Собственно, этот вопрос, на который следствие не дало даже приблизительно внятного ответа, стал и ключевым, и спусковым в «деле Мисюриной», которое единогласным сетевым хайпом уже признано «делом врачей».

25 июля 2013 года Елена Мисюрина, которая тогда работала гематологом в клинике «Генотехнология», провела пациенту, у которого в анамнезе была тяжелая онкология, рутинную диагностическую процедуру — ​трепанобиопсию. Никаких нарушений техники проведения данного обследования и осложнений в состоянии пациента отмечено не было, после процедуры он отправился на работу.

К вечеру мужчине стало хуже, и его госпитализировали в клинику «МЕДСИ» с подозрением на аппендицит. Через день прооперировали, а еще через несколько дней он скончался в хирургическом отделении клиники.

Уголовное дело в отношении Елены Мисюриной было возбуждено в январе 2015 года по ч. 1 ст. 109 УК РФ «Причинение смерти по неосторожности» (максимальное наказание — ​до двух лет лишения свободы). Через год дело переквалифицировали и предъявили доктору обвинение по п. «в» ч. 2 ст. 238 УК РФ («Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью либо смерть человека»).

По официальной версии, «врач нарушила методику, тактику и технику выполнения трепанобиопсии, из-за чего причинила пациенту сквозные повреждения кровеносных сосудов, в результате через несколько дней он скончался».

Примечательно, что обвинение строилось на показаниях единственного свидетеля — ​паталогоанатома Мартыновича из «МЕДСИ». Это он рассказал, что Мисюрина якобы не туда ввела иглу при биопсии, что привело к фатальным последствиям. То есть сотрудник клиники, в которой оперировался умерший пациент, утверждал, что не операция, не тяжелый онкологический процесс могли спровоцировать стремительную гибель, а исключительно процедура, сделанная несколькими днями ранее в другом лечебном учреждении.

Показательно, что суд безоговорочно поверил словам того, кто защищал корпоративный интерес и пытался всячески обнулить ответственность «МЕДСИ» за фатальный исход. Его доказательства строились лишь на собственном заключении — ​никаких иных в деле просто не оказалось.

Еще более показательным и унизительным для врачебного сообщества стал и тот факт, что показания ведущего гематолога страны академика РАН Андрея Воробьева суд проигнорировал. Вызванный в суд Воробьев однозначно заявил, что процедура, проведенная Мисюриной, не могла привести к смерти пациента. Истинной причиной обширного кровотечения и смерти пациента он назвал нарушение свертываемости крови, которое прогрессировало на фоне трех заболеваний пациента, а причиной смерти могло стать, по мнению академика, «отсутствие адекватной терапии» в «МЕДСИ».

Мисюрина ходатайствовала об эксгумации и повторном вскрытии. Суд отклонил ходатайство. Единственными доказательствами ее вины стали две экспертизы, основанные только на изучении документов о пациенте. В обеих говорится, что смерть пациента связана с биопсией. При этом в разных экспертизах по-разному указано место, куда была введена игла.

Еще одно важное обстоятельство проигнорировал суд. По закону, все умершие в стационарах московских негосударственных лечебных учреждений направляются на судебно-медицинскую экспертизу, а вскрытие должно производиться в патологоанатомическом отделении № 6 Бюро СМЭ Департамента здравоохранения Москвы. В июле 2013 года у клиники «МЕДСИ» не было лицензии на патологическую анатомию, и там не имели права в принципе проводить вскрытия.

Но Черемушкинский суд, по сути, не только крайне предвзято отнесся к делу Мисюриной, но и создал правовой прецедент — ​врача можно упечь в тюрьму даже не за ошибку, а за невозможность предугадать осложнение, которое в деле Мисюриной и вовсе не доказано.

С таким хэштэгом главные врачи московской онкологической больницы № 62 Дмитрий Каннер и столичной ГКБ им. Юдина Денис Проценко запустили акцию в поддержку коллеги.

Врачи поменяли аватарки в соцсетях на фото Мисюриной и поставили хештег #ЯЕленаМисюрина. Хештег означает, что любой врач, даже самый высококвалифицированный, может оказаться на месте Мисюриной и имеет все шансы сесть в тюрьму за выполнение своих профессиональных обязанностей.

К акции присоединились главврач 1-й Градской больницы Алексей Свет, завкафедрой общей хирургии медицинского университета им. Н.И. Пирогова, член-корреспондент РАН Александр Сажин, главный внештатный кардиолог Москвы Елена Васильева, директор фонда «Подари жизнь» Екатерина Чистякова и еще несколько сотен российских врачей.

Межрегиональная общественная организация «Лига защиты врачей» 25 января создала петицию в поддержку Мисюриной. К моменту написания публикации на сайте change.org петицию о возвращении свободы женщине подписали более 40 тысяч человек.

В своем блоге кардиолог Алексей Эрлих отметил то, о чем сейчас думают все врачи: «Сажать в тюрьму врача за его ежедневную профессиональную деятельность — ​это практика, по сути разрушающая российское здравоохранение. Я, например, работая в отделении кардиореанимации, ежедневно лечу не менее 15–20 пациентов и ежедневно в отношении своих пациентов принимаю сотню разных решений, каждое из которых может быть для них благом, а может привести к осложнениям.

А знают ли судьи, прокуроры и люди из Следственного комитета, что каждая медицинская манипуляция может сопровождаться некими осложнениями, и они могут развиться на ровном месте. Чем чаще врач выполняет свою лечебную манипуляцию, тем вероятнее, что он столкнется с таким осложнением. И единственный способ их полностью (совсем! навсегда!) избежать — ​это полностью (совсем! навсегда!) прекратить заниматься медициной. И в условиях, в которые нас сейчас ставит государство, медициной будет заниматься все меньше и меньше людей. Кому захочется сесть в тюрьму только за то, что есть некая статистическая вероятность осложнений от его работы».

Еще один доктор под ником dr_antonova, поддержавшая акцию, написала так: «Тяжело молчать, когда в собственной стране ты не можешь полноценно выполнять свои врачебные обязанности, ведь ты элементарно будешь бояться произвола «машины правосудия».

Я уже давно не питаю иллюзий по поводу отечественной медицины, но, пожалуй, когда приговор вынесли в этот раз, то он был вынесен всем врачам страны. Здравствуй, режим 37-го года ХХ века, ты снова с нами».

Следственный комитет начал пристально присматриваться к врачам недавно. В сентябре 2016 года на специальной коллегии ведомства впервые была оглашена статистика: в первом полугодии 2016-го жертвами врачебных ошибок стали 352 человека, в том числе 142 ребенка. Всего в следственные органы СК за это время поступило 2516 сообщений о преступлениях, связанных с ненадлежащим оказанием медицинской помощи, возбуждено 419 уголовных дел.

А в марте 2017 года СК создал в своей структуре собственное подразделение судебно-медицинской экспертизы (СМЭ), которая раньше относилась к Минздраву. Основная причина — ​слишком длительные экспертизы по ятрогенным (врачебная ошибка) преступлениям и корпоративная солидарность медиков. Чтобы исключить и, то и другое, и было создано это подразделение.

В ноябре Московская академия Следственного комитета РФ занялась разработкой специальной программы дополнительного профессионального образования «Вопросы организации здравоохранения и расследования преступлений, связанных с ненадлежащим оказанием медицинской помощи». Обновление учебного плана в академии также объяснили ростом количества ятрогенных преступлений.

Медицинский портал Vademecum проанализировал тенденции интереса СК к медикам в 2017 году. Всего было обнаружено 60 сообщений об уголовных делах, связанных с ятрогенными преступлениями. Налицо — ​возрастающая активность Следственного комитета в этой сфере. По упомянутым 60 делам уже вынесено 12 приговоров — ​в основном это условные сроки, ограничение свободы (запрет на выезд за пределы пункта проживания осуж­денного без оповещения полиции) либо обязательные работы. Единственный приговор с реальным сроком заключения получил врач Воронежской ГКБ № 10, не оказавший помощь пострадавшему в ДТП 27-летнему мужчине, который в результате бездействия медиков умер. Его приговорили к полутора годам в колонии-поселении.

Но вот что самое интересное: на специальном совещании СК 4 октября прошлого года, посвященном «болезненной» теме, была высказана идея ввести в УК специальную норму, предусматривающую ответственность за совершение преступлений, связанных с врачебными ошибками и ненадлежащим оказанием медицинской помощи. Иными словами, специальную «статью для врачей». По сути, если эта статья будет введена в практику, то всех врачей без разбора, и за преднамеренную халатность, и за непреднамеренную ошибку, можно будет легко закатать в тюрьму.

Нигде в мире такой ценой врач не отвечает за последствия своей деятельности. Самые распространенные наказания — ​большие штрафы в пользу пострадавших и отстранение от профессии.

То, как отечественное правосудие обошлось с Еленой Мисюриной, — ​вызов и плевок в сторону врачей от имени государства.

После 24 января безоговорочно наде­яться на то, что врач захочет рисковать, использовать последний и, быть может, призрачный шанс, чтобы спасти жизнь близкого вам человека, уже не приходится. Лечить и спасать — ​это всегда риск. Но не такой, чтобы ценой неуспеха стала тюрьма.

— Я постараюсь говорить без эмоций, хотя это крайне сложно. Я меньше всего хотел бы, чтобы моя позиция рассматривалась как корпоративное заступничество за врача, который совершил преступление. Я ознакомился с историей болезни умершего пациента и мне представляется решение суда неправосудным. Парадокс истории в том, что врач Елена Мисюрина вообще ни в чем не виновата. В ее действиях нет ошибки в принципе, то есть обсуждать степень ее вины абсурдно по определению.

Если же приговоры такого рода превратятся в тенденцию, то я, как и профессор Преображенский, скажу: «Отдайте ключи Швондеру, пусть оперирует». Нельзя врачей делать заложниками страха.

Еще мне крайне непонятно и неприятно, что показания выдающегося гематолога, академика Андрея Ивановича Воробьева, пояснившего суду, что в действиях врача не было ошибки, были проигнорированы. Мне случалось выступать в качестве приглашенного эксперта в судах, и всегда мнение профессионала имело вес.

И вот что еще очень важно в этой истории. Я не могу припомнить, чтобы когда-либо профессиональное сообщество так единодушно встало на защиту коллеги. Это означает, что все эти люди бьются за верность своей профессии и врачебному долгу. Я, честно сказать, горжусь ими.