧ, выдавали презервативы, смазки.
— Напишите: мы очень возмущены, что «Навигатор» закрывается, они единственные, кто нас поддерживал в этом городе. Они не просто гондоны выдавали, а выполняли общественно важную миссию!
По квартире медленно передвигается бежевый шарпей Доча — в подгузниках, Доча уже старенькая. Ее все любят.
Пока готовится лапша, мы обсуждаем нравы.
— Давайте не только проституток возьмем, у нас народ такой злой. Вичевый, инвалид — каждый старается ткнуть, покоситься, побрезговать. У нас менталитет такой. Осудить всегда легче.
— У меня знакомая с ВИЧ-статусом умерла. Бывшая наркоманка, но юрист с высшим — умнейшая голова, из обалденной семьи. Мать как узнала о статусе, отказалась от нее. А как так можно? У меня вот у брата статус. Он из Египта привез. Ему врачи сразу сказали, что тот развивается не так, как отечественный.
Я спрашиваю девчонок, не мечтали ли они куда-то уехать из России.
— Я никогда не уеду ни за какие деньги, — выпаливает Кристина. — Даже если депрессия от такой жизни начинается — села, мотанулась на Байкал. Я очень горжусь, что разговариваю на русском. Как это можно променять? Я родилась маленько в другое поколение: мы выросли с дедушкой Лениным, этот патриотизм, он нам вдалбливался с садика.
___
#Исцеление Новым заветом
#«Искатели»
В трехэтажном коттедже в центре Иркутска сегодня вечеринка «Искателей». Сюда не пустят без приглашения и без спутника. Это необычная вечеринка.
На первом этаже танцпол и закуски. Тут если приглашают на танец — это не просто, а с далекоидущими планами. Которые можно осуществить в течение ближайших пятнадцати минут.
«Искатели» — это иркутские свингеры. Хотя не только иркутские — сюда едут со всех ближайших регионов и иногда даже из-за рубежа.
Сейчас, по статистике, 75% новых выявленных случаев заражения ВИЧ в Прибайкалье (и около 50% по всей России) — именно гетеросексуальный контакт. Где говорить о безопасном сексе, как не в клубе его профессиональных ценителей?
На втором этаже коттеджа — сауна и бассейн. А выше — уже территория реализации желаний.
На вечеринке «Искателей» никому не гарантирован секс, но его можно предложить любому. Существует правило «одного нет»: если отказывают, настаивать нельзя.
— Главное правило вечеринки: «надел — вошел, вышел — снял», — объявляет с небольшой сцены ведущий культурной части мероприятия. Это — про презерватив.
В «зоне оргий», на большом кожаном диване и на секс-татами (4 на 5 метров), без презерватива находиться неприлично. Любое нарушение — исключение из клуба.
— Это очень узколобо — предполагать, что свинг-вечеринки — это средоточие порока, разврата и рассадник всяческих половых инфекций, включая ВИЧ, — рассказывает создатель «Искателей» Алексей.
Все началось три года назад, когда Алексей встретил Аллу. У обоих за плечами опыт семейной жизни, а в настоящем — желание раздвигать горизонты. Они начали давать объявления «познакомимся с единомышленниками», собрали компанию по интересам и сняли сауну на всех. Сейчас «клуб» разросся до 500 человек.
В клуб «Искателей» принимают только семейные пары, которые состоят в браке 7–10 лет.
— Закрытость клуба — это гарантия безопасности, — объясняет Алексей. — Чтобы попасть к нам, надо отправить фото и заявку. Те, кто пишет неграмотно, путает «тся»—«ться», шансов попасть в наш клуб не имеют. О чем говорить, если они двух слов связать не могут? Неадекват и маргиналов не пускаем. Но мы не претендуем на элитность, у нас нет дискриминации возрастной и весовой. Велкам, если вы совпадаете с нами по духу и мировоззрению.
«Свинг, можно сказать, сегодня стоит на страже семьи на сегодняшний день», — поясняет основатель «Искателей». Понятие супружеской верности именно в сексуальном плане себя изжило. 95% мужчин имеют контакты за пределами супружеской спальни и примерно 70% женщин — тоже. Это уже норма жизни. Что неприятие этого факта приносит в семейную жизнь? Ложь, обман, разрыв, несчастье.
Свинг — это про секспросвет, а не разврат. Отношения свингеров строятся на доверии, они могут иметь контакты с другими людьми на определенных, оговоренных условиях. Пары свингеров распадаются гораздо реже, уверяет Алексей.
Впрочем, в отличие от участников вечеринки, российское общество не готово к такой вольной трактовке брака. И в этом, к слову, таится одна из причин того, что половые инфекции люди приносят домой. Мир, в котором отношения полов выстроены по традиционной «романтической» схеме, Алексей и его соратники называют «ванильным».
— В ванильном мире как происходит? Новогодний корпоратив — выпили, перетрахались. Ты женатый? А ты замужем? Да. Никто не заботится о средствах защиты. Мои ванильные знакомые идут к проститутке — презерватив обязательно, а как спать с секретаршей или бухгалтершей — в голову не придет защищаться!
#Аня
Фото: Влад Докшин / «Новая»
— Я буду с черными губами, — говорит Аня, когда мы договариваемся о встрече.
Ничем другим она не выделяется. Обычная девочка-подросток, выглядит младше своих лет, хотя ей уже восемнадцать. Аня мечтает стать художником-аниматором и еще мечтает о семье. Она живет в общаге в Иркутске, делит комнату с двумя подругами.
История Аниной мамы — таких в Иркутской области мы слышали десятки. Середина девяностых, влюбилась в наркомана. Все уже в прошлом. Аниной мамы нет уже 10 лет. Но есть Аня, которая родилась с ВИЧ. Таких, как она, в Иркутской области 747 человек. Тех, кому до 19 лет, 113 человек.
До шестнадцати лет Аня ничего не знала о своем диагнозе. Бабушка, которая ее, по сути, и воспитывала, просто всю жизнь давала ей какие-то таблетки. И сильно ругала, если девочка пила их не вовремя.
В 2016 году погиб отчим Ани. И бабушка поняла, что больше не может держать в тайне от девочки то, что с ней происходит.
Никакой злобы у Ани к этому миру нет — она открыта и свободна. Она красит губы черной помадой, потому что ей так нравится.
— Люди часто не понимают и судят по внешности. Но помада не раскрывает мою личность. Как статус. Как цвет глаз. Стигма — это страх. Бояться не нужно.
Она не хочет повторять судьбу своей семьи.
Сейчас Аня учится в техникуме, специальном — для инвалидов. Она слабослышащая, «но у других бывает и похлеще».
Недавно специалист из СПИД-центра читала в Анином техникуме лекцию про ВИЧ. Аня намекнула на всю группу, что это относится и к ней.
— Меня мальчик, у которого тоже статус, спросил: ты что, хочешь на всю ивановскую озвучить? Я думаю: имею право — хочу и расскажу! А он испугался, что меня будут гнобить. Я статус не воспринимаю как помеху. Он для меня какая-то призма, через которую я вижу будущее. Не было бы его, я бы расслабилась и не боролась. Статус — мотор жизни, мотивация. Все же классно — я пью таблетки, у меня есть к ним доступ.
Многие из тех, кто принимает терапию с конца 80-х, до сих пор жив.
— Мой единственный страх в жизни — если таблетки исчезнут или я приму их не вовремя.
Фото: Влад Докшин / «Новая»
В 2018 году Минздрав увеличил бюджет на лекарства для ВИЧ-положительных до 21,6 млрд рублей. Этих денег хватит только на обеспечение 260 тысяч пациентов. При этом только на учете в Иркутском СПИД-центре состоит почти 26 тысяч человек.
В Госдуму внесен законопроект о «мерах воздействия на недружественные действия США и иных иностранных государств». Неясно, чем он обернется для людей, живущих с ВИЧ.
Средний возраст смерти ВИЧ-позитивного человека в России — 38 лет.
_При поддержке Медиасети_
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»