Русский писатель бывает или Начальник, или Пророк. А если он не первое и не второе, то это уже и не русский писатель, а нечто несусветное типа салонного импровизатора.

(Маленькое превентивное замечание: для целей данного текста понятие «писатель» употребляется исключительно в мужском роде. Феминитивы здесь неуместны, увы или к счастью.)

Можно, на первое время, выделить семь отличий писателя-Начальника от писателя-Пророка.

1. Начальник конструирует собственную жизнь. Тщательно и со смыслом. Каждый шаг, любое действие, всякое слово должны ложиться в задуманную конструкцию жизни правильным, неотделимым элементом. То, что нельзя гладко присобачить к уже навороченному, — отбрасывается. Планируемый результат такой конструкторской работы — большая биография писателя-Начальника. Похожая основными составляющими на чью-то великую биографию из условного прошлого. Но не повторяющая предшественницу, а воспроизводящая ее как бы на новом витке диалектической спирали. Потому жизнь Начальника — сплошной ритуал. Для осуществления которого необходим отдельный шеф протокола, даже если живущий внутри ненасытной писательской головы. Пророк живет по наитию. Твердой жизненной стратегии у него нет. Он рад каждому новому дню, но не очень расстроится, если такого дня больше и не случится. Все там будем, в конце концов. А как жить — подскажет кто-нибудь, кто зачем-то держит Пророка по эту сторону сюжета. Протокол для такого дела совершенно не требуется. 2. Начальник поглощен обустройством реального мира. Он хочет хоть в каком-нибудь направлении переделать свою страну и, хотя отчасти, весь земной шар. Чтобы этого добиться, ему нужна власть. Не только и не столько литературная, сколько самая настоящая, политическая. Возможно, не прямая поименованная власть, но опосредованная зависимыми от него психологически и умственно политиками и чиновниками. Пророк занимается исключительно воображаемым миром. Который придумывает сам и которым правит сам. Безраздельно, без аннексий и контрибуций. Потому влияние в реальном мире для него было бы излишне обременительно. К тому же принципиальной охраняемой границы между этими двумя мирами Пророк, в отличие от начальника, не видит. 3. Начальник не то чтобы пишет… Он, скорее, говорит. Изрекает. Его высказывание сакрально, потому оно так или иначе должно восприниматься на слух. Из системы таких высказываний рождаются всяческие цитатники и да-цзы-бао. Частично состоящие из слов, которых Начальник никогда не сказал, но это не важно. Начальник не может писать «хорошо» или «плохо», эти категории к нему неприменимы. Он не производит художественную литературу, каким бы пошлым ни был этот термин, а генерирует всемирно-историческое значение. Пророк именно что пишет — с помощью любых доступных ему приспособлений: от планшета (говорят, что там писать неудобно, если только с внешней клавиатурой) до карандаша. Пишет он, как бог на душу положит. Как и в случае с несконструированной жизнью, Пророк рассказывает то, что откуда-то в нем взялось. Откуда — это неизвестно, особенно ему самому. 4. Начальник верит в Бога официально и формально. Верить по-начальничьи — значит считать, что такая концепция необходима, хотя бы исходя из вышеизложенных пунктов 1, 2. Он заместитель Бога по профильным вопросам. А чтобы служить заместителем, должно существовать и первое лицо, которому ты непосредственно подчиняешься. Нельзя быть заместителем того, кого нет. Поэтому пусть пока будет. Жизнь и деятельность Начальника легитимированы боссом, шпаргалку для которого Начальник приготовил сам. Чтобы тот в пыли забот своих о человечестве ненароком чего-нибудь не забыл. Пророк верит в Бога неофициально и, скорее, бессознательно. На сознательном уровне он не может ответить ни себе, ни окружающим на этот вопрос. Да и зачем? У каждого здесь сугубо свое. Пророк к тому же, не признаваясь часто себе самому, стыдлив к Богу: ведь Он так совершенен, а ты… И прощает ведь тебе, несчастному, твою корявую жизнь. 5. Начальник постоянно создает систему доказательств собственного бытия. К допустимым доказательствам относятся: чины (писательские или нет), титулы (от депутатского до герцогского), звания (от генерал-майора и выше, еще бывает Герой труда), премии (от «Национального бестселлера» до Нобелевской). Базовый коэффициент Начальника (БКН) — это отношение размера его биографии, например, из Википедии, к общему объему им литературно написанного (сказанного). Чем больше БКН, тем лучше. Идеально, если этот коэффициент в какой-то момент превзойдет единицу, но таких прецедентов в истории литературы (по крайней мере, русской) еще не зафиксировано. Кажется. Пророк иногда вспоминает, что в премиях и прочих наградах есть что-то правильно-хорошее. Тогда у него немного сосет под ложечкой. Но поскольку он не Начальник, истинного смысла всех регалий-церемоний Пророк не понимает. Открыл окно в сад, вдохнул соседскую сосну, накатил 150 г для вдохновения — вот тебе и вся государственная премия, присужденная частным образом. 6. Начальник должен быть отчужден от своей паствы, она же —целевая аудитория. Иначе исчезнет священная дистанция, без который не бывает ни статуса, ни самоощущения Начальника. Отчуждение достигается несколькими традиционными способами. Первый — полная недоступность. Начальник живет на острове, куда никому нет доступа. Там, правда, в кустах попряталось две дюжины телекамер, и время от времени наезжают другие Начальники, государственные и/или международные, со свежими премиями (наградами) в диоровских карманах. Но простому смертному путь туда закрыт. Плоть и кровь Начальника защищены всей мощью его личного первого отдела. Начальник якобы страшно одинок, по смыслу же — живет на миру и на юру. Второй способ — нарочитая сложность. Мысли и языка. Чтобы тот, кто не в состоянии этого понять, все более распаленно восторгался. Пророк совершенно не прячется от тех, кто знает о его существовании. И от незнающих тоже не прячется. Он вполне может сесть за совсем незнакомый стол и угоститься, чем предложат. Но в писательском измерении Пророк одинок совершенно и по-настоящему. У него нет ни спутников, ни помощников, ни доноров. Есть только он и то, что он собирается изложить. Остров его нематериален, и оттого куда горше окружен беспробудным океаном. И — Пророк всегда прост. Он формулирует себя совершенно понятным языком. Оттого его многие не хотят понимать и признавать. 7. Начальник всегда прав. Если он не прав, проблема решается двояко. Во-первых, у Начальника всегда есть обширная громкая клака, которая объяснит неразумному миру, почему их предводитель не ошибается, т.к. не может ошибаться ни при каких обстоятельствах. Во-вторых, если Начальник всегда может сказать: получилось как бы не по-моему, но на самом деле по-моему, ибо благодаря мне же. Например: я говорил, что СССР не рухнет, но рухнул-то он моими собственными усилиями, так что… Начальник действительно и всерьез считает себя пророком. За его эпические пророчества его благодарят при жизни. Из них постепенно, но неуклонно слагается мавзолей. Пророк же себя пророком вовсе не считает. И он почти всегда неправ. В ближнем времени и на короткой волне. Его правота выходит на поверхность спустя десятилетия и столетия. И если благодарят его, то чаще после того.

Владимир Войнович — один из очень немногих действующих сегодня русских писателей-Пророков. И он настоящий, потому что Господь уберег его от искушения стать начальником. А Господь от таких вещей уберегает совсем не каждого.

Постараемся сказать ему спасибо сегодня, в день явственного юбилея.

Хорош еще тот русский писатель, кто может сказать о русском человеконароде (а не только о себе и внешних обстоятельствах) нечто архисущественное. Войновичу это удалось.

Вот, к примеру, Иван Чонкин. Это главный герой русской цивилизации. Тот самый Иван-дурак, который никогда не может пользоваться благоприятными обстоятельствами, но побеждает благодаря всяческим неприятностям и напастям. Иван-дурак не в состоянии погибнуть — это было бы слишком пошло. А энергию неосознаваемого героизма он черпает из обыденности, которая в русском измерении кажется и представляется сказочной.

Рассказать про то, как закрывать амбразуру дзота или открывать водородную бомбу, может кто угодно. Дать современному русскому миру (в хорошем смысле) развернутый портрет Дурака — это эксклюзив.

Или, скажем, гениалиссимус Букашев из «Москвы-2042». Типичный русский интеллектуал, который искренне думает, что его фантастический ум позволит ему править Россией и русскими. Святая простота! Власть здесь (да и везде вообще, наверное) дело, скорее, крестьянское, земляное, интуитивное. Интеллектуал же должен (может) быть на подхвате. Если же он этого не понимает и соберется идти до конца, то погубит себя (полностью), да и страну (частично) — до конца такую страну действительно хрен разрушишь, пока живет и действует Иван-дурак, он же солдат Чонкин.

Ну и Сим Симыч Карнавалов. Войнович премного огреб в свое время — да и продолжает огребать — за то, что в этом персонаже многие увидели Александра Исаевича Солженицына. Но к Солженицыну ничего не сводится, конечно же. На каждом этапе нашей истории есть такой непременный Сим Симыч, и отнюдь не обязательно в литературе. Вот сейчас г-на Карнавалова мне более всего напоминает политик А.А. Навальный. Пророк и здесь, и для этого времени оказался прав.

Владимир Войнович написал перечень русских архетипов. А перечень, как мы знаем из нашего языкового прошлого — это сказка (ну помните, ревизская сказка и т.п.).

Войнович — классик русской сказки. То есть истории, которая изначально не претендует ни на какую достоверность, но читается как нечто совершенно достоверное и неподдельное. Когда сплошь придуманное подлиннее непридуманного.

Потому если пытаться вписать теперешнего нашего юбиляра в какую-нибудь традицию (хотя это и запрещенный, да и никому не нужный по большому счету прием), то он предстает прямым наследником Евгения Шварца. Тени, голые короли, чудовища — будь то драконы или обыватели — все они присутствуют в романах Войновича. Пусть не называясь столь торжественно. Но какая разница.

Если б меня попросили определить образ Войновича в великой русской литературе, я бы сказал так: это — сатирик-Хемингуэй.

Хэм оставил нам несколько важнейших принципов-заветов, среди которых:

— Писать надо без прилагательных.

— Находить надо петушиное слово, le mots just, которое одно все скажет за себя и за всех.

— Не пиши больше, чем действительно хочешь сказать.

Войнович, оказавшись к тому же сатириком, всем этим заветам и следовал. Даже если не всегда догадывался. Пророки вообще недогадливы — такие утилитарные способности им просто ни к чему.

В России надо жить долго, тогда … — сказал Корней Чуковский.

Владимир Николаевич послушно последовал и этой максиме.

Иногда так бывает, что слышишь внезапно про юбилей большого писателя и думаешь: как, это всё еще…?

Про Войновича так не подумаешь ни за что. Он совершенно бессмертен, как его герои, Иван Чонкин и другие. В прямом и банальном смысле слова «бессмертен». Словно какого эликсира хлебнул, из правильной баночки.