«Кто решает, жить нам или нет?»

«Папу не видно, потому что облака»

— Папа — на небе, но его не видно, потому что облака, — глядя в окно, объясняет мне четырехлетняя Милана.

Маму она попросила:

— Давай пойдем к папе, я скучаю.

— Туда попасть никак нельзя.

— А мы построим большую лестницу и доберемся…

Милана уже не плачет днем (ей сказали, что папа видит, как она плачет, и огорчается), но по ночам — слезы. Двухлетняя Диана не плачет. Но, засыпая, рыдает. Плохо спит. Стала сердитой. Может стукнуть кулаком. На руки к чужим не идет. А Милана после смерти отца отказалась ходить в детсад.

— Потеряв папу, они теперь боятся потерять и меня, не остаются одни даже на минуту, — говорит 32-летняя вдова.

Сергей и Галина познакомились в марте 2012-го, в декабре — поженились. За пять лет семейной жизни никто из них не усомнился ни разу, что нашел свою половинку. Галя считает, их сроднили схожесть характеров и трудное взросление. Оба рано остались без родителей. Рано начали работать и жить самостоятельно. Галя — в Красноярском крае, Сергей — в Архангельской области. Позднее переехали в Петербург, где и встретились. В 2014 году сняли квартиру в Шушарах (поселок в Пушкинском районе Петербурга). Сделали ремонт, купили мебель. Все начинали с нуля, но сразу решили: дети будут!

— Я никогда не хотела карьеру, я всегда хотела семью, — рассказывает Галина. — Я и Сереже говорила: у кого-то нет любви, у кого-то нет детей, у кого-то нет здоровья, а у нас есть все. У нас всего лишь нет квартиры. Да пусть лучше ее всю жизнь не будет, чем мы лишимся чего-то другого. Он отвечал: нет, детям нужна своя крыша над головой.

16 ноября Сергея не стало, 17 ноября его ждали с документами в банке для оформления ипотеки. В последнее время он хорошо зарабатывал. Семью обеспечивал всем. В те выходные, до которых не дожил, хотел купить дочкам зимние комбинезоны. На 27 декабря — пятилетнюю годовщину свадьбы — забронировал номер в отеле в Зеленогорске с детским комплексом. Мечтал, что Милана будет заниматься танцами и музыкой, а Диана — гимнастикой.

— Но не только дети были нашим смыслом, — подчеркивает Галина. — Мы друг друга выбирали для себя, а дочки — наше продолжение. Они вырастут, разойдутся по своим семьям, у них будут свои дети… А с кем теперь останусь я? Где мой Сережа? Кто взял на себя ответственность решать: жить человеку или нет?

«Ты нас не бросишь?»

Галина до минут помнит ту ночь — с 15 на 16 ноября. Около десяти вечера Сергей сказал ей: «Я, кажется, заболел».

— Сережа лег на диван на кухне и укрылся одеялом — его трясло от холода, — рассказывает Галина. — Через час я смерила температуру — 39,4. В 22.48 в первый раз вызвала скорую. Они отказались ехать: «Дайте мужу парацетамол и но-шпу». Сергея сразу же вырвало. Через 5 минут опять звоню «03». Отвечают: «Дайте ему то же самое снова, только пусть запьет сладкой водой, если будет хуже, перезвоните через час». Так и сделала. Спустя час температура — 39,9.

Анальгина у меня нет. Вновь звоню на станцию. Они советуют: «Сходите в аптеку, у вас в Шушарах — три аптеки». Хотя она здесь одна. Пытаюсь объяснить, что у меня двое маленьких детей, они ночью плохо спят, часто просыпаются, оставить не с кем, муж — почти без сознания на кухне. Бросили трубку. Стала протирать мужа разбавленным уксусом. Через некоторое время снова набираю «03». Спрашивают: «Какая температура?» Проверяю: 39,1. Ответ: «Ну раз помогает — протирайте». Не приняли вызов. Звоню «103» (центральная диспетчерская. — Н. П.). Жалуюсь им, что человеку хуже и хуже, а врачи не хотят ехать. Ответ: «Мы ничем помочь не можем, только переключить на Пушкин», и переключают.

К трем ночи у Сережи поднялась температура до 41,1 градуса. Он хотел встать и целиком облиться холодной водой, но я ему не дала. Протерла мокрым полотенцем и уложила. Около 4.30 утра я все же пошла в аптеку. Купила анальгин. Около 5.30 дала мужу таблетку. К 8 утра у него снизилась температура до 37,3, но состояние было ужасное. Он уже не мог пить даже через трубочку. Проваливался куда-то, мне казалось, терял сознание. В 8.20 я позвонила дежурному врачу в поликлинику. Ответили: «В течение дня врач будет». Тут Сергей начал жаловаться на почки и боль в спине. Поняла, что дальше тянуть некуда.

В 8.40 в пятый раз (не считая звонка в «103») дозваниваюсь до скорой, и они, наконец, принимают вызов. На тот момент муж лежал уже весь белый, губы — фиолетовые, не мог сказать ни слова. Когда я спросила Сережу: «Котеночек, ты нас не бросишь, своих трех девочек?» — он лишь простонал в ответ: «У-у». Говорить ему было больно, дышать не хватало сил. В 9.14 я звоню на станцию уточнить: машина выехала? Сказали: «Да». Около 9.30 приехала скорая. И еще почти час фельдшеры мурыжили Сережу в квартире: горло покажи, голову поверни, но-шпу ему дали, капельницу поставили. В 10.24 они решили госпитализировать мужа. Я им помогала его выводить. Он еле переставлял ноги. Чуть не упал в лифте. С капельницей спускался с 17 этажа и шел через весь двор — врачи оставили машину в 50 метрах от подъезда. Он столько сил потерял…

Неосторожная смерть

Скорая увезла Братаева в реанимацию Боткинской больницы, где спустя три часа он скончался в реанимации. По предварительной версии, к летальному исходу мог привести инфекционно-токсический шок, повлекший отек головного мозга. Точные причины смерти в ближайшее время должны назвать судмедэксперты.

17 ноября руководство пушкинской станции скорой помощи (ССМП № 4) уволило двух фельдшеров (диспетчеров) по приему и передаче вызовов выездным бригадам, накануне общавшихся с Братаевой. Районная прокуратура в тот же день начала проверку на станции и 6 декабря констатировала: «Двое фельдшеров ССМП № 4 при наличии показаний к экстренной госпитализации петербуржца не организовали выезд бригады скорой помощи, несмотря на неоднократные звонки его жены. Вся оказываемая помощь свелась к рекомендациям. Это привело к смерти мужчины, поскольку медицинскую помощь ему оказали лишь спустя 10 часов после обращения». Материалы проверки прокуратура направила следователям. 8 декабря они возбудили уголовное дело по ст. 293 ч. 2 УК РФ «Халатность, повлекшая по неосторожности смерть человека».

— Много вопросов к скорой, — говорит адвокат Галины Братаевой Гурам Бадзгарадзе (медик по первому образованию, заведующий отделением скорой медицинской помощи с 2007 по 2009 год. — Н. П.). — Почему вызов вовремя не приняли? Все симптомы жена перечислила: рвота, низкое давление — 80 на 60, температура — выше 40 градусов, лихорадка, человек в полубессознательном состоянии, еле передвигается, не может говорить. Правильно ли оценили тяжесть больного врачи выездной бригады? Почему он с капельницей шел через весь двор, теряя последние силы, а не был положен на носилки? В ходе расследования будут изучены все полученные документы: карта вызова врача скорой помощи, копия журнала вызовов, запись системы «Незабудка» (система, записывающая все разговоры пациентов с диспетчерами «03». — Н. П.), должностные инструкции диспетчеров и врачей, протокол вскрытия, посмертный эпикриз и пр. Мы с Галиной Братаевой будем добиваться, чтобы виновные в гибели ее мужа, отца двух малолетних детей, понесли реальное наказание — в виде лишения свободы.

Прямая неизбежность

Почему скорая помощь так долго не принимала вызов? Не могли или не хотели отправить бригаду?

Задать эти вопросы главному врачу пушкинской ССМП № 4 Вячеславу Целикову мне не удалось: уже неделю он не отвечает на звонки. По словам подчиненных, находится то в прокуратуре, то в Следственном комитете, то в районном отделе здравоохранения. Заместитель главврача ССМП № 4 Ирина Павлова 14 декабря заявила «Новой»:

— Вы в курсе вообще, что идет следствие? Никаких комментариев давать не будем!

Руководство отдела здравоохранения Пушкинского района тоже сослалось на следствие: «Без комментариев, не наша компетенция».

Зато оказались компетентны жители поселка Шушары, сталкивающиеся с работой районной службы «03» ежедневно.

— Трагедия в семье Братаевых — предсказуемая, — считает руководитель общественного движения «Активные Шушары» Людмила Лепёшкина. — Нареканий на пушкинскую скорую помощь — куча. В Шушары машины едут из Пушкина, всегда неохотно и долго. Когда у меня невестка рожала, я вызвала скорую в 3 часа ночи. Мы ее ждали два часа. Пробок не было. Сын вышел встретить врачей, но подняться на пятый этаж они отказались, потому что лифт не работал. Отказались вообще посмотреть: можно беременную транспортировать или нет? Чудом невестка не родила, пока ее везли.

Надо пересчитать

Бывшие сотрудники ССМП № 4 объяснили мне возможные причины неоперативности и неэффективности работы «03» в Пушкинском районе.

— Пушкин, Павловск, Шушары, Александровская, Малое Карлино, Лесное, Московская Славянка, а также Киевское шоссе и еще много чего обслуживает Пушкинская станция скорой помощи — огромная территория. Я работал на этой станции до сентября 2013 года, — рассказал бывший санитар ССМП № 4 Алексей Окунев (имя изменено. — Н. П.). — Одновременно со мной оттуда уволилось 30% врачей и 60% фельдшеров.

Если это суммировать, половина сотрудников уволилась в один месяц. Фактически на пушкинской станции — большой кадровый голод. Стоит очень много машин скорой помощи, но они пустые — врачей нет. Банальное отсутствие персонала. По документам — работают люди, реально — нет. Допустим, по закону положено 70 врачей, а берут, скажем, 30. Но оформляют их на 70 ставок. В итоге каждый врач официально работает на полторы-две ставки, что, кстати, запрещено законом, а получает за одну. Разница кладется в карман. Это все должно было проверяться еще в 2013 году, поскольку мы отправляли письма в администрацию Пушкинского района и президенту. Но они потерялись.

На официальном сайте ССМП № 4, в разделе «Персонал» числится 159 сотрудников. Из них 46 — врачи. Остальные — фельдшеры, медсестры, руководство.

— Комиссия прокуратуры, проводившая проверку на станции в ноябре-декабре, не располагает информацией о кадровых подтасовках на ССМП № 4, — сообщил «Новой» заместитель прокурора Пушкинского района Олег Корзенков. — Однако мы работали по конкретному случаю. Если поступит заявление по данному поводу, может быть проведена новая проверка.

«Новая газета» просит считать эту публикацию официальной просьбой о прокурорской проверке информации, полученной от бывших сотрудников ССМП № 4.

Воздуха глоток

— Все, что есть на столе и в холодильнике, — показывает Галина, — купили друзья: Ваня с Юлей — колбасу и сыр, Оля с Олегом — печенье и конфеты, адвокат привез детям фрукты. Друзья же скинулись на похороны. Оплатили услуги юристов. Нам сегодня все помогают, но никто не должен нас кормить, самим надо как-то…

Вопросов «Как?» — больше, чем ответов. Квартира — съемная. Хозяин, узнав о трагедии, разрешил семье жить бесплатно, но только до июля.

Галя по профессии — бухгалтер. Хочет найти работу, но Диану не берут в ясли-сад. Заведующая ссылается на то, что один ребенок Братаевых уже и так ходит в садик, а «потеря кормильца не является льготой». Галина ездила жаловаться и в РОНО, и в конфликтную комиссию. С порога отрезали: «Будет прописка — поговорим».

— После смерти Сережи мне не хотелось жить, — признается Галина. — Все мне говорили: живи ради детей. А что я делаю? Я этим сейчас и занимаюсь. Бегаю, во все двери стучусь. У меня больше нет жизни. Но пусть у моих детей она начнется: детский садик, подготовка к школе, какие-то занятия, праздники… Понимаю, надо жить дальше. Но этот глоток воздуха в нашей стране мне сделать не дают.