У Юлии Савиновских и ее мужа Евгения Сокова пятеро детей — 17-летняя дочь от первого брака Юли, совместные 5-летняя дочь и 4-летний сын и еще двое приемных сыновей: Диме 4 года, Косте уже 5, у обоих неизлечимые заболевания. В августе органы опеки отобрали у родителей приемных Диму и Костю — из-за того, что Юлия удалила себе грудь и на этом фоне вела блог от имени вымышленного персонажа, задумывающегося о смене пола. Чиновники перепугались и вернули мальчиков в детский дом.

Позднее опека вменила Юлии и беспорядок в квартире, и отсутствие доверительных отношений с мужем и то, что она якобы хотела уехать с детьми жить в Испанию. Чиновники обнаружили противоречия между интересами Юлии и ее приемных сыновей.

Юлия обжаловала действия опеки в суде — это дело она проиграла, но не сдалась, апелляция назначена на 6 декабря. В тот же день областной суд рассмотрит и иск опеки, которая хочет расторгнуть заключенный с Юлией договор о приемной семье. Оба заседания пройдут в закрытом режиме — речь о детях.

Юля и Женя взяли Диму в семью три года назад. Юля увидела его фотографию на сайте «Усыновите.ру» — и сразу влюбилась. Пока они с Евгением собирали документы, им посоветовали найти «запасной вариант»: на случай, если Диму кто-то заберет до них. Но Дима их дождался.

«Когда Димасик попал к нам, <…> он залез на ручки и больше не отпускал. Он боялся засыпать вечером. Месяц он спал у меня на руках. Не давал ложиться, даже садиться, боялся, что я его положу и уйду. Через два месяца начал спокойно засыпать в своей постели, рядом со мной», — рассказывает Юлия в своем фейсбуке.

Через полтора года она снова увидела анкету «запасного варианта» — Кости, и они с мужем решили взять и его.

Так у Димы с Костей появились мама, папа, две сестры, брат и даже собака. Большая семья жила в двухкомнатной квартире в районе Уралмаша: Евгений работает инженером, Юлия заботится о детях. Летом они все вместе уезжали на дачу. Все это время опека наблюдала за семьей и не видела ни одного нарушения.

Вечером 26 августа Юлия и Евгений с детьми вернулись с дачи в городскую квартиру. «Бросили сумки, накормили, помыли, уложили спать детей». Утром в воскресенье, 27 августа, «дети со своими подушками и одеялами, как обычно, пришли досыпать к нам на диван. Муж сбегал в пекарню, купил булочек с корицей, я сварила овсянку, приготовила яичницу с луком и помидорами. Пили чай с булками, смотрели бокс между Макгрегором и Мейвезером», — вспоминает Юлия.

В это время она включила компьютер и обнаружила письмо от сотрудника опеки: в нем говорилось, что из опеки заходили на прошлой неделе, но дома никого не застали. Уточняли, дома ли семья сейчас. Юлия ответила — и уже через 20 минут в квартиру пришли три сотрудника опеки Орджоникидзевского района, в том числе начальник отдела Наталья Болотова. Все, что происходило далее, известно только со слов Юлии и ее мужа, органы опеки от комментариев отказываются.

Потом в суде опека назовет это «неудовлетворительными санитарно-бытовыми условиями», расскажет и про оторванную обшивку мягкой мебели, и про «повреждения на полу», и про грязную посуду, и про то, что постельное белье есть только на одной детской кроватке. В итоге семью признают неблагополучной. Однако всем в этой истории ясно, что немытая посуда и царапины на полу — это лишь предлог и что детей забрали из-за операции, которую сделала себе мама.

За месяц до этих событий — 21 июля — Юлия удалила себе грудь. С ее слов, это решение она приняла, потому что грудь седьмого размера, увеличившаяся из-за кормления детей, доставляла ей неудобства, у нее постоянно болела спина, с ней она себе не нравилась. Евгений поддержал решение жены. К смене пола, как много раз заявляла Юлия, это решение не имело отношения.

Вместе с тем перед операцией Юлия зарегистрировала второй аккаунт в Instagram, на свой же телефонный номер. В нем она опубликовала собственные снимки после операции. Авторские комментарии в этом блоге были минимальны — но все они были написаны от лица мужчины. «Я вела блог, чтобы подготовиться к операции и потому что просто интересуюсь этими темами. Сейчас я — конечная версия себя», — подчеркивает Юлия. Свой блог она называет творческим и указывает, что с ее настоящим личным аккаунтом он никак не пересекался. Сейчас блог удален. «Я же балбеска вообще, и если не нарушаю закон, то думаю, что могу действовать открыто и ни от кого не прятаться. Не быть стадом и пытаться осознать свою индивидуальность — это нормально», — говорит Юлия.

С этим мнением оказались согласны не все: одной из сотрудниц опеки пришло уведомление о параллельном аккаунте Юлии, она показала снимки и записи Наталье Болотовой.

В тот же день, когда опека забрала детей, Юлия и ее муж Евгений вызвали клининговую компанию, «все вымыли и вычистили». А в понедельник приехали в районный отдел опеки к открытию. Болотова им сказала, что детей они больше не увидят.

«В опеке увидели Юлины фотографии после операции, их это шокировало, — говорит член Общественной палаты Елена Альшанская, которая приезжала в Екатеринбург для изучения ситуации. — Они искренне испугались, что передали детей женщине, живущей в браке, — а женщина, возможно, в процессе смены пола и станет мужчиной. Притом непонятно — то ли мужчиной, живущим в браке с другим мужчиной, то ли одиноким мужчиной с пятью детьми. Но пока это только опасения, которые не подтвердились, мама не стала папой».

Формально у опеки будто бы есть основания для тревоги: в России транссексуальность считается психическим расстройством. При этом четвертый пункт в перечне заболеваний, которые препятствуют оформлению опеки над ребенком: «Психические расстройства и расстройства поведения до прекращения диспансерного наблюдения».

Но Юлия прошла несколько экспертиз — ее, в частности, два дня обследовала комиссия психиатров и психологов на базе Свердловской областной клинической психиатрической больницы, тестировал независимый эксперт — завкафедрой медицинской психологии Казанского государственного медицинского университета Владимир Менделевич. «Заболевания, которое не позволяло бы Юлии быть опекуном, у нее нет, и в диспансерном наблюдении она не нуждается», — говорит адвокат Бушмаков.

Она получила такую справку после судебного заседания, но было уже поздно.

Российская опека до сих пор с таким не сталкивалась, и оттого просто не знала, как себя вести. «Женщина удалила себе грудь, а в опеке уже видят какую-то угрозу, их вся вот эта милоновщина, мизулинщина беспокоит. И даже не ждут ее дальнейшего шага, которого может и не быть», — говорит адвокат Алексей Бушмаков, рассуждая о подозрениях органов опеки. Основанием для отнятия ребенка является угроза его жизни и здоровью, здесь она не установлена, подчеркивает адвокат.

На предположение опеки о том, что Юлия якобы планировала уехать с детьми в Испанию, у нее один ответ — на тот момент у семьи даже загранпаспортов не было.

Она обращалась ко всем, наверное, кроме патриарха, чтобы вернуть Диму и Костю, указывает Бушмаков. Об этой истории знают зампред правительства России Ольга Голодец, Минсоцзащиты и Минобразования, три уполномоченных, Общественная палата, губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев, мэр Екатеринбурга Ройзман. Одни помочь Юлии не смогли, вторые и не хотели.

Последний раз Юлия и Евгений видели Диму и Костю в сентябре. «Они сейчас выглядят как детдомовские, одеты как попало. Но они же наши родные дети», — говорит Евгений.

«Встреча прошла тяжело, дети очень хотели, чтобы я забрала их домой, вцепились в меня мертвой хваткой и просили не уходить. Их потом успокаивали несколько часов», — рассказывает Юлия.

Юлия обжаловала решение суда. «Никто не смог доказать в суде первой инстанции, что интересы детей будут нарушены тем, что они будут воспитываться этой мамой. Никто не изучил перспективы этих детей, если они будут изъяты из семьи», — отмечает уполномоченный по правам человека Свердловской области Татьяна Мерзлякова. Ее позицию по этому делу разделяет и омбудсмен Татьяна Москалькова.

У неизлечимо больных Димы и Кости перспектив в детском доме немного и с каждым днем становится все меньше. «Дети вытащили счастливый лотерейный билет, попали к маме с папой и к брату с сестрами и вдруг приходят какие-то старорежимные тетки с фигушками на голове, забирают их и отдают в приют. Зачем их обратно в это дно утрамбовывать? Никто этих детей сейчас не возьмет: и возраст уже, и болеют. Тут со своими не знают, что делать», — говорит мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман.

Анкеты Димы и Кости выставлены на сайте для усыновителей — этого требует закон. Но уполномоченный по правам детей Свердловской области Игорь Мороков пообещал Юлии, что пока идет разбирательство, детей никому не отдадут. Она и без его обещаний объявила, что тот, кто возьмет детей, станет ее «следующей точкой в суде».

Диму сейчас из детского дома водят в тот же детский сад, в который ходят и кровные дети Юлии. Точнее, ходили — теперь они дома. Юлия не может прийти, забрать двоих своих детей, а одного оставить. Она опасается, что у нее отнимут и биологических детей, что она придет за ними, а в саду их уже не будет, потому что «чиновник бумажечку написал».

Мороков навестил Диму и Костю в детдоме и утверждает, что они в нормальном состоянии: «В органах опеки не монстры работают. Юлия как мама выполняла все обязательства, специалисты сейчас подхватили это». Оценивать происходящее он не хочет и говорит, что нужно дождаться решения суда по апелляции.

Татьяна Мерзлякова предложила министерству социальной политики Свердловской области собрать группу медиации по этому делу — снова отказ. Тогда она посоветовала мужу Юлии — Евгению подать документы на усыновление Димы и Кости, он так и сделал, но и это не помогло. Органы опеки пояснили свой отказ тем, что муж Юлии не обладает доходом, который обеспечит детям прожиточный минимум. Также сочли его неподходящим кандидатом в усыновители, потому что «к личности и морально-нравственным качествам лиц, имеющих право быть усыновителями, опекунами, предъявляются повышенные требования, чтобы исключить в дальнейшем причинение детям моральных травм». Никаких конкретных претензий к личности Евгения предъявлено не было.

И опека, и Юлия жаловались в СКР и прокуратуру — но эти ведомства в дело вмешиваться не могут. Хотя в региональном СКР говорят, что «чисто по-человечески они рекомендовали бы детей вернуть в семью». То же советует и Общественная палата — «при положительном заключении психолога и решении суда».

Сейчас все зависит от судьи областного суда Татьяны Соболевой, которая будет рассматривать апелляцию Юлии 6 декабря. «Я ее давно знаю и для меня это знаковая судья, она очень независимая и будет во все вникать», — говорит Татьяна Мерзлякова. Но если дело дойдет до ЕСПЧ, то суд встанет на сторону Юлии — в этом Мерзлякова уверена на 200 процентов.

Ирина Чевтаева, специально для «Новой газеты»