В вятском поселке городского типа Красная Поляна не родится ни герой, ни поэт, ни преемник президента на выборах 2054 года. Тут сейчас вообще никто не рождается. При этом детишек в поселке прибавляется, и детский сад есть, и воспитательницы за 7 тысяч рублей в месяц готовят стране новых патриотов. Впрочем, здешние детишки давно уже появляются на свет не в Красной Поляне, а в ближайших городах, куда их мам то в плановом, то в экстренном порядке отвозят в родильные отделения.

Да, такие у нас поселки городского типа, в которых упраздняются койки для рожениц вместе с акушерами. Так мы себе представляем городской тип, и нисколько не удивимся, если наряду с поселками где-нибудь появятся деревни городского типа.

Александра Ивановна Каримуллина когда-то родила троих детей в Красной Поляне и с благодарностью вспоминает былую здешнюю медицину. Дочь и снохи после закрытия в поселке родильного отделения рожали шестерых ее внуков уже в Кирове и в Казани. Сейчас Александра Ивановна с мужем Ранифом Нуркамиловичем ждут седьмого внука, и семьей решено, что сноха будет рожать в Казани. На соседний Татарстан здесь, в Кировской области, вообще смотрят так, как советские люди когда-то смотрели на ГДР, — немыслимое процветание.

Я показываю Александре Ивановне список организаций и предприятий Красной Поляны, указанных в старых справочниках. Что из этого уцелело? Моя собеседница — не просто многодетная бабушка и не просто учительница, проработавшая в здешней школе 40 лет. Она — депутат Кировского областного законодательного собрания (фракция КПРФ) и общественный деятель, оснащенный пухлыми папками с документами и тяжелыми альбомами с фотографиями. И к списку подступает со знанием дела.

— Завод ЖБИ? Его больше нет. Автоколонна? Ее тоже нет. Муж там всю жизнь, до пенсии, работал водителем КамАЗа. Был огромный автопарк, возили грузы по всему Советскому Союзу. Что у нас дальше? Нефтебазы тоже нет. Мы прямо в шоке: такие огромные цистерны были, больше нашего дома. Куда их увезли и как? Разрезали, что ли?

Наконец, доходим по списку до положительного момента.

— Лесничество осталось, две железнодорожные станции тоже есть…

Но дальше — снова провал.

— Пристани нет давно уже. Комбината бытового обслуживания нет, его помещения выкупили частники и сдают в аренду. Хлебопекарни нет. Хорошая была пекарня. Теперь хлеб привозят из Татарстана или из соседнего Малмыжа.

Малмыж, если кто не знает, примечателен тем, что здесь родился предводитель театральных актеров России Александр Калягин. Выходит, этот вятский городок в какой-то мере обеспечил Красную Поляну хлебом и зрелищами.

Мы доходим по списку до школ и объявляем большую перемену — не потому, что надо отдохнуть, а потому, что мне захотелось, пока не стемнело, быстренько сгонять в микрорайон Гора и взглянуть на здание закрывшейся школы. Там, как сказала Александра Ивановна, есть на что посмотреть, а Раниф Нуркамилович любезно предложил свозить меня туда на своем 25-летнем уазике. Преодолевая ямы и ухабы, он сообщил мне, что сам когда-то окончил эту школу, а теперь вполне добротное кирпичное здание закрыто на замок и открывается только в дни выборов для голосования за народную власть.

И впрямь, над крыльцом бывшей школы, сквозь шиферную крышу которой уже проросли деревца, красуется вывеска «Избирательный участок № 130». Фанерой с надписью «Избирательный участок № 157» заделано одно из разбитых окон. Другие окна заделаны подручными материалами школьного происхождения. На одном листе начертан план лабораторных работ, на другом — первая часть математического уравнения. Вторая его часть смазана дождями, и если кто-то захочет заняться самообразованием, он так и не узнает, чему равно «a» минус «b» в скобках в квадрате.

Впрочем, необходимости в самообразовании нет. Дети из микрорайона Гора теперь ходят в школу, которая в центре поселка. До нее 5 километров через лес по неосвещенной дороге. Ребятишки, однако, наловчились сокращать путь и частенько ходят напрямую, через железную дорогу, где нет переезда. Беря пример со взрослых, перебегают рельсы перед поездами, пролезают под стоящими грузовыми вагонами. Районная газета пишет: «За 10 лет на этом перегоне было несколько случаев со смертельным исходом».

Между тем идти или ехать через лес по дороге, которая выводит на разрешенный переезд, тоже довольно опасно. Светофор перед рельсами тут есть, но регулировщика вместе с будкой в целях экономии давно убрали. Трагические происшествия тут тоже случались. Люди порой бегут не только впереди паровоза, но и поперек него.

Жители Красной Поляны в один голос заявляют, что хуже всего в поселке обстоят дела с медицинским обслуживанием. Голос этот немного простуженный (сырая осень все-таки), но на простуду здесь внимания не обращают — не звонить же из-за насморка в Киров. В Киров звонят, когда прихватит сердце или потемнеет в глазах. Почему в Киров? Я тоже удивился, но мне пояснили, что такой порядок — скорая помощь вызывается через областной центр. Это не означает, что машина примчится за 300 с лишним километров. Одна карета есть в самой Красной Поляне, могут прислать машину и из райцентра, Вятских Полян, но звонить надо именно в Киров. Ну не в Москву же!

Больницу (стационар) в Красной Поляне закрывали постепенно. Сначала ликвидировали детское отделение, потом хирургию, потом терапию…

За сохранение больницы местные жители сражались долго, но безуспешно.

Депутат Каримуллина показывает мне кипу документов. Вот протокол общего собрания краснополянцев, состоявшегося в феврале 2012 года. «В настоящее время, говорится в документе, в больнице функционируют 40 коек, в том числе 20 дневных и 20 круглосуточного стационара. Очередь больных, чтобы попасть в стационар, 2—3 недели. Три года назад было 90 коек…»

Тогда вспоминали 90 коек и были недовольны, а теперь можно с восхищением вспоминать те 40, что были в 2012 году. Сейчас стационара нет вообще, а жителям поселка (напомним, городского типа) предлагают пользоваться больницей в соседнем городе Сосновке. А там 15 коек в хирургии и 4 в терапии. При этом к Сосновке приписано все население левого берега Вятки — 22 тысячи человек. Можно только пожелать этим людям быть здоровыми или, в крайнем случае, богатыми.

Богатыми, потому что на фоне упадка государственного здравоохранения заболевшим краснополянцам все чаще предлагают платные медицинские услуги. Вот на улице Дружбы опустело здание поликлиники (поликлиника перебралась в один из корпусов закрывшейся больницы). Рядом на столбе красочный щиток: рекламируются услуги некоего медицинского центра в городе Сосновке.

— Это за деньги, — говорит подошедший 78-летний пенсионер Аркадий Михайлович. — Сейчас все платное. У меня радикулит, я записался на массаж за три тысячи.

Само собой, добавляются транспортные расходы на поездки в Сосновку или в Вятские Поляны. Сдать анализы в своем поселке еще можно: два раза в неделю приезжает медсестра, берет кровь. А вот рентген-кабинет закрыли — на снимок опять надо куда-то ехать. Делать рентгеновское селфи жители поселка еще не научились.

В Красной Поляне за два дня мне не удалось увидеть ни одной стройки. Может, я проявил верхоглядство, но при верхоглядстве, наверное, заметил бы возвышающийся подъемный кран, а его что-то не было.

Для строительства нужны деньги, и если вы услышите, что в Красную Поляну были вложены миллионы долларов и миллиарды рублей, то это не та Поляна. Кубометры денег, как известно, ушли в другом направлении — не на юг Кировской области, а на юг России, в олимпийскую Красную Поляну, находящуюся рядом с Сочи. Сколько денег тогда потратило государство, никакой главбух нам не скажет. И частные инвесторы по-спортивному зло боролись за право построить там какой-нибудь дорогостоящий объект. Они вроде придерживались олимпийского принципа: «Главное — не выигрывать, а участвовать!» — но, надо полагать, о выигрыше тоже не забывали. Вложения были впечатляющими. Так, одна скромная на вид фирма с уставным капиталом в 100 тысяч рублей, сообщала, что вложит в строительство в Красной Поляне 100 миллионов долларов. Это сообщение в интернете не вызвало ни одного комментария. Ну, понятно. Чего тут комментировать?

В Красную Поляну, которая на левом берегу Вятки, не вкладываются ни государство, ни вольные инвесторы (за исключением одного случая, о котором — позже). Самый масштабный проект последнего времени — переселение людей из аварийного жилья. Это областная адресная программа, подписанная четыре года назад губернатором Никитой Белых. Муниципальному образованию «Краснополянское городское поселение» повезло — оно в эту программу включено. Дальше все вроде просто: осваивай выделенные деньги, строй дома и переселяй людей из трущоб, пока они не обрушились от лязганья проезжающих мимо грузовиков. Но откуда же взяться деньгам? Заместитель главы краснополянской администрации Гульнара Савельева сказала мне, что в этом году на переселение поселку не дали ни копейки. Всего же, по ее словам, на это дело Красной Поляне требуется 170 миллионов рублей (для сравнения: бюджет поселка — 10 миллионов).

До нынешнего года кое-какие деньги по программе все же приходили. Удалось расселить жильцов из домов, признанных аварийными еще до 2006 года. Остальные ждут, волнуются и даже подают в суд, как это сделала пенсионерка с 40-летним рабочим стажем Лидия Петровна Кошкина. Она с сыном, инвалидом второй группы, живет в доме, износ которого еще в 2008 году был определен как стопроцентный. Что такое стопроцентный износ и как в таком доме можно было прожить еще 9 лет? Если после 2008 года дом продолжал изнашиваться, то, выходит, его износ превысил 100 процентов. Такими процентами у нас вправе оперировать не жилищная комиссия, а разве что избирательная.

«У нас ни отопления, ни канализации, ни газа. За водой ходим с флягой за полтора километра, — написала Лидия Петровна в редакцию «Новой газеты». — Полы прогнулись, печка раскалывается, и угарный газ идет в комнату».

Я сходил, посмотрел на это жилье — оно еще хуже, чем описано. Посмотрел исковое заявление в суд. Лидия Петровна просит обязать местную администрацию предоставить ей благоустроенное жилое помещение. Возможно, суд и удовлетворит иск, хотя его решение вряд ли чего-то добавит: жилье Кошкиной и без того должны предоставить по программе переселения. Но денег нет, и жаловаться больше некому. Не обращаться же к подписавшему документ Никите Белых, которого самого уже переселили в неблагоустроенное жилье по какой-то другой не вполне понятной программе.

Бюджет поселения не дотационный — фактически отделенная от государства Красная Поляна живет на свои. Бедно живет, не хватает денег на освещение улиц, на ремонт дорог, на очистку их от снега… Здесь почти нет состоятельных предпринимателей, которые могли бы прийти местной администрации на помощь. Скажем, закрылась единственная в поселке старая коммунальная баня, и надо строить новую. Не обязательно с пивом и бильярдом — хоть какую-то. Ведь многим тут в XXI веке и помыться негде. В середине прошлого века баню в поселке построили без проблем, а сейчас на это могут уйти годы. Договорились с неким бизнесменом со стороны и выделили ему землю. И что-то не видать ни бани, ни самого бизнесмена. Где он? Ответить на этот вопрос в администрации затруднились.

За счет чего же пополняется местный бюджет? Основной бюджетный резидент — предприятие с названием «ИКЕА Индастри Вятка». Казалось бы, где ИКЕА, а где Вятка, но тут все сошлось. Восемь лет назад шведское предприятие с мировым именем выкупило в Красной Поляне разорившийся деревообрабатывающий комбинат (под разными названиями он работал тут с 1948 года), вложило в него необходимые средства и, наведя порядок, наладило прибыльное производство мебели. Понятно, ИКЕА не могла пригласить к шведскому столу весь поселок, но часть здешних жителей получила надежную работу.

— У нас белый прозрачный бизнес, — говорит генеральный директор Виталийс Константиновс, — стабильные выплаты, социальные гарантии людям. У нас большие инвестиции в оснащение, в управление и, особо хочу подчеркнуть, — в безопасность. Например, к нам прибывает множество громадных фур, которые всегда и ехали через поселок, и стояли на его улицах с работающими двигателями, дымя и шумя. Все это создавало жителям понятные неудобства. Буквально вчера мы открыли вторую проходную с оборудованной стоянкой, и теперь машины будут подъезжать к предприятию, минуя центр поселка.

Добавлю к словам Константиновса, что ИКЕА установила светофор на дороге между школой и стадионом, чтобы школьники могли безопасно ее переходить. Если кто-то скажет, что событие мелковато и не заслуживает упоминания, уточню, что это первый и пока единственный светофор в поселке городского типа.

— Мы видим вокруг себя поселок с его заброшенностью и, насколько позволяют наши средства, пытаемся ему помочь, — подключается к разговору директор по персоналу Ольга Куклина. — Поддерживаем ветеранов и инвалидов. Чистим зимой дороги, вывозим мусор. Проводим детские праздники и общий для всех праздник — День леса. Иногда наше участие незаметно. Скажем, появилась хоккейная коробка. Откуда она взялась? Или детские площадки…

Короче, никто не скажет, что ИКЕА поселку бесполезна и что она в Красной Поляне, как говорится, для мебели. Хотя и для нее — тоже.

***

Если по какой-то части вятская Красная Поляна соперничает с черноморской, так это по части природы. Тут, пожалуй, не хуже. Роскошная река с заливами, былинный вятский лес с грибами, ягодами, лешими, кикиморами и прочей нечистой силой, к которой в последнее время пытаются причислить еще и ворующего древесину Навального. В этот яблочно-малиновый край надо приезжать летом — тогда меньше будешь обращать внимание на разговоры о том, что население поселка неуклонно сокращается, что люди уезжают в поисках работы, а оставшиеся еле сводят концы с концами. Разомлеешь на берегу и будешь с удовольствием читать стихи местных поэтов: «Как охвачен пламенем, догорает клен, / Я в поселок маленький до сих пор влюблен. / Красная Поляночка, домиков уют, / Соловьи, заряночки во садах поют». И не станешь замечать некрашеные покосившиеся заборы и чернеющие в самом центре дома без окон, без дверей. Ну, разве мельком подумаешь, что Колчак от Вятки давно отступил, а тут еще не справились с послевоенной разрухой.

И угораздило же меня приехать сюда не летом, а дождливой осенью…