Тело одного из членов экипажа российского вертолета Ми-8, упавшего в море 26 октября у побережья Шпицбергена, найдено в понедельник вечером. Сообщила об этом губернатор архипелага Керстин Аскхольт. Тело найдено на дне в 130 метрах от самого вертолета. Поиски остальных 7 погибших продолжаются.
Нашли останки россиянина норвежцы с помощью подводного беспилотника «Хугин», который журналисты окрестили «мини-подлодкой». Она работала в зоне аварии с пятницы.
На архипелаге сейчас работают 40 российских спасателей. Правда, норвежцы были на месте спустя 30 минут после того, как стало известно об исчезновении вертолета, а самолет МЧС, оснащенный, согласно релизам ведомства, всем, чем только можно, прибыл в аэропорт Лонгйир лишь 29 числа, на третий день после аварии, когда спасательной операцию мог бы назвать лишь очень большой оптимист.
Может быть, драгоценное время ушло на согласования с норвежской стороной? Руководитель комиссии по расследованию авиационных происшествий Уильям Бертхаусен еще в первый день сообщил, что с российскими властями нет разногласий, идет постоянный обмен информацией. Аналогично высказалась губернатор Шпицбергена, сказавшая, что помощь от русских примет, безусловно, никаких проблем нет и не может быть.
Можно возразить, что одно дело — заявления для прессы, а совсем другое — дипломатические и пограничные процедуры. Но в таком случае «спасибо» надо сказать официальным медиа, которые с подачи чиновников на фоне трагедии настойчиво поднимали вопрос о необходимости оборудования постоянной базы российских МЧС на архипелаге. Притом что Шпицберген всегда был архипелагом раздора, тема всплыла, прямо скажем, не вовремя. Как будто если бы наши спасатели дежурили в Баренцбурге, в зимних водах Гренландского моря, где температура +2 градуса, кто-нибудь остался бы в живых. Кроме того, норвежцы в этой поисковой операции показали такую быстроту реакции и профессионализм, что тягаться с ними, мягко говоря, проблематично.
Напомню основные вехи поисковой операции. 26 октября в 16.06, через 30 минут после получения сигнала с российской вертолетной базы на мысе Хеер, два норвежских вертолета-спасателя достигают вероятного места крушения. В район бедствия стягиваются все находящиеся поблизости суда, их пять. В это же время туда выдвигается для поисков губернаторское судно Polarsyssel (на его борту оборудован штаб операции). Два часа спустя Керстин Аскхольт открывает горячую линию на русском языке для родственников пропавших без вести.
Вертолет не пришлось бы долго искать, если бы сработал находящийся на его борту радиомаяк. Но он, очевидно, оказался неисправен. Тем не менее с большой вероятностью установлено место гибели борта — по разливу топлива и пузырям воздуха, поднимавшимся со дна. Параллельно волонтеры Красного Креста вместе с губернатором прочесывают побережье — остается слабая надежда, что кто-то из находившихся на борту сумел выплыть. Теоретически при полетах над морем пассажиры должны быть в спасательных жилетах, кроме того, Ми-8 оснащен спасательным плотиком. Но, как правило, на практике жилеты не надевает никто.
Вечером в четверг сонар на борту спасательного судна обнаруживает на дне некий крупный объект — по всей вероятности, вертолет.
В пятницу утром к поискам подключается самолет «Орион». Также на Шпицберген прибывает самолет «Геркулес» с подводным беспилотником на борту. На следующий день в помощь норвежцам прибывает датский самолет-разведчик Challenger. Он работает в зоне аварии целый день, затем возвращается на патрулирование морской границы своего государства. Под водой поиски начинают две субмарины минобороны Норвегии.
Лишь в ночь на воскресенье в район поисков прибывают российские спасатели. К тому времени операция официально сменила статус — с поисково-спасательной на поисковую.
Беспилотник «Хуге» точно устанавливает место крушения: вертолет лежит на грунте на глубине 209 метров. Тут в дело вступают россияне: с помощью глубоководного аппарата «Фалькон» они обследуют лопасти и фюзеляж вертолета. Картина трагедии не очевидна: машина разрушена, обломки разбросаны по дну.
Наконец, в понедельник норвежцы находят под водой первое тело.
Во вторник с помощью россиян его поднимают на поверхность. Норвежцы сообщают, что в ближайшее время будет определено судно, которое сможет поднять из воды вертолет.
Можно быть уверенными, что результаты расследования будут обнародованы: его берет на себя норвежская сторона, все вещдоки и тела погибших будут переправлены в Тромсе. А у норвежских следователей нет привычки (и возможности) бегать от журналистов. Так что здесь вряд ли останутся вопросы без ответов.
В отличие от вопроса, почему подразделения российского МЧС, у которых есть «подводные робототехнические комплексы и гидролокаторы бокового обзора для проведения глубоководных поисковых работ, беспилотные летательные аппараты для обследования акватории Гренландского моря» (цитирую релиз ведомства), появляются на месте трагедии тогда, когда спасать некого. Почему во время операции они оказываются лишь на подхвате у норвежских коллег, которые далеко не так часто сталкиваются с техногенными авариями? Почему для норвежцев счет в операции по спасению российского вертолета идет на минуты, а для россиян — на дни?
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»