У Зинаиды Коротковой игривый оранжевый маникюр и подведенные брови. Зинаиде Алексеевне 74, она председательница местного Совета ветеранов. «Про историю — это ко мне», — говорит Короткова. В доме, который много лет совершенствовал ее муж Виктор Михайлович, даже настенные часы «из позатого века».

Коротковы поженились в 1967 году. По этому поводу год назад супругам вручили медаль «За любовь и верность». Которой они стесняются. Отчего Зинаида Алексеевна даже позвонила накануне публикации и просила не слишком их за это хвалить.

В год их свадьбы вблизи Филипповского произошло событие, из-за которого спустя полвека Коротковым, возможно, придется уехать из родного села. Совет министров РСФСР секретным распоряжением передал Мытищинскому машиностроительному заводу (ММЗ) участок площадью 1500 гектаров, примыкающий к «Большой бетонке». 1433 гектара были покрыты лесом. 120 из них разрешалось вырубить для строительства испытательного полигона. И хотя участок был исключен из государственного лесного фонда целиком, на остальных 1313 гектарах завод обязали вести лесное хозяйство. На полигоне тестировали гусеничную технику для установок ПВО, а окружающий лес служил прикрытием и защищал поселки от шума.

После распада СССР участок остался в пользовании у правопреемника ММЗ — ОАО «Метровагонмаш». В 2011 году завод, как того потребовало государство от всех юридических лиц, переоформил право пользования на право аренды. Впоследствии, добиваясь снижения арендной платы, завод настаивал, что эти земли относятся к землям обороны. И суды его поддерживали. Но такие земли ограничены в обороте. Поэтому когда завод пожелал участок приобрести, он сделал вид, что оборонительной нужды больше нет. И вот уже это земли промышленности. И вот уже глава администрации Филипповского Олег Иванов продает участок. Причем за 28 млн рублей, то есть примерно по 200 рублей за сотку.

В июне 2017 года Владимиру Путину в ходе «прямой линии» пожаловались на свалку в Балашихе. Президент распорядился немедленно ее закрыть, а через несколько месяцев потребовал навести порядок в сфере утилизации отходов в целом.

За неделю до «прямой линии», предугадав настрой президента, областная комиссия одобрила инвестиционный проект «Строительство опытно-экспериментальной площадки по сортировке, переработке, выделению вторичных материальных ресурсов и размещению твердых коммунальных отходов» в 5 км от Филипповского. Проект представило ООО «Экотехстрой Владимир», которому «Метровагонмаш» продал тот самый лесной участок с полигоном. Этой компанией через ООО «Сантар» владеют миллиардеры Искандер Махмудов и Андрей Бокарев (они же контролируют «Трансмашхолдинг», которому принадлежит и сам «Метровагонмаш»).

Площадь предполагаемого строительства — 57 гектаров. По задумке авторов, на них будут построены сортировочный комплекс, комплекс переработки ПЭТ-тары и древесины, комплекс производства RDF-топлива и компоста. Проектная мощность — 150 тысяч тонн мусора в год. Исключительно под «хвосты», то есть не утилизируемую часть отходов, отводится два участка по 13 гектаров каждый. На большом участке в 31 гектар, где будут капитальные объекты, «хвосты» тоже предполагаются, но не уточнено, в каком объеме.

В Филипповском о решении инвестиционной комиссии узнали через два месяца. Начался бунт.

Поначалу штаб сопротивления расположился в аптеке Надежды Тюриной. Тюрина приехала в Филипповское в 1985 году по распределению врачом-терапевтом.

— Да ну, какой штаб… — скромничает Тюрина. — Ну, где люди встречаются? Почту у нас закрыли, поэтому: магазин, Сбербанк, аптека. Вот посетители приходили, рассказывали. У всех такой настрой: с мусором бороться надо, но под завод сколько нужно? А там 1200 гектаров. Значит, все остальное продадут. Продадут и удерут.

В аптеке, как и полгода назад, собираются жители Филипповского: председательница Совета ветеранов Короткова, почтальонка Тамара Стороженкова, дачница Елена Правдина. Говорят наперебой:

— 19 августа [2017-го] человек 200 пришло на сход перед Домом культуры. Мы ведь здесь не народишко. Сход попытались разогнать. Кто-то сказал: «Мы пойдем на трассу». Я говорю: «На трассу не надо, а то куда-нибудь увезут…»

— Люди криком кричат. У нас у всех скважины. Стоит один фильтр — от песка.

— Я живу в центре Москвы, рядом Комсомольская площадь, вокзалы. Специально купили здесь дом, чтобы дышать. А теперь я этот коттедж не продам уже, но и находиться здесь через два года не смогу.

— Это наш Сталинград, — резюмирует Надежда Тюрина. — Или защитим, или всё.

Вот еще Рычаговы. У тех — колодец. «Ставишь бетонное кольцо и под ним копаешь. Потом следующее сверху. И они потихонечку опускаются, — объясняет технологию строительства колодца Рычагов-сын, Сергей. — Мы двенадцать с половиной метров копали. Песок, песок, песок».

Рычаговы — коренные жители деревни Дворищи. Сергей работает на заправке. Родители — Валентина и Александр — пенсионеры, а прежде трудились на ткацкой и красильной фабриках. Дому их за 80 лет.

— Вот он родился здесь, ему 63 года, — показывает Валентина на мужа. — А Сергей переехал в Электросталь. Так они сюда едут воздухом подышать. У нас внучка, она все лето здесь. Она даже возвращаться в Электросталь не хочет, так и зовет ее: Электросрань. Они воду набирают отсюда, возют канистрами туда. В том году фестиваль молодежный здесь проводили на лугу. Мы там коров пасем, а они помост сделали, палатки поставили, музыканты приехали. Рекламу у нас тут снимали с Хабенским и Трухиным. В том лесу самые грибные места. А в песок — ну все пройдет. Ни грибы, ни ягоды нельзя будет собирать.

Сейчас Рычаговы свой мусор сжигают в банной печке. «У нас его не так много. Консервы мы редко покупаем, стекла тоже мало. Из-под подсолнечного масла только бутылки. Ну, пакеты еще. Но сейчас стараемся покупать биоразлагаемые. Написано, что разлагаются, а там уж…»

— У нас в деревне 300 с лишним домов. Никого «за» нет. Все возмущаются. Все в сходах участвовали, даже бабушки, — рассказывают Рычаговы. — А чего бояться? Мы на своей земле. Мы выбирали администрацию, чтобы они работали для людей, а не против людей.

Протесту в Филипповском повезло с активистами. Среди них есть специалистка по согласованию строительных проектов, многоопытный депутат-организатор, военный со связями и даже профессиональный гидрогеолог. Это эксперт государственной комиссии по запасам полезных ископаемых, в прошлом главный гидрогеолог Ногинской базы гидрогеологического центра «Геоцентр-Москва» Аркадий Савельев. На шкафу в кабинете Савельева — карта почв Киржачского района в разрезе, а в руке ученого — план Клязьминско-Шернинского месторождения подземных вод и участка недр «Шерна». План утвержден в 2008 году на 25 последующих лет. Зона водосбора этого месторождения простирается далеко за полигон. Прерываясь на пробежки до глохнущего дизель-генератора (в деревне Ратьково, где живет Савельев, из-за снегопада несколько дней нет света), гидрогеолог рассказывает:

— Впервые участок «Шерна» был упомянут в директивах ЦК для снабжения Московской области в 80-х. Потом было постановление о разведке участка как резервного для ВСВ, Восточной системы водоснабжения. Из этой системы снабжаются многие города Восточного Подмосковья. Сейчас к ней подключаются города Ногинского, Балашихинского и Щелковского районов. Полигон попадает в зону санитарной охраны третьего пояса. СанПиН номер два один четыре тысяча сто десять ноль один, — выдает Савельев по памяти, — гласит: в пределах зоны санитарной охраны третьего пояса не должно находиться даже потенциальных источников химического загрязнения. Также и по ГОСТу пятьдесят шесть пятьсот девяносто восемь, — повторяет Савельев тот же фокус, — размещение полигонов ТБО не допускается на территории зон санитарной охраны водоисточников. Кроме того, посмотрите, куда направлен поток вод под этим полигоном. Поток направлен в сторону воронки депрессии, то есть в сторону центра месторождения.

Савельев достает еще одну стопку схем. Десять лет он занимался оценкой загрязнения подземных вод в Балашихинском и Ногинском районах.

— Недаром города Восточного Подмосковья присоединяются к ВСВ, — говорит Савельев. — Чем это вызвано? На территории Ногинского и Балашихинского районов имеются полигоны ТБО: Кучино, Купавна, Тимохово.

Специалист указывает на розовые пятна, выскочившие, как метастазы, в разных местах карты вокруг полигонов: где близко, а где довольно далеко. Это скважины, в которых он нашел характерную для этих свалок заразу.

— В трещиноватом карбоне есть зоны избирательной фильтрации, — объясняет ученый. — Вот рядом скважина работает — и все хорошо. А за два километра от полигона выбило. Вода дырочку найдет.

Район Филлиповского на схеме Савельева — редкий чистый пятачок.

Такие же однозначные заключения дали в Институте водных проблем Российской академии наук (ИВП РАН) и в Росгеологии. По оценке старших научных сотрудников ИВП РАН Юрия Медовара и Игоря Юшманова, загрязнение рек Шерна и Мележа, в междуречье которых расположено Филипповское, возможно уже через 500 суток после захоронения первых отходов. Специалистки Росгеоголии Ирина Казакова и Ирина Федонкина уточняют, что «геоморфологическое особенности территории не обеспечивают обязательных требований по выбору участка под размещение полигона ТБО». Это: уклоны поверхности междуречья, направленные на юг, к долине Клязьмы; высокое стояние уровня грунтовых вод (менее двух метров от поверхности) и самое опасное — отсутствие естественного «замка», например, глинистых отложений.

Вывод: «При обосновании экономической эффективности строительства и эксплуатации намечаемого полигона необходимо будет учесть не только привлечение 80 рабочих мест, но и компенсацию ущерба за потерю источника водоснабжения в населенных пунктах, а также организацию нового альтернативного водоснабжения».

— Это не экспертизы, — отрезал глава администрации Филипповского Олег Иванов, — это предварительные заключения, которые были сделаны без выезда на место. Все действующие гидрогеологи подтвердили, что это вообще не документ.

— Какие действующие гидрогеологи?

— Ну зачем я буду вам говорить, мало у нас гидрогеологов, что ли, здесь.

Быть главой администрации Иванову оставалось не больше часа. С корреспондентами «Новой газеты» он говорил 7 февраля возле Киржачского районного суда во время перерыва в заседании. По его итогам Совет депутатов разорвал контракт с «вилладж-менеджером».

Иванова, местного бизнесмена, наняли осенью 2015 года. Он гордится детской площадкой, которую построил на свои деньги перед Домом культуры, и явно обижен на земляков, которые не оценили его щедрость. Протесты Иванов считает проплаченными, а инвестиционное предложение называет лишь «мыслями на бумаге». Однако едва комиссия его одобрила, Иванов назначил публичные слушания о внесении изменений в правила землепользования. Активисты убедили Совет депутатов эти слушания отменить и собрали около тысячи подписей за отставку Иванова (а Иванов — около 800 в свою поддержку). Так и дошло до суда. К суду юристы «накопали», что Иванов, поступив на муниципальную службу, продолжал руководить несколькими коммерческими фирмами.

Филипповское на процессе против Иванова представляла председательница Совета депутатов Елена Гашина. Она же взяла на себя смелость прошлой осенью поддержать отмену публичных слушаний.

К ситуации Гашина подходит трезво: «Завод, конечно, необходим. Ситуация назрела. Но место очень густонаселенное. Экологическую составляющую этого проекта пока никто нам не сказал. Мы видели заключение гидрогеологов, пусть оно и предварительное было, но оно подтверждает наши опасения».

Гашина предполагает: на Иванова давили из Владимира. «У них альтернативной площадки нет, а задача поставлена президентом, что свалки теперь запрещены, нужны заводы. Но если это сделают, то нам надо всем отсюда просто уезжать. А куда уезжать? Мне, например, некуда. Родители мои здесь жили, отец всю жизнь проработал в колхозе, дети мои здесь. Молодежь, может, не осознает последствий. А мы понимаем скоротечность».

Иванов отрицает давление сверху и злой умысел: «Как любой бизнесмен — а я вот пришел из бизнеса, — я сначала какие-то мысли свои пишу на бумаге. Даю главе поселения или главе района. Потом пошли расчеты, проекты, экспертизы. Так же и здесь надо поступать. А сегодня нету проекта! Я встречался с инвестором. Мой первый вопрос: «Там будет свалка?» Он говорит: «Ты что, с ума сошел? Как мы в сегодняшней ситуации повторим опыт Балашихи?» Что будет с тем олигархом, который так сделает? Да первая же жалоба Владимиру Владимировичу, и этого олигарха не будет просто, в каком бы он «Форбсе» не стоял.

Рядом — населенные пункты, та же река Шерна, такой же песок. И никто не продает свои участки. Но это неправильно, конечно, ее надо закрывать, у нее осталось выработки год-полтора. А ближайшая точка, куда везти, километров 60—70. Когда бабушке придет тариф не 500 рублей, а 2500 — вот это будет страшный бунт».

(Чиновник умалчивает важную деталь. В 2016 году в области была принята схема обращения с отходами. По ней полигон в Храпках должны реконструировать. Появится вторая очередь площадью 10 гектаров.)

Иванов подозревает, что за протестами стоит мэр соседнего города Фряново Васин: «Он приезжал к нам на митинги. Выступил, призвал к референдуму и смотался. Это что, подход главы? А потом мы стали выяснять. И ко мне попали документы. У нас, оказывается, фряновское ЖКХ приезжает на территорию Филипповского и забирает у дачников мусор. При этом дачники платят вперед сто процентов — независимо от того, сколько их приедет».

В разговоре Олег Иванов еще несколько раз использовал в качестве аргумента по разным поводам некие «бумаги», но не пожелал их представить.

Глава администрации Киржачского района Михаил Горин, крепкий мужчина с седыми висками, напротив, оперирует только публичными документами — даже если они противоречат объективной реальности. Горин не видит несправедливости в том, что лес был продан как обыкновенный пустырь:

— В 1967 году участок исключили из Гослесфонда. Всё.

— Но это же лес.

— Давайте так: там растут деревья. Что такое лес? Я вот не могу сейчас расшифровку леса вам сказать. Юридически он не лес.

— То есть юридически собственник может сделать там хоть скотомогильник?

— Если он соберет весь пакет документов, тогда да, он сможет этим заниматься. Но пока нет предмета для разговора. Пока у меня нет ни одного заявления от инвестора. Вот сейчас он посмотрит на эту шумиху и скажет: «Да зачем мне это нужно? Буду ягоду выращивать и 12 миллионов платить налог».

Акт во исполнение распоряжения Совмина РСФСР, который запрещает вырубку леса, Горин не видел. «Если есть документы такие, то это надо в суде доказывать».

— У меня просьба: объективно осветите, — говорит напоследок Горин. — Я понимаю людей. Я, может, так же готов на баррикады броситься, но не могу себе позволить, потому что занимаю пост чиновника. И я по роду своей деятельности за свои слова должен отвечать. Если я говорю вам, что так оно есть, значит, так оно и есть. Должно быть доверие к власти-то. Я понимаю, что его размывали годами. Но за нами следят в четыре глаза. Мы делаем все согласно закону, мы ничего не скрываем.

Филипповские убеждены в обратном. 26 декабря 2017 года Горин сделал то, что не удалось Олегу Иванову в сентябре. Он присвоил всему участку вид разрешенного использования под номером 12.2 — «размещение, хранение, захоронение, утилизация, накопление, обработка, обезвреживание отходов». Сам Михаил Горин утверждает, что он всего лишь привел документы в соответствие с нынешними законами.

— Это ошибка [что я изменил вид разрешенного использования]. Это грубейшая ошибка, которой пользуются недобросовестные люди. Я думаю, что это риелторы, которые землю там продают, вводят людей в заблуждение. В генеральном плане поселения Филипповское указана категория земель [к которым относится спорный участок]. Это земли промышленности и специального назначения. И на эту категорию земель специального назначения по земельному классификатору приходится только один номер: 12.2. Другого нету. Вот мы его и прописали, потому что до 2020 года код классификатора должен быть присвоен всем землям.

Активисты же считают, что это Горин вводит людей в заблуждение, когда умалчивает полное название категории земель, к которой относится участок: земли промышленности, энергетики, транспорта, связи, радиовещания, телевидения, информатики; земли для обеспечения космической деятельности; земли обороны, безопасности и земли иного специального назначения. А землям обороны положен другой код классификатора — 8.1.

— Чтобы присвоить код, на участке должна работать комиссия. Если бы они увидели пустырь, они могли бы присвоить этому участку классификатор 12.2. Но когда 90 процентов участка — это лес?! — недоумевает московская дачница Ольга Голубкина. Когда-то Ольга согласовывала строительные проекты для одного из крупнейших автодилеров России. После кризиса ушла в мелкую фирму, а сейчас работает с частными заказчиками. В Филипповском Голубкина 12 лет.

— В нормальной ситуации на инвестиционное предложение никто не опирается, чтобы изменять вид использования земель. Но в нашем случае это оказалось стартом, чтобы чиновники пробивали перемену вида пользования, — объясняет Голубкина. — Если мы это дело не остановим, сейчас они внесут изменения в правила землепользования и застройки (потому что публичные слушания — это фиктивно), и строительство запустят в процесс. Чем мы можем отбиться? Мы можем сделать общественную экологическую экспертизу. Как только собственник земли говорит, что проект готов, он обязан опубликовать в газете объявление и выставить свой проект на рассмотрение. Мы заранее заключаем договор с общественной организацией, которая вправе проводить экологическую экспертизу, народ добровольно скидывает деньги на расчетный счет. Стоит это примерно полтора миллиона рублей. Мы собираем экспертный совет, до десяти экспертов. В государственную экспертизу заказчик входит своим проектом, а мы — своей общественной экологической экспертизой. И государственная экспертиза решает, кто прав.

Голубкина утверждает, что в случае с Филипповским выражение «лес кормит» — не преувеличение. «У нас две трассы: одна на Ярославку, а другая на Ногинск и Москву. На перекрестке сидит народ и продает все, что продается: лисички, белые, чернику, землянику. У меня мама, которая постоянно здесь живет, до сих пор по этому лесу ползает».

Конечная цель, по словам Голубкиной, — вернуть спорный участок в Гослесфонд. В этом могло бы помочь то самое распоряжение Совета министров РСФСР. Но оно, согласно официальному ответу Госархива, находится в закрытой части архивного фонда Совмина. Активисты полагают, что документ могла бы запросить глава Владимирской области Светлана Орлова. Но, по их же сведениям, она и продавливает строительство.

Пока же у протестующих есть только копия секретного акта (.pdf) на отвод лесных площадей без права вырубки. Ее добыл пожилой харизматик, авиационный инженер и бывший сотрудник МИД Виталий Тимофеев. Тимофеев был одним из последних, кто видел живым Юрия Гагарина.

— В 1968 году, во время службы на «Чкаловском», где я был замкомандира эскадрильи по инженерно-авиационной службе, я проходил около четвертого ангара и видел, как техник помогает Гагарину вместе с Серегиным садиться в МиГ-15. Я еще подумал: зачем ему [на самолете] летать? Будучи Гагариным, я бы в жизни не стал летать. Я всегда всем объясняю: летчик — он настроенный [на пилотирование], а инженер — он настроен на другое. Вот он сел — и все. Это последняя посадка была в самолет его. Я вернулся к своим, зашел в кабинет, и вдруг звонок: прекратить запуск [самолетов], минута молчания. Потом сказали: «Ищем Гагарина, самолет не вернулся».

Через много лет Тимофеев получил дачу в 30 км от места гибели легендарного космонавта.

— Я к чему все это говорю? — продолжает военный. — Мне уже 76. У меня раковая болезнь. У меня внуки, дети — все есть. Одна внучка МГУ окончила, второй внук в «Вышке» учится, одна дочка — ревизор российских банков, вторая — главбух. Мы все нормальные люди. И меня беспокоит, какая обстановка создалась в стране. Если возник пожар, надо его тушить. Ну почему же вы его не тушите, а все разжигаете?! Я подошел к Иванову, когда мы узнали о проекте. Спросил: «Олег Михалыч, что будет?» Он ответил: «Это не ваше дело». То есть когда нужно — я автобусы для школьников через сослуживцев выпрашивал. Когда нужно — лично нанимал людей, чтобы дороги прочищали. А теперь — «не ваше дело»!

Некоторых жителей Филипповского такое отношение властей подвигает к радикальным действиям. «Ну если они не по закону, нам-то что остается? — спрашивает пенсионер Владимир Ноговицын, десять лет назад купивший здесь участок по 5 тысяч долларов за сотку. — Перекрыть дорогу и за топоры взяться?»

«Это из-за отчаяния, — объясняет другой дачник, Борис Благославов. — Потому что жизнь кончается. Наступили на жизнь».

Благославов (в прошлом замруководителя идеологического отдела Волгоградского обкома КПСС, а позже — депутат двух созывов Волгоградской областной думы) тоже десять лет как купил домик в Филипповском поселении. В Волгограде его мучила аллергия на лебеду и амброзию. Четыре года назад Благославов уже боролся с устройством свалки в соседнем Фрянове — и преуспел.

— Я от чего шалею — от этого нашего управления поверхностного. Оно меня убивает просто, — в сердцах говорит мужчина. — Я как, прошу прощения, секретарь райкома партии в те времена отвечал за мобилизационный план. Я его знал от и до, знал, что мне делать. Ну, такая система была. Тут дело касается воды, здоровья людей. Над чем они там думают-то? Только над тем, где физкультурно-оздоровительный комплекс поставить?

А в заблуждение зачем вводить? Зачем сталкивать лбами народ и власть? Люди ведь за сердце хватаются, они жизнь здесь прожили.

Благославов везет нас мимо свалки у деревни Храпки (входит в соседнее Першинское поселение). Мы останавливаемся, чтобы сфотографировать гору мусора, охраняемую двумя дворняжками и стаей ворон. Работники полигона просят получить разрешение на съемку у директора, директор не отвечает на звонки. Мы звоним Михаилу Горину. Казалось бы, это в его интересах — показать, в каком плачевном состоянии находится полигон в Храпках и почему Киржачскому району действительно нужна современная фабрика по переработке мусора.

— Никита, вот только свалку не надо фотографировать. Ну свалка и свалка, можно в интернете любую свалку взять. Пойми, — просит Горин, — по-человечески.