Насилие из вакуума

— В России и раньше существовал феномен низового политического терроризма. Например, этим славились националисты в конце нулевых годов. У националистического движения в России было совершенно отчетливое террористическое крыло наряду с легальными и порядочными людьми, которых не пускали в политику. Это почти всегда случается с движениями, у которых есть низовая база, но в политике им места нет. Сейчас в России в политику не пускают никого, включая и «социально близких». В частности, в России существует совершенно реальное консервативное движение и движение православных фундаменталистов. Не надо думать, что эти движения существуют только потому, что государство их поощряет. Они точно так же не представлены в легальной политике, как не представлены, скажем, либералы. Государство изображает главного консерватора, но у него своя повестка, а у активистов — своя.

— С социологической точки зрения, что движет людьми, которые берутся за биту из-за своих политических взглядов?

— Агрессия идет, с одной стороны, из убитого пространства легального политического диалога. 99,9% сторонников движения испугаются и, поскольку им не дают действовать легально, перестанут действовать, а незначительное меньшинство начнет заниматься «акциями прямого действия». Но есть и другая часть проблемы. Политический режим, который не представляет практически никого, постепенно теряет свою способность ограничивать и останавливать насилие. Политологи и социологи про это говорят уже много лет. У силовых структур напрочь пропадают стимулы останавливать насилие, которое направлено не против самих силовиков и не против представителей власти. Все остальное насилие перестает волновать полицию и спецслужбы, потому что некому ее наказать за то, что она их не преследует.

— Можно сказать, что бездействие силовых структур и отсутствие реакции власти только провоцируют новые нападения?

— Я не хочу сказать, что это провокация. Я не разделяю легенду о том, что спецслужбы сами растят террористов, а потом они выходят из-под контроля. Мне кажется, это скорее бессилие их остановить. Последнее, что волнует силовиков, которые должны были бы такие движения вылавливать и ловить в зародыше, — это то, что пострадают какие-то враждебные политические активисты. А практически любой политический активист воспринимается как враждебный. Любой активизм, не созданный сверху, воспринимается как враждебный политической стабильности. Стимул останавливать людей, которые против оппозиции, нулевой. Это последнее, за что сотрудников спецслужб или полиции, похвалят. Это отвлекает от тех дел, которые красиво отразятся в статистике. Такие дела расследовать и опасно, и просто невыгодно — вместо одного такого дела с политическими рисками можно за то же время посадить десять обычных люмпенов и нарисовать себе отчетность. Или десять «экстремистов», которые перепостили ролик в соцсетях. Режим постепенно теряет главную функцию государства — сдерживать низовую политическую агрессию.

— Слова депутата Госдумы Виталия Милонова о том, что нужно расстрелять рэперов Оксимирона и Гнойного — это не призыв к агрессии со стороны власти?

— Депутат Милонов — не государство. Он представитель одного из идеологических течений. Он тот самый православный фундаменталист, и депутату Милонову еще достанется от вертикали власти просто потому, что он выражает некую идеологию. Это действие не в рамках политики государства, каким бы провластным он ни казался людям с противоположными политическими убеждениями. Беда государства здесь в том, что оно отрезало себя от всех идейных течений, существующих в стране, до такой степени, что не представляет никого из них. С одной стороны, они стимулируют этих людей уйти в подполье, создавать радикальные течения, некоторые из которых сейчас скатились аж до терроризма. А с другой стороны, поскольку государство не представляет никого, кроме самого себя, оно не может создать стимулы для силовых органов контролировать этот насильственный радикализм. Это невозможно сделать искусственно, это возможно сделать, когда учитываешь мнение своих политических оппонентов. А когда государство игнорирует требование расследовать убийство политика, потому что оно исходит от политических противников, то тогда нападают на активистов.