Спиральная линия

Поезд «Россия, устремленная в будущее» будет следовать, среди прочего, через станции «Комсомольская», «Парк Культуры», «Киевская», «Краснопресненская», «Октябрьская», потом опять — «Комсомольская», «Парк Культуры», «Киевская», «Краснопресненская», «Октябрьская». И опять, и опять — через изразцовых и масляных Лениных, через рубенсовских колхозниц, через счастливых солдат, через пухлых детей военного времени, через колосья и винты, через штыки и знамена, через виноградные гроздья, пушечные жерла, через серпы, через молотилки, через молоты и через наковальни, через имперский мрамор, через кладбищенский гранит, через советские тернии, через советские звезды, мимо, мимо, через фальшивую коммунистическую античность, через поддельный сталинский Рим, через храмовые греческие колонны — в будущее по кругу: приехать нельзя, можно только устать и сойти — в мрамор, гранит, чугун, в звезды и венки.

Московское метро вырыто для нас нашими дедами в глинистой бурой московской земле, Кольцевая линия строилась вокруг Великой Отечественной войны, станции ее — музеи. Их для того копали, для того и украшали, чтобы они вколачивали в головы потомкам — нам — такое прошлое. Ретушированное, отцензуренное, переписанное набело. После развала Союза новые станции долго не строились, потом — при Путине — началось: сначала верный духу сталинского ампира «Парк Победы», самая глубокая из всех станций метро, а потом новые, как будто бы современные, но все равно не выделяющиеся слишком из общего стиля: либо мраморно-имперские, либо утилитарные жестяные, в духе хрущевско-брежневской экономии.

Выставка «Россия, устремленная в будущее», которую Путин с Патриархом открыли в Манеже в День народного единства — одна прелесть. Молодые ростехнократы тащат их по радужным стендам, потому что так нужно, потому что слишком часто политтехнологи и публицисты стали говорить о том, что Россия забивается в нору прошлого, загнанно скалится из нее, что молодежь оттого и шляется по митингам, что молоты и звезды ей чужды эстетически. Молодежи нужно подсунуть образ будущего, говорят штатные философы, ее нужно накачать картинками из научной фантастики: искусственный интеллект, полеты в космос, нейросети, небоскребы, холодная синяя гамма, модные шрифты. Ее нужно отвлечь от ощущения, что будущее не про них, что все сидячие места в нем заняты детишками нынешней элиты, не говоря уже о кабине машиниста.

Президент и Патриарх — стареющий автократ и стареющий чиновник — ходят по выставке будущего и вымученно улыбаются. Они не хотят смотреть в будущее, им и так известно, что их там ждет, без услужливых пояснений юных энергичных экскурсоводов. В День народного единства, в синтетический праздник 4 ноября, выдуманный недоучившимся режиссером массовых театрализованных представлений Владиславом Сурковым, чтобы отжать московские улицы у празднующих Седьмое ноября коммунистов, Президент и Патриарх с масками вместо лиц бродят по России будущего — не потемкинской даже, а голографической. По России, которую они уже не застанут — и которую не застанет никто.

Выставка в Манеже интересна им так же, как и маячащей на заднем плане массовке из министров и глав госкорпораций, так же, как и всем россиянам: никак. И видимо, зная, что обычных посетителей в это счастливое будущее пришлось бы загонять, москвичей и гостей столицы на нем было решено хотя бы прокатить. Набили холодно-синим будущим вагоны метро и пустили по бесконечному кольцу, даже не заморачиваясь о внешнем сеттинге этого трипа и о его метафорике.

Станции Кольцевой — теперь музеи. Но строили их как храмы, недаром дорические колонны, недаром мраморные статуи и прочая фальшь-античность. Строили и затем еще, чтобы в Союзе тридцатых, по кругу проворачивая через это чудо света голодных москвичей и нищих гостей столицы, заставлять их верить в светлое удивительное завтра, ради которого нужно было перетерпеть кошмарное бесконечное сегодня. Метро было превизуализацией дивного грядущего мира, храмом, должным ослеплять своим величием и великолепием неверующих, обращать их в коммунистическую веру.

Поезд, кажется, идет по кольцу: мы опять проезжаем те же станции, нас старым способом кормят старыми смыслами, нам опять нужно перетерпеть сегодня, чтобы быть счастливыми завтра. Только в смыслы не верят даже те, кто их лепит, на образ будущего жаль уже тратить мрамор и его просто печатают на пленке, которой обтягивают вагоны, ведь и трудное сегодня, которое нужно перетерпеть ради него, — это не эпоха, а всего пара месяцев, до президентских выборов. Потому что после них этим образом спокойно подотрутся: с молодежью больше заигрывать нужно не будет, а можно будет загнать ее в какую-нибудь пленочную пионерию и какой-нибудь пленочный комсомол, где им живо все про их будущее разъяснят в приказном порядке.

Но это не кольцо, это спираль, скрученная пружина: скорость растет, круги мельчают, быстрей, быстрей, глубже, глубже, вниз. В наше настоящее, а не образное, будущее.