Архив «ЛНР» расположен по соседству с бывшим зданием СБУ, которое сегодня занимает «министерство государственной безопасности» (МГБ). Видимо, по этой причине в высокую «коробку» летом 2014 года не раз и не два прилетали снаряды. Но сотрудники архива работали, неоднократно пересекая линию фронта. Они привозили и увозили справки, подписывали необходимые документы. Впрочем, несколько сотрудников вместе с директором уехали тогда в Северодонецк, где сегодня и работают. Но сами областные архивы остались в Луганске, их просто не эвакуировали.

«До самого июля 2015 года мы телепались как госархив Луганской области,— ​говорит Наталья Валерьевна, которая отвечает за научные фонды. — ​Руководство было там, а часть сотрудников — ​здесь. Ко мне лично в 2015 году приходили наши соседи (это МГБ) и спрашивали: «Ребята, что вы тут делаете?» К ним сигнал поступил, что якобы документы вывозятся на ту сторону. Я говорю: у нас все на месте, и мы вообще не архив «ЛНР». Конечно, всем удобно было, что мы во время войны работали и все люди получали справки, а то, что мы через линию фронта катались с этими справками, никого не интересовало. Сотрудники МГБ ушли, а через несколько дней нас начали оформлять по местным законам. Так появилась архивная служба «ЛНР».

Наталья Валерьевна — ​бодрая невысокая женщина средних лет. Она достает из шкафов подготовленные тома партийных архивов «Молодой гвардии» и продолжает рассказывать про события 2014 года. «Май, здание СБУ огораживать начали (это делали «сторонники федерализации» в рамках подготовки к референдуму. — ​Ред.). К нам пришли тоже, мы им объяснили, что, мол, извините, ребята, но у нас здесь документы. Они нужны, чтобы вы в старости пенсию получали и чтобы ваши бабушки и дедушки были социально защищены. Потом начались обстрелы, а мы работали.

Самая горячая пора была в августе 2014-го. Мы закрыли здание на ключ и не выходили на работу до 15 сентября. Собрались, все радостные, что живые, слава богу, хоть и потрепанные. Я пришла с аппаратного совещания, а в горисполкоме продавали хлеб, купить хлеб тогда было проблемой. Так вот, я купила булку хлеба, иду через рынок, а там женщина кильку продает. Я купила килограмм, думаю: какая радость, что кильку продают. На работе достала эту булку хлеба, мы с девчатами порезали, кильку почистили и вот так ее распластали, наделали бутерброды. Нашли бутылку в архиве (она у нас года два стояла) — ​клюква, настоянная на спирту, такая литровая. Ну, выпили ее и эти бутерброды съели. До сих пор их вспоминаем. Мы в жизни таких бутербродов больше не ели».

Наталья Валерьевна рассказывает, что в октябре 2014 года обнаружилась кража части документов. Сторожей не винит: к ним ведь в августе и сентябре то и дело приходили люди с оружием, а значит, повезло, что пропала только малая часть. Но надо было что-то делать.

«Мы пошли к нашим соседям, в бывшее здание СБУ, там сидел батальон «Леший», вот мы этому «Лешему» и написали официальное письмо, что у нас то-то и то-то пропало,— ​рассказывает Наталья Валерьевна историю про бюрократию и про войну. — ​Они приходили, снимали показания. А потом МГБ, которое появилось в этом здании, нам еще что-то предъявляло! Но мы же писали заявление, мы никуда не прятались, говорили, что есть угроза того, что документы могут украсть».

Я пытаюсь объяснить, что батальон «Лешего» не имел никакого отношения ни к СБУ, ни к МГБ, что он давно расформирован и часть бойцов уже посадили, но Наталье Валерьевне все равно. Она уверена, что заявление, написанное «Лешему», должно быть сейчас в производстве МГБ. Архивное сознание…

Другие сотрудницы тоже вспоминают лето 2014 года. «Мы даже не знаем, как мы выживали без зарплат, было тяжело. Все домашние запасы исчерпали, все проели, — ​говорит Маргарита Анатольевна. — ​Гуманитарку давали два раза, очень существенную. Мой муж первую «зарплату» в октябре принес, это была мука в кулечке, а макароны и томатную пасту он брать не стал, потому что кому-то нужнее было».

«Тогда нам не давали гуманитарку, а сейчас дают, потому что я живу в прифронтовой зоне. В 2015 году был обстрел, и мне в окно попало. Счастье, что оно было скотчем обклеено, и осколки не разлетелись. Не просто так окна заклеивают», — ​делится военной мудростью еще одна сотрудница архива.

Мы с Натальей Валерьевной открываем тома архивного дела «Молодой гвардии». Вот — ​комсомольский билет Виктора Третьякевича. Эта фамилия незнакома тем, кто читал только роман Фадеева. В книге есть Евгений Стахович, которого автор называл «собирательным образом предателя». Впрочем, все предательство Стаховича (Третьякевича), по версии Фадеева и партийного руководства, состояло в том, что под пытками им была выдана часть имен соратников. Ну а в том, что он был активным участником «Молодой гвардии» и был жестоким образом убит, никаких сомнений нет.

В тома дела подшиты записки, которые Третьякевич передавал родным из тюрьмы. На куске газеты написано карандашом: «Здравствуйте, папа и мама. Получили ли Вы мои сапоги и брюки, которые я Вам послал в обмен мне принесенным?.. Принесите немного табачку и вазелину или цинковой мази. Привет Марусе, Нюсе Соповой. Целую, Виктор». «Здравствуйте папа и мама. Жив здоров. Прошу передать мне ватные брюки и сапоги с портянками. Скоро дожди (слово дожди зачеркнуто, сверху слово «увидимся»). Передайте Маруси и Нюси Соповой привет. Целую Ваш Виктор».

«Бумага трухлявая и старая, система кондиционирования лет 25 точно не работает, — ​говорит Наталья Валерьевна. — ​Записочки карандашиком написаны, все выцветают, как их сохранить? Может, заламинировать? Эти записки нашли случайно, когда собирались в школе к годовщине очередной экспозицию устраивать».

В госархиве часто проходят выставки документов. Пока мы перебираем тома «Молодой гвардии», экспонируются школьные сочинения времен войны. «Партийные архивы менялись, в рукописи людей что-то дописывали, что-то убирали — ​в соответствии с требованиями партии. А вот ребенка не обманешь, он пишет то, что видит», — ​говорит Наталья Валерьевна.

«Последнее время документы по «Молодой гвардии» были не очень востребованы — ​приходили, чтобы найти «компромат». Разные исследователи работали, один из них был историк Владимир Семистяга, он приходил в читальный зал и долго работал: по цитатам, по деталям все собирал (о том, как Семистяга параллельно с научной работой выстроил летом 2014 года подпольную проукраинскую организацию и устраивал своим соратникам встречи именно в архиве, можно прочитать в прошлом номере «Новой».— ​Ред.).

«Изучая архивы, можно прийти к выводу, что было две организации: «Молот» и «Молодая гвардия». Про «Молот» и говорят, что был он под руководством гестапо, но это же бред! — ​горячится Наталья Валерьевна. — ​Все организации были под руководством партийного обкома Ворошиловоградской области — ​не только «Молодая гвардия», но и те, кто действовал на других территориях. Например, акция с красным знаменем, которое подняли 7 ноября над школой в Краснодоне. В этот же день в Старобельске, на севере нашей области, точно так же был поднят красный флаг. Третьякевич же был в партизанском отряде Яковенко, а когда тот погиб, подпольной работой на уровне горкома руководила Надя Фесенко. Она и послала Третьякевича в Краснодон. Понятно, дети не стихийно сами организовались — ​ими руководили взрослые. Очевидно, что от Третьякевича требовали дать показания и на руководство областного подполья, но нигде нет данных, что он их дал. Фигура Третьякевича очень трагическая, хлопец, получается, и при жизни пострадал, и после смерти, потому что его назначили предателем. Если он всех предал, то почему тогда остался засекреченным партизанский отряд, где в то время был его родной брат, Михаил Третьякевич?

Но, конечно, все это можно понять только по документам, а процентов 80 были сразу же засекречены и попадали в общий доступ уже переписанными. Мифы же создавались тоже, а в мифах герой не может быть с черными пятнами, а все мы люди, и все живые».

Листаю архивные дела и действительно вижу много исправлений, сделанных иногда ручкой, иногда карандашом. Вопрос о предательстве Третьякевича, а также о том, был ли комиссаром «Молодой гвардии» он или Олег Кошевой, остается одним из самых дискуссионных. В тысячах страниц архивов я пытаюсь найти первичные документы, но и между ними есть разночтения.

Вот, например, первое постановление бюро Ворошиловоградского обкома ЛКСМУ от 19 июля 1943 года. Виктор Третьякевич среди других молодогвардейцев приставлен к ордену Великой Отечественной войны. Но уже в докладной записке заместителя заведующего спецотделом ЦК ВЛКСМ А.В. Торицина на имя секретаря ЦК КПУ Хрущева о деятельности «Молодой гвардии» за 28 июля 1943 года имя Виктора Третьякевича из представления к награждению выпадает. И 23 сентября 1943 года ЦК ЛКСМ Украины принимает решение о награждении молодогвардейцев уже без Третьякевича.

Вот письмо в Ворошиловоградский обком КП(б)У Михаила Третьякевича, который был одним из руководителей подполья и комиссаром партизанского отряда Яковенко. Интересный документ. Третьякевич может быть пристрастен, но это, по крайней мере, рукопись без правок: «О своем брате Викторе могу сообщить следующее. Виктор родился в августе 1924 года в селе Ясенки Горшеченского района Воронежской области (ныне Курской). В 1931 году вместе с родными он приехал в Краснодон, где в то же время я работал председателем Закрытого рабочего кооператива на руднике Изварино. <…> В ноябре 1941 года, когда моя семья была уже эвакуирована, а я в это время работал секретарем Октябрьского райкома КП(б)У гор. Ворошиловограда, Виктор приезжает ко мне в райком и сразу задает мне вопрос, что ему делать, т.к. фронт уже приблизился к Ворошиловограду. Я ему сказал, что пока нужно ехать работать на заводе до призыва в армию. Виктор не соглашался, долгое время уговаривал меня и бывшего зав. Военным отделом райкома КП(б)У Ярыльченко дать ему письмо в горвоенкомат, чтоб его приняли в армию. Когда мы ему отказали, он сам пошел к горвоенкому Щадрину, тот ему отказал, о чем позвонил мне. <…> С 7 июля 1942 года мы начали усиленно готовиться для работы в тылу врага. Приблизительно 10/7–42 г. Виктор приходит ко мне в горком (я тогда был третьим секретарем горкома) и опять начал просить меня, чтоб остаться со мной в тылу врага. Я ему отказал. Зная, что горвоенкомат формирует мужскую молодежь для отправки в тыл, я Виктору предложил, что теперь дам согласие и напишу письмо, чтоб тебя принял военкомат. Он наотрез отказался. Я тогда сказал ему, что иди к товарищам Яковенко и Рыбалко и договаривайся с ними. Я знаю, что Виктор пошел в кабинет т. Яковенко. Какой у них там состоялся разговор, мне не известно, но только помню, как Виктор заглянул ко мне в кабинет и сказал, что все в порядке, иду готовиться. В это время у него было довольное лицо».

В одном из томов дела «Молодой гвардии» есть воспоминания связной Ворошиловоградского подпольного обкома КП(б)У и партизанского отряда Яковенко — ​Засыпкиной Евдо­кии Павловны, записанные в 1949 году: «Формирование партизанского отряда т. Яковенко шло по линии Ворошиловоградского Горкома КП/б/у по указанию Обкома КП/б/у. Формированием отряда занимался сам тов. Яковенко и Надя Фесенко, последняя составляла списки и проводила беседы со вступающими в отряд. <…> Я знала от тов. Яковенко, что в отряде было 61 чел. Штаб отряда состоял из тов. Яковенко-командира, т. Третьякевича-комиссара (Михаил Третьякевич, старший брат Виктора Третьякевича. — Ю. П.) <…> 12 июля 1942 г. отряд тов. Яковенко вышел на место базирования по направлению Сев. Донца в районе с. Христовое и Паньковка в лесу метров за 300 от Донца. <…> 28-го числа утром рано мы пошли в отряд, в который прибыли часов в 6 вечера, нас долго ожидали на берегу Донца мальчики Алексенцев Юра и Третьякевич Виктор. <…> Т. Яковенко приказал мне собирать сведения об изменниках родины, бургомистрах, полицаях и тд. Я выполнила. <…> Через три дня на явочную квартиру пришла Серикова Галина (член отряда Яковенко. —​Ю. П.). Она рассказала, что партизаны приняли бой у с. Паньковки 3-го августа. <…> 19-го сентября от Опариных я ходила на бахчу к сторожу Старицкому. <…> Старицкий сказал, что командир Яковенко убит немцами в лесу, а в селе Наньковка еще один парнишка убит, это был Алексенцев Юра. <…> Когда я пришла к Забелину (член отряда Яковенко. —​Ю. П.), мы закрылись в квартире вдвоем, и он рассказал мне, как они вернулись со второй стороны Донца на старое место расположения партизанского отряда. Здесь партизаны во главе с тов. Яковенко решили передохнуть. Часовым был выставлен тов. Соболев. Тов. Яковенко отдыхал, лежал вверх лицом, руки были подложены под голову. На этом месте партизаны были окружены. Соболев крикнул, голосом подал сигнал. Тов. Яковенко услышал сигнал, поднялся. В тот момент, как он поднимался, был убит очередью из автомата. Очередь пуль прошла ему по груди…»

Михаил Третьякевич, в свою очередь, вспоминает, как произошло разделение партизанского отряда и как он потерял связь с братом: «Во время перебазирования из района хутора Паньковка в Митякинские леса 11 августа 1942 года вблизи хутора Пшеничного наш отряд был окружен. Я с группой в 6 человек залегли и отстреливались, а большая группа с тов. Яковенко, под прикрытием нас ушли. Мы подождали до темна и пошли в Митякинские леса, а тов. Яковенко с группой, как после установлено, почему-то пошел опять в Панковские леса. Виктора со мной не оказалось. С этого дня Виктора я больше не видел. <…> Как после через родных установлено, Виктор пришел к ним (в Ворошиловоград.—​Ю. П.) во второй половине августа. Через несколько дней после прихода он рассказывал матери, что встречается с девушками и ребятами в сквере около памятника Ленину В. И.

Дней через десять (во второй половине сентября.—​Ю. П.) Виктор заявил родным, что нужно уезжать с Ворошиловограда домой в Краснодон и назавтра же ушел в Краснодон.

Получается, что после гибели командира партизанского отряда Яковенко Виктор Третьякевич, по решению подпольного обкома, был переквалифицирован из партизан в подпольщики и уже в этом качестве направлен в Краснодон. Он был идеальной кандидатурой: уже прошел подготовку в боевой и оперативной работе и при этом мог рассчитывать на быстрое установление контактов среди молодежи — ​до войны он ведь был секретарем комсомольской организации. Так в итоге и вышло: Третьякевич стал одним из лидеров молодежного подполья, которое сформировалось стихийно вокруг Сергея Тюленина. Согласно ряду архивных источников, именно эта первичная ячейка называлась «Молот», а название «Молодая гвардия», также предложенное Тюлениным, появилось 30 сентября 1942 года.

Подпольные комсомольские ячейки создавались как раз при партизанских отрядах и действовали под общим руководством. Такое положение дел, например, отражено в докладной записке секретаря Ворошиловоградского обкома ЛКСМУ Емченко секретарю ЦК ЛКСМ т. Кузнецову, написанной 6 апреля 1943 года (на документе, как и положено, стоит гриф «Совершенно секретно»): «Подпольные комсомольские организации создавались на базе партизанских отрядов, т.е. при каждом партизанском отряде создавалась подпольная комсомольская организация. <…> Уполномоченный обкома ЛКСМУ, секретарь подпольного Ворошиловоградского горкома комсомола Фесенко Надежда Тимофеевна за сравнительно короткое время с июля по октябрь 1942 г. провела большую работу по организации молодежи Ворошиловограда и прилегающих к нему районов. <…> 12 октября 1942 года в х. Светлый, Александровского района, на квартире Опариной, подруги Нади, Надя Фесенко была схвачена немецким шпионом, бывшим студентом Ворошиловоградского пединститута при помощи двух полицейских. <…> В ночь 2 декабря 1942 года Фесенко Надя была расстреляна. <…>

Комсомолец Третьякевич Виктор, рождения 1924 г., член ВЛКСМ с 1937 г. смелый разведчик, участник партизанского отряда, был зверски замучен и брошен в районе Краснодона. Гестапо через пытки, издевательства пытались у Виктора добиться сведений о месте нахождения отряда. Ему выкрутили руку, выкололи глаза, но ни слова не проронил герой Третьякевич».

Информацию о партизанском отряде Третьякевич действительно не выдал. Но, вероятно, он ею и не владел (очевидно, потому что был направлен в Краснодон другим подпольным обкомом). Из сопоставления воспоминаний Михаила Третьякевича, Евдокии Засыпкиной и докладной записки Емченко становится понятно, что централизованное подполье в Ворошиловоградской области к зиме 1942 года было разгромлено, его руководители, включая Яковенко и Фесенко, были убиты либо арестованы. Сохранившиеся группы, включая краснодонскую ячейку и входящую в нее «Молодую гвардию», действовали все более автономно.

Рядовые члены «Молодой гвардии» ощущали руководящую роль партии весьма опосредованно, хотя и не сомневались, что должны действовать с оглядкой на старших товарищей. Вот, например, воспоминания молодогвардейца Василия Левашова: «В августе 1942 года в оккупированном городе Краснодоне начала действовать подпольная группа юношей и девушек. Группа насчитывала 8 чел. Руководил ею Сергей Тюленин.

Создана она была при содействии коммуниста Николая Чернявского. В тот период Н. Чернявский укрывался в лесу по р. Донцу в районе станицы Митякинской. В определенное время он нелегально являлся в г. Краснодон и давал указания Тюленину о том, какую работу необходимо проделывать в подполье. Часто составлял тексты листовок, которые распространяла группа С. Тюленина.

И тогда мы впервые предположили, что Мошков действует по заданию Лютикова».

В материалах дела есть также воспоминания молодогвардейца Ивана Туркенича. Они особенно ценны тем, что не менялись с течением времени, поскольку Туркенич погиб на фронте в 1944 году.

«Я пришел в эту организацию[Молодая гвардия] в то время, когда она уже действовала. Как только я пришел, то сразу же познакомился с ребятами, хотя до этого я их уже знал, но как подпольщиков, еще не знал. Потом они открыли свою тайну, и я вошел в эту организацию. Меня сразу же приняли в штаб. Назначили командиром отряда.

А вот что Туркенич говорил о Викторе Третьякевиче: «Третьякевич был у нас одно время комиссаром. Вообще Третьякевич представляет из себя серьезного, толкового товарища, работал он неплохо, но были у него личные счеты с Олегом[Кошевым] из-за должности. Но это, конечно, пустяки. Мы его вообще ценили, как товарища, верили ему. На одном из заседаний, на котором были я, Олег, Оля Иванцова, Нина Иванцова и Земнухов, Оля нам от имени «Данилы» передала, что якобы Третьякевича надо опасаться. По сведениям, которые, якобы, были у «Данилы» и «Андрея», Третьякевич был в Ворошиловоградской группе и, якобы, из-за него эта группа распалась».

Вот это — ​очень любопытный фрагмент. И не только тем, что позволяет сделать вывод: на первом этапе комиссаром «Молодой гвардии» был Виктор Третьякевич, а потом его место занял Олег Кошевой — ​в результате борьбы за лидерство двух инициативных молодых людей. Обратите внимание на загадочных «Данилу» и «Андрея». Вот как описывает их роль Туркенич: «У нас была связь с так называемым «Данило». У него была связным Оля Иванцова. Только через нее мы имели связь с ним. Ни Олег, ни я его никогда не видели и сами с ним не могли добиться личной связи. Так что о «Даниле» мы знаем только со слов Оли Иванцовой. Была и еще связь с «Андреем», тоже из этого же штаба, но и его ни Олег, ни я тоже никогда не видели. Они давали по нашей просьбе нам указания в отношении наших товарищей, чтобы перевести их в один из партизанских отрядов. <…> Со слов Оли Иванцовой я знал, что якобы этот «Данило» имел звание генерал-майора. Оля Иванцова говорила, что видела его лично, и она авторитетно заявляла, что он действительно генерал-майор».

Нина Иванцова, сестра Ольги, также подпольщица и связная, в своих воспоминаниях, которые легко найти в открытых источниках, говорит, что они держали связь с Ростовским штабом партизанских отрядов (ШПО). Очевидно, что «Данило» и «Андрей» входили в этот штаб — ​скорее всего, в его руководство. Советы они, кстати, давали разумные. Вот что вспоминал Туркенич: «Мы готовили нападение на дирекцион, но это дело у нас сорвалось. У немцев было указание —​за одного убитого немца расстреливать 50 чел. мирного населения, а за одного убитого румына —​20 чел. мирного населения. Как раз на Новый год немцы в дирекционе решили устроить вечер. Туда собралось много немецких подхалимов, а также было не менее 50 самих немцев. Мы решили взорвать дирекцион и забросать гранатами. <…> Об отмене этой операции поступило указание свыше. В частности, нам его передала Оля —​«Оксана» (Иванцова. —​Ю. П.). Она же получила это указание от «Данилы», под предлогом, что, якобы, нам за это по голове дадут, что мы можем погубить много мирного населения, а кроме того, там, якобы, были члены партии из других организаций и проводили свою работу, дескать, вы их не знаете, а поэтому вывести не сможете и таким образом они могут погибнуть».

Диверсионная деятельность вообще не входила в задачи комсомольцев, они должны были заниматься разведкой и распространять листовки, а также вести устную агитацию. Единственный громкий диверсионный акт из тех, что описаны в романе Фадеева, — ​это поджог биржи труда, благодаря которому была сорвана отправка на работы в Германию жителей оккупированного Краснодона. Из воспоминаний Туркенича мы узнаем, что эту операцию планировали сами молодогвардейцы и что решение принималось непросто: «Была у нас одна паника, это когда почти все ребята из группы получили повестки для отправки в Германию. Третьякевич и Земнухов говорили, что нужно отсюда уходить, взять всех своих товарищей и таким образом покончить с деятельностью организации в районе Краснодона. Я и Олег Кошевой утверждали, что на эти повестки не надо обращать внимания, так как уход, как таковой, немыслим. Мы утверждали, что нужно остаться, продолжать работу, а по повесткам просто не являться, к тому же поджечь биржу. К счастью, у немцев с этими повестками работа была поставлена неважно, и если нам поджечь биржу, то они их просто забудут».

Видимо, этот эпизод сыграл не последнюю роль в подозрениях Кошевого, сестер Иванцовых, а также их кураторов из Ростовского ШПО в отношении Третьякевича. Ведь как это выглядело со стороны? Парень пришел из разбитого партизанского отряда, потерял связь со своим обкомом, а теперь паникует и предлагает свернуть деятельность организации в Краснодоне. Документальные источники не позволяют сделать однозначный вывод, что после поджога биржи труда Кошевой и стал официальным комиссаром «Молодой гвардии», но общей логике развития событий это не противоречит.

Получается, что к зиме 1942 года Ростовский обком считал краснодонскую ячейку «своей» и руководил ею через связных. Старшие товарищи, очевидно, знали, что на этом участке фронта вскоре планируется наступление, и в этой ситуации не нужны ни диверсии, ни уход молодежи из подполья в партизанские отряды. Гораздо важнее была агитация, а также разведка, в том числе и сбор данных в отношении предателей. В конце концов, штаб партизанских отрядов входил в структуру СМЕРШ-НКВД.

Но комсомольцам, конечно, хотелось совершить настоящий подвиг, и это их в конце концов погубило. Вместо нападения на дирекцион они 28 декабря напали на немецкий грузовик с новогодними подарками и фронтовой почтой. Продукты и сигареты продавали на рынке, чтобы пополнить деньгами фонд организации. Собственно, с этим товаром их и взяли. А дальше сработало слабое звено. Молодогвардеец Геннадий Почепцов испугался и решил, что их арестовывают как подпольщиков, о чем и сообщил своему отчиму Громову, который работал в полиции. После этого стали арестовывать уже целенаправленно всех членов подполья, в том числе Третьякевича.

Вот как этот эпизод описан его братом: «Последнее собрание в доме родных было 28 декабря, на котором присутствовало 12 человек. <…> 28 декабря после собрания пришли Валя Борц и Сергей Тюленин и сообщили, что стоит немецкая машина, которую ребята решили разгромить. Через полчаса вернулся Виктор и принес домой мешок весом не менее 50 кг, в котором оказались новогодние посылки для немцев, письма, газеты, журналы, которые матерью были сожжены, а подарки разобраны ребятами 31 декабря вечером. <…>

1 января 1943 года в 8–9 часов утра отца и матери не было дома, подъехала (неразборчиво) на котором было два полицейских… В это время с рынка приходит мать. Открыв квартиру, арестовали и увезли Виктора. До 15 января передачу принимали. Виктор оттуда передавал записки, которые прилагал с комсомольским билетом к настоящему письму, а 16 /1–43 года утром передачу не приняли и вывесили список на 22 человека, где Виктор был первым, с сообщением, что эти люди вывезены в Ворошиловоград. Фактически родные, пользуясь достоверными слухами среди населения Краснодона, узнали, что Виктор расстрелян».

Вопрос о том, выдал ли он кого-либо на допросе, остается спорным. Однозначный ответ могли бы дать только архивы гестапо, но их в фондах Луганска и Краснодона нет. Единственный, кто заявил о признательных показаниях Третьякевича, — ​следователь полиции Кулешов. Но и с его слов известно, что Третьякевич назвал только несколько имен молодогвардейцев.

Если и так, то можно ли говорить о «вине человека», пережившего тяжелые пытки. Как свидетельствуют документы, у Третьякевича «были вырваны волосы, вывернута левая рука, отрезаны губы, оторвана нога вместе с пахом».

В то же время одновременно с ними были арестованы и подпольщики-партийцы — в том числе Лютиков и Бараков. Так что, скорее всего, гестапо к январю 1943 года уже располагало информацией о деятельности краснодонского подполья, а дерзкое нападение на машину с подарками и почтой только спровоцировало волну арестов.