Запрещенка

Кормильцев боролся за свободу во времена, когда она, в сущности, была уже не нужна. Россия начала нулевых обменяла свободу на сытость и прекрасно себя чувствовала. Политика и протест вышли из моды, кучку неуспокоенных, которые продолжали ходить на уличные акции, большинство дружно считало маргиналами и неудачниками. Но поэт, в 80-е написавший «Скованных одной цепью» («И если есть те, кто приходит к тебе, /Найдутся и те, кто придет за тобой»), а в 90-е «Тутанхамона» («Если ты пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек»), не успокоился и в нулевые.

Рок-н-роллом нулевых стали книги. Кормильцев прекрасно помнил цитату Мандельштама про «ворованный воздух» и понимал, что ни настоящий рок-н-ролл, ни настоящая литература разрешенными не бывают. Все, что он издавал в своем издательстве «Ультра.Культура», так или иначе подходит под разряд «запрещенки»: и книги Лимонова, и наркологические исследования, и исламская эссеистика, и романы про скинхедов… Он переводил Чака Паланика, Стоппарда, Ника Кейва, печатал Че Гевару, Берроуза, Субкоманданте Маркоса… Это было сопротивлением не столько власти, сколько контролю над образом мыслей, инерции, серости. Кормильцев хотел свободы в ее крайних проявлениях, не боялся самого экстремального экстрима. Логика простая: лучше знать, чем не знать и бояться. Именно знание делает человека свободным, позволяет сделать выбор.

Подавлен этот бунт против серости был безжалостно. Издательство уничтожили, поэт умер, а если б не умер, наверняка бы уже сидел — за экстремизм или по какой-нибудь другой крутой статье. Это сейчас обвинение в экстремизме стало общим местом, а тогда таких людей было наперечет, и он служил чуть ли не главной мишенью.

Кормильцев проиграл, и вместе с ним проиграло общество. «Терроризм», «наркотики», «фашизм» — сейчас при каждом из этих слов вздрагиваешь. Круг разрешенного к обсуждению стал еще уже, чем был, о публичной дискуссии на эти темы нет и речи. История уничтоженной «Ультра.Культуры» — это история свободы, которую мы потеряли, потому что не спохватились вовремя.

Ян Шенкман, «Новая»

Весной 2003 года президентом РФ был подписан указ о создании новой спецслужбы — Госнаркоконтроля. На брифинге заместитель председателя Наркоконтроля генерал-полковник Александр Михайлов, анонсируя ближайшие мероприятия, заявил: «На пол всех класть не будем, будем ставить к стенке».

Шутки закончились через месяц. В мае прокуратура Екатеринбурга изъяла из продажи книгу Адама Парфрея «Аллах не любит Америку», подозревая ее в пропаганде экстремизма. Вскоре по инициативе Наркоконтроля были арестованы еще несколько культурологических трудов западных ученых, выпущенных «Ультра.Культурой», — с тусклой формулировкой «пропаганда наркотиков».

Никто не предполагал, что Илья станет рубиться за свое издательство с такой отвагой и самоотверженностью. «Единственный способ защищаться — это переходить в нападение, — заявил он тогда. — Единственный способ быть заметными — это обращать на себя внимание как можно большего числа людей. Только такая, подчеркнуто попсовая, рыночная позиция может привести к тому, что ты закрепишь за собой собственную территорию».

Пиком агрессивной стратегии Кормильцева стали события XVI Московской международной книжной выставки, состоявшейся осенью 2003 года на ВДНХ. После отказа организаторов предоставить свои стенды опальной «Ультра.Культуре» Кормильцев нашел остроумный выход. Его издательство выставлялось не в традиционных книжных павильонах, а внутри огромного самолета Ту-154, который находился в самом центре ВДНХ. Лайнер был взят в аренду у наглухо зашифрованного человека, не имевшего отношения ни к книжной выставке, ни к администрации ВДНХ. Который, проникнувшись блеском нонконформистской идеи, оценил эксплуатацию самолета в шестьсот долларов за все время — по цене, значительно меньшей аренды книжного стенда. В итоге московские библиофилы, уныло перемещающиеся из одного павильона в другой, неожиданно упирались лбами в стальную птицу.

На следующей ярмарке самолет был обвешан огромными плакатами художников Кости Комардина и Кирилла Петрова с лозунгами из серии «Книга как оружие». Вокруг входа в Ту-154 дефилировали сотрудники издательства, одетые в униформы, стилизованные под спецслужбы разных государств. Вдоль всего фойе, в ящиках для пулеметов, были разложены книги: «Штурмуя небеса», «Измененное состояние», «RUТОПИЯ» и «Последний проклятый поэт: Джим Дуглас Моррисон». Гостей выставки встречали пилоты-библиотекари, предлагая для повышения тонуса невинный коктейль из водки, газированной водички и клюквенного сока. Медийный эффект превзошел все ожидания. <…>

«Поразительно, как человек из состояния полного поражения мог придумать абсолютную победу, — вспоминает вдова поэта Алеся Маньковская. — Те, кто приходил в тот год на ВДНХ, кроме кормильцевского самолета, ничего не запомнили».

Тем временем положение «Ультра.Культуры» ухудшилось до критического. Новые книги перестали доходить до прилавков. Дружественные дистрибьюторы — начиная от столичного «Фаланстера» и клуба «ОГИ» и заканчивая екатеринбуржским «100 000 книг» — стали подвергаться обыскам и изъятиям целых тиражей продукции, выпущенной «Ультра.Культурой».

Конфронтация издательства с силовыми ведомствами приняла международный характер. Французская газета Le Monde вынесла на первую полосу несколько обложек «свинченных» книг «Ультра.Культуры». А американский еженедельник Times опубликовал статью «Русский издатель подвергся цензуре» — о Кормильцеве. Александр Михайлов заявил газете «Коммерсантъ»: «Если господин Кормильцев не прекратит публикацию политических материалов, он должен ожидать санкций в свой адрес».

«Было видно, что Илья начал уходить в политику, — вспоминает Маньковская. — Его всегда интересовало то, что развивается быстро, а рок-н-ролл, с его точки зрения, просто остановился. То, что они делали с издательством, уводило его в политическое минное поле».

Последствия не заставили ждать. Илью стали вызывать на допросы к следователям, а издательство выселять из офисов под предлогом внезапного повышения арендной платы. «После выселения из офиса на Новокузнецкой редакция «Ультра.Культуры» сидела в нескольких комнатах на Новорязанской улице у Казанского вокзала, — вспоминает [тележурналист] Александр Орлов. — Туда бесконечно приезжали сотрудники Госнаркоконтроля и ФСБ, отдела по борьбе с экстремизмом. Они вламывались в офис и устраивали показательные шоу. Когда я со своей телебригадой спрашивал у оперов: «А что вы хотите узнать? Там сидят десять очкариков, которые публикуют, в общем-то, литературу. И это действительно литература, несмотря на то что вас так пугают эти названия. Это не книги про мексиканских террористов и они не содержат инструкции по изготовлению бомб и ручных гранат». Следователи ничего не смогли мне ответить».

Давая интервью еженедельнику «Большой город», Кормильцев сказал: «Если верить в конспирологическую гипотезу о наличии гебешной группировки, то это точно лубянский ветер. Они отвоевывают себе новые территории и возможности контроля и влияния там, куда их с советского времени особенно не пускали. Группировка имеет поддерж­ку на самом верху…» Было очевидно, что его теперь волнует не только судьба фактически запрещенной «Ультра.Культуры», а процессы более глобальные.

…Осенью 2006-го, когда Кормильцев уже был тяжело болен, ему позвонил из Екатеринбурга директор типографии «Уральский рабочий» Александр Бисеров: местный суд вынес приговор — уничтожить тиражи книг «Культура времен Апокалипсиса» и «Клубная культура», удовлетворив иск Госнаркоконтроля. Обе книги изъяли из продажи и, по решению суда, должны были сжечь, словно во времена инквизиции.

Речь шла о книгах, которые свободно продавались по всему миру. «Клубная культура» была написана профессором Филом Джексоном на основе его докторской диссертации и представляла собой исследование клубной жизни Великобритании. Книгу изучали студенты Оксфорда и Сорбонны, читали профессора в Библиотеке конгресса США, но для Кировского райсуда города Екатеринбурга эти аргументы оказались неубедительными.

Илья уже привык к тому, что «Ультра.Культура» подвергается травле. Выходило так, что он оставался чуть ли не единственным островком свободы в мире цензуры. И этим был в тысячи раз опаснее для Системы, чем толпы митингующих. Оппозиционные взгляды Кормильцева, его эпатажность и жесткая конфронтация с государством становились все более заметными. По телефону и интернету ему начали поступать анонимные угрозы. Парадокс состоял в том, что рабочая библиотека помощника президента РФ Владислава Суркова наполовину состояла из изданий опальной «Ультра.Культуры», но при этом тиражи уничтожались, а само издательство находилось на грани банкротства.

С рок-н-роллом дела обстояли не намного лучше. Группа «Наутилус Помпилиус» давно распалась — грязно, скандально. Вспоминать подробности не хотелось. Как ядерное облако, после разрыва остались тяжбы по авторским правам. Несколько месяцев назад Слава Бутусов выступил перед активистами пропутинского движения «Наши». На концерте в летнем лагере «Селигер» лидер «Наутилуса» исполнил несколько композиций на стихи Кормильцева.

Это стало последней каплей. Кормильцев опубликовал в интернете открытое письмо Бутусову: «Я не хочу, чтобы наемные гопники, оттягивающиеся за счет налогоплательщиков, внимали стихам, которые я писал сердцем и кровью». Теперь при словосочетании «Наутилус Помпилиус» поэт вздрагивал и переводил разговор на другие темы.

Тот, чьи песни знала, вероятно, половина страны, жил под постоянным психологическим давлением. Без прописки и собственного дома, переезжая с одной съемной квартиры на другую. Его семья оказалась разбросана по всему миру: старшие дети жили в Екатеринбурге, супруга Алеся училась в Королевской академии музыки в Лондоне, а их семилетняя дочь Каролина находилась у родственников в Минске.

Кормильцев засобирался в Лондон. Он уже давно хотел найти в Англии инвестора и начать издавать книги русских авторов «Ультра.Культуры» для европейского рынка. За несколько дней Илья хотел доделать все дела и улететь в Англию. Он целенаправленно искал билет в один конец.

С одной стороны, государство уничтожило его издательство. С другой — его единомышленник из «Наутилуса», по сути, опошлил дело жизни. Битва казалась проигранной, и Илья твердо знал, что в страну поражения он больше не возвратится. Он делился с друзьями мечтой — преподавать на старости лет в небольшом английском университете — и желанием быть похороненным на старинном кладбище. Жить ему оставалось несколько месяцев.

*Биография Ильи Кормильцева готовится к печати в издательстве «Рипол Классик».