Однажды, очень давно, мне было лет двадцать или двадцать один — но не двадцать два, точно! — я сделал предложение одной девушке.
Как раз тогда я почему-то был этаким романтическим консерватором. Я мечтал, что у меня будет жена и трое, а то и пятеро детей. Что у нас будет большой уютный дом. А главное, я мечтал, как мы с моей женой (которая пока существовала только в моих фантазиях) будем жить до ста лет в любви и счастье.
Я увидел эту девушку в гостях, на дне рождения своего приятеля, и мне показалось, что это она и есть, что именно о такой я мечтал все последнее время. Ей было столько же, сколько и мне — чуть за двадцать. Студентка истфака. Она была красива ровной и спокойной красотой. У нее был умный и добрый взгляд. Мы потанцевали. Я обнял ее за талию, и по ее движениям понял, что я ей тоже нравлюсь. Мы сели на диван в полуосвещенном углу большой комнаты. Я придвинулся к ней, она положила голову мне на плечо, и еще через полминуты мы легко поцеловались, соприкоснувшись сухими и горячими губами.
— Ты красивая, — шепотом сказал я.
— Ты хороший, — ответила она.
Еще через минуту я сказал:
— Выходи за меня замуж.
— Почему? — спросила она.
Конечно, я ее не знал, она не знала меня, говорить «я тебя люблю» было бы глупо, и я стал тихо, но в подробностях рассказывать ей про нашу будущую долгую и счастливую семейную жизнь.
— Что, вот так прямо до золотой свадьбы? — прошептала она, глядя мне в глаза.
— До бриллиантовой, — сказал я. — Это и есть счастье.
— Интересно, — сказала она, чуточку отодвигаясь. — Вот у меня сестра, ей двадцать восемь, она уже третий раз разводится, потому что нового нашла. А моя тетя вообще замуж не выходила. Не расписывалась, в смысле. Поживет-поживет, выгонит на фиг, и тоже нового найдет. Ей сорок пять. Она счастлива. «Я, говорит, счастлива как женщина».
— Я тебе не нравлюсь? — сказал я. — Понятно. Ладно. Так бы и сказала. Причем тут сестра и тетя?
— Нравишься, — сказала она. — Я тебя сразу заметила, как ты вошел.
— А причем тут тетя? — повторил я.
— А причем тут золотая свадьба? — сказала она. — Моя тетя живет вот так, и счастлива.
— А еще через десять, двадцать лет?! — возмутился я. — Вот ей пока сорок пять, а потом кого найдет? Так и будет одна.
— «Капитанскую дочку» А Эс Пушкина в школе проходил? — вдруг засмеялась она. — Сказка про ворона и орла, помнишь? Почему ворон живет триста лет, а орел только тридцать? Потому что орел ест живое мясо, а ворон — падаль. «Нет, брат ворон: чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст». Жить надо, понимаешь, жить! — шептала она. — Жить хочу! Ничего не боюсь! Старости, бедности, одиночества — не боюсь вот ни капельки. Всегда можно с моста в реку. А пока — хочу жить, как мне нравится.
У нее даже глаза сверкнули в темноте.
— Ага, — сказал я. — Понял. Извини. Забудь. Пока.
Поднялся с дивана. Она сильно схватила меня за руку, заставила сесть, обняла, обхватила руками шею, поцеловала.
— Ты что! — зашептала она. — Обиделся? Я же не про тебя, я вообще. Ты хороший. Ты мне сразу понравился, я же говорю. С первого взгляда. Я в тебя влюбилась, понял? Хочешь, пойдем куда-нибудь? Прямо сейчас. Куда скажешь, туда и пойдем. Пошли? А хочешь, ко мне, у меня как раз дома никого. Только без любви до гроба, ладно?
— Ладно, — сказал я. — Договорились. Сейчас.
Встал, подошел к столу. Там стояла чья-то недопитая водка. Я выпил, закусил хлебушком и вдруг подумал: допивать водку из чужой стопки со следами помады — это все равно что клевать падаль, как тот ворон? Да нет, фу, глупости! Ерунда, причем тут…
Вышел в прихожую, взял куртку и ушел.
Мой консервативный романтизм тоже ушел куда-то. Мы с ним разошлись на ближайшем перекрестке. Я к метро, а он пешочком…
Хорошо бы, конечно, завершить это воспоминание так: «Вчера она пригласила меня на сорокалетие своей свадьбы. У нее четверо детей и девять внуков». Но это была бы неправда. Я с тех пор ее ни разу не видел. Но надеюсь, что она счастлива.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»