Первая в новейшей истории выставка современного украинского искусства в европейском музейном пространстве проходит на фоне напряженных политических отношений между Украиной и Венгрией. Скандал на высшем уровне случился прошлой осенью, когда Украинская рада приняла новый Закон об образовании, который накладывает запрет на обучение детей с пятого класса на русском, венгерском и румынском языках. Кураторы выставки — Константин Акинша и Алиса Ложкина — рассказали «Новой» о предстоящем событии и ситуации с современным искусством в Украине.
— Почему «Перманентная революция»? Вас вдохновляли Троцкий с Марксом?
Алиса Ложкина: Это самая подходящая метафора того состояния непреходящей турбулентности, в котором Украина пребывает последние лет 30. Но у Троцкого это пространственная метафора, а у нас — темпоральная, метафора перманентной неустойчивости, подвижности политической ситуации в Украине, в которой мы живем с конца 80-х годов. Это состояние очень четко отражает современное искусство.
Константин Акинша:Оно не только отражает, но и сильно раздражает общество. Мы представляем в Будапеште вещи, рассказывающие о погроме год назад на выставке «Утраченная возможность» молодого художника Давида Чичкана. Это была, пожалуй, первая постмайдановская выставка, которая пыталась говорить о том, оправдала ли революция Майдана наши ожидания.
А.Л.:Оказалось, что в ситуации глубокого посттравматического состояния даже попытка рефлектировать вызывает страшное раздражение в обществе.
К.А.:У нас этот случай вызвал еще больший общественный скандал и дискуссию, чем подобные действия вызывают в России, и главное, дискуссию по большому счету выиграли художники. Тенденции развития у наших стран все-таки совершенно разные, хотя мы все вышли из одной «советской шинели».
— Власть и бизнес в Украине поддерживают современное искусство?
А.Л.: У нас наблюдается настоящий бум, особенно после Майдана. Сменилась плеяда директоров музеев, государство обратило внимание на современное искусство, но оно по большей части живет благодаря частным инициативам, оказавшимся очень устойчивыми.
К.А.: У нас система, как и в России, олигархическая, но есть существенная разница, которая напоминает старый анекдот: чем русская мафия отличается от украинской? Ответ: ничем, просто у украинской мафии нет денег. Хотя среди богатых украинцев появилась мода собирать современное искусство.
А.Л.: Современное украинское искусство стало для украинского олигархата даже своеобразным способом самоидентификации. Собирать его модно, патриотично, круто.
— Чем ваше современное искусство такое уж украинское по сравнению с европейским?
А.Л.: Оно очень мощное, не очень веселое, может быть, но стильное, витальное, энергетичное и внятное. Это то, что традиционно отличало украинскую школу.
К.А.: А еще украинского искусства должно быть много. Если его меньше чем 5 метров, появляются сомнения — а украинское ли? Но главное отличие — оно очень политизировано и социально ориентировано.
А.Л.: Я бы сказала, что политика — это эрос современного украинского общества, у нас политика заменила все. Она трагичная, травматичная, но на сто процентов — не унылая и вдохновляющая.
— Последний раз в России мы видели актуальное украинское искусство в 2014 году на Манифесте-10 в Петербурге — фотографии Бориса Михайлова, еще некоторых авторов, в том числе Алевтины Кохидзе.
К.А.: Михайлов, конечно, представлен в Будапеште. У нас в последнее время сформировался целый корпус очень интересных фотографов. Например, Александр Чекменев, его серия фотографий «Паспорт» — просто душераздирающая. Она сделана в середине 90-х, когда Луганский горсовет менял жителям паспорта с советских на украинские. И нужно было сфотографировать стариков, инвалидов, живших в отдаленных селах и деревнях, заброшенных, забытых.
Л.А.:Эта заброшенность отражается и в проекте «Донбасс-шоколад» Арсена Савадова. Он спустился в шахты, по его просьбе шахтеры надели балетные пачки, и все это выглядит как кабаре на развалинах мира. Все это должно было взорвать обстановку в Донбассе, что и случилось.
К.А.: Алевтина Кохидзе сделала работу «Ждановка» — по мотивам своих разговоров с матерью, живущей в Донецкой области. История о потере связи во всех смыслах слова: чтобы поймать сигнал, мама идет на кладбище — только оттуда она может дозвониться, только из мира мертвых можно послать сигнал в мир живых.
— А Крым — ваш?
К.А.:Крым — наш, это наша тема, ее представляет работа молодой художницы Жанны Кадыровой: гигантская, весом в две тонны, карта Украины, вырубленная из куска стены закрытой фабрики, от которой отвалился Крым. Работа Ромы Михайлова про Крым — книга памяти из стенок тех самых вагонов, в которых депортировали крымских татар.
— Какой ожидаете реакции, особенно в свете последних политических раздоров между Украиной и Венгрией?
К.А.:Надеемся на понимание, но к протестам тоже готовы.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»