Пока в одном пространстве очень крылатые ракеты борются за мир во всем мире, в другом — телевизор сражается с YouTube. Нарастает волна первой эмиграции. Вот и Леонид Парфенов отважился на дебют — вслед за Никитой Михалковым, Юрием Дудем, Сергеем Дружко, Андреем Лошаком с его сериалом о Березовском и даже Андреем Малаховым, от которого и без дополнительных платформ рябит в глазах. Границы новых территорий простираются между «Бесогоном» и «Парфеноном», но это только начало. Похоже, автор умирает на ТВ и возрождается в интернете. Впрочем, данная истина, как и все прочие, относительна.
Леонид Геннадьевич назвал свое новое шоу «Парфеноном». Тут сквозит и самоирония, и почтение к себе как к памятнику постсоветской античности, и вера в будущее — руины все еще грандиозны. Он давно стал классиком, брендом, эталоном. Но при перемещении из одной реальности в другую случился сбой. В «Парфеноне» удивляет необязательность во всем: от выбора сюжетов, верстки, драматургии до качества съемки, атмосферы, комментария. Слова не подчиняются автору, мысли не подчиняются словам. За эксплуатацию шуток в стиле «ястребы на берегах Потомака» становится неловко. Изящное остроумие, к которому привыкли поклонники Л. П., не поднимается выше палки для селфи, упорно именуемой автором «усладой японского туриста».
Прежде он виртуозно переплавлял стратегию культурного поведения в акт творчества.
Теперь количество вина в кадре наводит лишь на одну мысль: не иначе как автор, наследуя Бесогона-Михалкова, намеревается прикупить немного виноградников в чудесных солнечных краях.
Парфенов заметно нервничает. Он привык быть модным (ключевое для него слово), актуальным, а формат отчаянно ему сопротивляется. Всю жизнь гений эстетического камуфляжа не создавал новую реальность, а лишь блистательно стилизовал ее. Теперь ему предстоит заполнить собой целый канал, минуя угрожающий массив рекламы собственных зарубежных гастролей вкупе с квартирами на Рязанском проспекте. Пожелаем Леониду Геннадьевичу успехов на этом нелегком пути.
Проклятие авторской программы неизбежно, как смерть. Автор становится заложником им же созданного образа. Вот почему талантливейший Гордон растворился на просторах ТВ. Возможна единственная попытка выхода из тупика: не играть себя, а быть собой. По моим представлениям, сегодня такая роскошь доступна немногим. Один из них — Юрий Рост. Масштаб личности позволяет ему быть, а не казаться.
Роман Роста с ТВ начался давно. Как и в любом полноценном романе, случались здесь свои взлеты и недолеты. В его галерее много тех, кого знают все, но еще больше тех, кого знает только он. Портреты людей известных, скажем, Ахмадулиной или Окуджавы, порой грешат поверхностностью. Портреты тех, кого знает только он, безукоризненны. Лучшее из сделанного — «Рэгтайм, или Разорванное время». Лучшее из «Рэгтайма» — две передачи о кровельщике-энциклопедисте Иване Духине, прошедшие недавно на канале «Культура».
По Покровке идет мужчина средних лет в бушлате. В руках он держит трехцветную кошку. Из этого не самого примечательного события разворачивается, как свиток, жизнь человека. И ты вбираешь эту жизнь в себя, застывая перед экраном. Духин из племени тех, кто, по выражению Зинаиды Гиппиус, интересуется интересным. Он и крышу отлично отремонтирует, и лучший колокол для храма отольет, и латышский выучит, и политические акценты точно расставит, и Тютчева целый день напролет готов читать, и про свою с Ростом любимицу кошку Дусю напишет так, что душа затрепещет.
Автор познакомился с героем, что называется, по месту прописки. Иван Андреевич работал в ЖЭКе на Чистых прудах, в ведомстве которого находилась мастерская Юры. Они не просто подружились, а стали духовно и душевно необходимы друг другу. Автор ведь тоже из племени интересующихся интересным. В отсутствие хозяина в мастерской жил Духин, писал отчеты. Эта хроника текущих событий — отдельное произведение литературы. Хроникер отражал как политические события, так и местные. Местные были важнее, они состояли из жизнеописания паучков Мити и Моти, зимней мухи Марты и, конечно, кошки Дуси.
Как можно соединить разорванное время? Только одним способом — продышать его. Рост знает секреты метода. Он складывает слова, мысли, черно-белые фотографии, чувства, запахи, нюансы и блики так, как может только он. Нежность и любовь стирает границы времени. Духина уже давно нет на свете, но в пространстве Роста он есть. Юра чувствует время и людей кончиками пальцев. Поэтому у него никогда в кадре не бывает оловянных глаз, которыми сегодня оснащена большая часть телевизионных деятелей искусств.
Неблагодарное дело — пересказывать передачи Роста. Их нужно смотреть, вглядываясь в автора и героев. Хотя бы для того, чтобы понять, как можно быть свободным в несвободной стране. И если вам удастся расположиться между Мотей и Митей, душа чуть-чуть оттает. Это очень много, когда душа, застывшая от холода жизни, начинает оттаивать.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»