Встреча без твиттера

До определенного времени общение лидеров США и КНДР вполне вписывалось в стандарты президентского рэп-бэттла: «человек-ракета» и «безумный диктатор» против «старого маразматика». «Не знаю, почему этот парень называет меня старым, — пытался иронизировать Трамп в своем твиттере в конце 2017 года. — Я ведь не говорю, что он толстый и маленького роста. Надеюсь, мы когда-нибудь сможем подружиться с ним». В какой-то степени шутка удалась: на фоне олимпийского потепления начала 2018 г. Ким Чен Ын предложил Трампу встретиться и пообщаться. Свою сенсационную просьбу он передал через Чон Ый Ена, советника южнокорейского президента по безопасности во время визита последнего в Пхеньян.

Визит южнокорейской делегации был ознаменован целой серией многообещающих северокорейских заявлений: предложение провести в апреле межкорейский саммит, готовность к диалогу с США, обещание, пока длится диалог, не проводить ядерных или ракетных испытаний. Даже к дежурной проблеме ежегодных крупномасштабных совместных учений США и Южной Кореи, вызывавших ежегодное обострение и обмен резкими заявлениями, Ким Чен Ын вроде бы отнесся с пониманием.

Однако хочется обратить внимание на важные детали, из-за которых открывать шампанское рано. Во-первых, если сравнить реплики Чон Ый Ена, произнесенные затем по этому поводу в Америке и Сеуле, можно обнаружить одну любопытную деталь. В Вашингтоне он сказал, что Ким Чен Ын готов к денуклеаризации. А на брифинге в Сеуле он заявил, что «северокорейская сторона ясно выразила готовность к денуклеаризации, указав на отсутствие причин сохранять арсенал ядерного оружия, если будет устранена военная угроза и обеспечена безопасность северокорейского режима». Можно допустить, конечно, что в прессу ушло не все, и в Вашингтоне эти фразы тоже звучали. Но в том виде, в котором эту информацию донесли до американского руководства, все выглядит так: «мудрая политика Трампа напугала Кем Чен Ына, и он готов капитулировать».

Во-вторых, поговорить — не значит договориться. Решение о встрече между двумя лидерами еще не принято официально. Поэтому пока все это относится к благим намерениям. Более того, как заявила 9 марта пресс-секретарь Белого дома Сара Сандерс, Дональд Трамп не будет встречаться с северокорейским лидером, если КНДР не предпримет конкретных шагов по денуклеаризации. Под конкретными шагами, разумеется, понимаются те, что устроит Вашингтон. Потому что все-таки диалог и компромисс по Трампу (если читать его книги по ведению бизнеса)— это «мы готовы обсудить условия вашей капитуляции». Хотя вообще-то диалог — это попытка поговорить и выработать консенсус, основанный на взаимных уступках.

Как бы то ни было, межкорейский саммит, намеченный на апрель этого года, лучше, чем дальнейшее обострение. Вопрос в том, что на саммите нужно будет не просто разговаривать, но договариваться. С этим возникают определенные проблемы.

Заинтересованность Южной Кореи в том, чтобы встреча лидеров КНДР и США состоялась, конечно, есть. Просто надо учитывать, что президента страны Мун Чже Ина не надо воспринимать как классического левого — он популист и просто «не консерватор». Кроме того, в Южной Корее слишком развит тот уровень фракционной борьбы, который хорошо известен нам по фразе Бродского «если Евтушенко против колхозов, то я за них». Главное — делать все не так, как предшественник из другого лагеря. Потому что концептуально Южная Корея смотрит на Северную не как на другое государство, а как на антигосударственную организацию, которая захватила пять северных провинций. И объединение в южнокорейской трактовке — это не объединение двух государств, а воссоединение, то есть возвращение утерянного.

С точки зрения отношения к КНДР Мун во многом сидит между двух стульев. С одной стороны, он не может не работать в направлении межкорейского сближения, потому что это то, на чем он строил критику предыдущей администрации. С другой стороны, он постоянно напоминает, что американо-южнокорейский союз все равно крепок как никогда. И что главное условие межкорейского диалога — это отказ Севера от ядерного оружия.

Заметим, что инициатива олимпийского потепления не исходила от Сеула. Хронология такова: сначала новогодняя речь Ким Чен Ына, который сказал, что не против протянуть Югу руку дружбы и поучаствовать в Олимпийских играх. Руководство Южной Кореи всерьез опасалось, что их Олимпиаду затмит очередной ракетный пуск, и протянутую руку пожали. В результате чего игры прошли без эксцессов, а посетившая игры спецпосланник Северной Кореи и сестра Ким Чен Ына передала Муну приглашение на саммит. В рамках ответного визита спецпосланника Чона делегация Южной Кореи встретилась с Кем Чен Ыном, итогом чего и были заявления о саммите.

Может возникнуть вопрос о роли России во всем этом. Что ж, вообще-то российские дипломаты довольно активно пытались подстегивать межкорейское сближение и сделать позицию Севера более конструктивной. То же самое делали и в Пекине. И на взгляд автора, это сыграло важную роль, куда большую, чем приписывают санкциям.

Константин Асмолов, ведущий научный сотрудник центра корейских исследований ИДВ РАН