Маленькие разбойники

Вдохновителем этой группы назначили священника Теймураза (Феодора) Чихладзе — пишу «назначили», потому что его вина как раз наименее доказана. Все материалы дела таинственным образом сгорели в Тбилиси в начале 90-х, и судить о мере его вины сложно: арестован он был уже в феврале 1984 года. Большинство участников теракта были его прихожанами. Сразу скажу, что в картине его роль довольно неприглядна: взять на себя вину ему предлагает адвокат другого обвиняемого, а после оглашения расстрельного приговора священник на этого адвоката бросается с криком: «Ты обманул меня».

Между тем есть свидетельства, что он говорил совсем иное: «Зачем вам расстреливать этих четверых? Меня расстреляйте, а они вам пригодятся». Он не виделся с остальными обвиняемыми в последние месяцы, и нет никаких доказательств, что именно ему принадлежит идея побега за границу. Вероятно, он единственный, о ком можно сказать определенно: не только расстрела, но и ареста он не заслуживал. Его даже не предупредили о готовящемся теракте.

С остальными участниками захвата все сложно, и Гигинеишвили должен был ходить по очень тонкому льду: обсуждения этой истории периодически вспыхивают в интернете и продолжают резко раскалывать читателей. Общее место: золотая молодежь, у которой и так все было, возмечтала о славе Бразинскасов и убила семерых ни в чем не повинных людей, включая двух членов экипажа.

Один из угонщиков, Герман Кобахидзе, с детства снимался в кино и на момент теракта уже отыграл половину эпизодов в картине Абуладзе «Покаяние», который снимался на «Грузия-фильме» под личным покровительством Эдуарда Шеварднадзе. Картину пришлось переснимать с другим актером, но закрыта она не была — хотя другому руководителю хватило бы участия будущего террориста для ее полного запрета.

Кобахидзе увлекался нацистской атрибутикой — это попало в грузинские газеты 1984 года. Кстати, Теймураз Чихладзе тоже один раз снялся в кино — в 19-летнем возрасте сыграл запутавшегося Самсона Келадзе в криминальной драме Георгия Калатозишвили «Смерть филателиста»; картина эта доступна, и нельзя не ужасаться тому, как все сбылось в его судьбе — загнанность, допросы… Фильм-то, кстати, о том самом — о золотой молодежи, которая не желала работать, жила праздно, не разделяла наших ценностей…

Рискну сказать, что и «Жил певчий дрозд» Иоселиани — о той же прослойке, и герой этой элегии вполне мог оказаться одним из угонщиков, если бы они его вовлекли в свою компанию. Убийцей — нет, а участником авантюры — мог. Они же и сами не убийцы — двое из академии художеств, один актер, два врача… Почему они все это натворили? Убивали пассажиров, угрожали выстрелить в годовалого ребенка? Один из них — Паата Ивериели, врач — сказал стюардессе Кундеренко: «Твоя рана серьезная. Хочешь, пристрелю, чтобы не мучиться?» (Она выжила.) Есть версия, что они были под кайфом, есть и другая — что зверствовали от отчаяния, когда все пошло не так и стало ясно, что самолет приземлился в Тбилиси.

Во время перестройки — и особенно после распада СССР — в Грузии были попытки реабилитировать всех участников теракта, Гамсахурдиа прямо называл террористов борцами с режимом и амнистировал Тинатин Петвиашвили. Ей на момент угона было 19 лет, именно на ее — отнюдь не фиктивной — свадьбе с Кобахидзе была основана вся постановка: гостья свадьбы помогла пронести оружие на борт, минуя досмотр. Изумительно корпоративной страной была Грузия в 1983 году! После выхода из тюрьмы, которым, собственно, и заканчивается картина, она эмигрировала, вышла замуж и, по некоторым сведениям, живет сейчас на Кипре.

Ия Нинидзе, наша Одри Хёпберн и небесная ласточка, опубликовала в 2013 году рассказ о том, как ее муж был в колонии с шефским спектаклем, и его там узнала Тинатин: она не знала о расстреле мужа. Она сообщила, что была беременна, но ее заставили сделать аборт. Это в картину не вошло, а то на весы истории опустился бы еще один важный аргумент. Правда и то, что сами преступники были неожиданно жестоки, и то, что расправились с ними, соответственно, с избытком: Шеварднадзе хотел оправдаться перед центром.

О том, что в Грузии фактически нет советской власти, зато совершенно распоясалась преступность, заговорили в ту пору открыто, и астафьевская нашумевшая «Ловля пескарей в Грузии» (1984) многими в Тбилиси была воспринята не как оскорбление, а как горькая и целительная правда. Ключевое слово было сказано там — «порча». Сейчас эта порча расползлась уже повсеместно.

Я понимаю, к какому «каленому клину» прикасается Гигинеишвили — человек с фамилией из Ильфа и Петрова, с репутацией поверхностного комедиографа, который вдруг одним прыжком переместился в первый ряд современной режиссуры: я солидарен с Антоном Долиным — у этой картины были бы блестящие шансы на «Оскаре», недостатков в ней я не вижу, вижу фантастическую операторскую работу Опельянца, десяток первоклассных актерских удач и врожденное чувство формы. Понимаю я и то, что соблазн назвать террористов борцами с режимом будет всегда, — я помню, как чеченских террористов во время «Норд-Оста» называли борцами за мир и утверждали, что никакой взрывчатки у них не было. (А поди знай теперь!)

Формально в картине сделан общепримиряющий вывод, отразившийся в финальном титре: смотрите, к каким чудовищным последствиям приводит больная система, запрещающая людям слушать «Битлз» и курить «Кэмел», не говоря уж про железный занавес. И это по нынешним временам довольно смелый вывод: мы все заложники этой больной системы, и опасность прежде всего в том, что не остается ни виноватых, ни правых: сегодня в самом деле ни за кем нет моральной правоты, потому что все изуродованы, критерии смещены, сплющены. Вор ворует, потому что ничего нельзя сделать по-честному. Художник и благотворитель сотрудничают с государством, потому что ничего нельзя сделать без государства. Эта больная система рано или поздно взорвется — хотя бы потому, что в результате взрыва хоть что-то встанет на места, черное станет черным, белое — белым. Но плата за такую определенность оказывается непомерно высока — как всегда после внешних войн, традиционно выводящих Россию из таких внутренних противоречий; как это бывает — наглядней всего показано у Толстого в «Анне Карениной». Вронский едет на войну в надежде найти правду (Шахназаров точно показал это) — проблема в том, что на войне нет правды, она иллюзорна.

Однако проблема гораздо глубже, и спасибо Гигинеишвили за то, что он ее хотя бы наметил. Это фильм о представителях золотой молодежи, да — хотя какая уж там она особенно золотая? Дети аппарата ЦК, как они гордо себя именовали, творили и не такое — просто это удавалось замять. Но именно на золотую молодежь в России вся надежда, потому что у них есть чувство собственного достоинства, и они не все готовы терпеть, что с ними делают. Оппозиционеры в России — традиционно из аристократов: «В Европе сапожник, чтоб барином стать, бунтует, — понятное дело! У нас революцию сделала знать: в сапожники, что ль, захотела?» Народ к революции и к революционерам относится так, как описано у Тургенева в «Нови»: сначала агитатора упоили вусмерть, потом сдали властям. Современную российскую оппозицию постоянно упрекают в том (особенно старается Владимир Соловьев), что вся она — зажравшиеся дети коррупционеров. И действительно, кому тут еще надо, кроме как зажравшимся? Всем остальным пожрать бы, а потом уж думать о свободе и правах.

Тут не только права — тут люди в грязь втоптаны, они любой кусок рассматривают как благодеяние, и власть пользуется этим с великолепным цинизмом. Ничего не поделаешь, в оппозиции находится главным образом правящий класс! Мне случается преподавать и в элитных, и в обычных школах: угадайте, где настроения оппозиционнее? Власть в России меняется не от того, что благородные элитарии свергают себя, а от того, что рушится ненадежная система или затевается верхушечный переворот; в 1917 году были элементы того и другого. Но вся надежда — только на золотую молодежь, потому что ей чего-то надо. Именно она снимала фильм «Покаяние», сделанный при застое, поскольку столь сложное кино потом было бы попросту невозможно. С «Покаянием» сегодняшний фильм Гигинеишвили срифмовался очень точно — и предсказывает нам через два-три года ничуть не менее интересные виражи.

«Балуйте детей, господа, тогда из них вырастут настоящие разбойники!» — эта фраза Шварца регулярно используется всеми сторонниками сурового воспитания. Но психолог Тамара Афанасьева справедливо заметила: обратите внимание, только у Атаманши и вырос приличный человек. Вся надежда на Маленькую разбойницу — иначе Герде не выжить. Олень-то уже притерпелся, он животное мудрое и понимает, от кого тут что-то зависит. Но у этой золотой молодежи свои пороки. Одни и те же — во все времена. Она довольно легко относится к своей и чужой жизни; она презирает — и не без основания — народ, «быдломассу», и масса (не народ!) платит ей презрением, ненавидя вместе с ней и права, и свободы, и либерализм. Это-то и есть проблема: «Чего им не хватало?!»

В России что-то нужно только тем, у кого и так все есть; это могло бы стать слоганом фильма Гигинеишвили, который и сам к этой прослойке принадлежит — муж Надежды Михалковой, младший друг Федора Бондарчука, любимец тусовки, высказавшийся вдруг совсем не по-тусовочному. Да, это тоже больная ситуация, и все в ней стоят друг друга, — но пока она сохраняется, не видать нам никаких перемен: они захлебнутся, как в девяностые.

Что делать? Примерно то, что делала в последние годы ненавистная советская власть: снимать саму оппозицию «народа» и «элиты», посильно просвещая народ. Иначе все мы так и будем заложниками. Нам нужно не покаяние — что проку в коллективных покаяниях? — а просвещение, и фильм Гигинеишвили делает серьезный шаг на этом пути. Чем больше людей посмотрит эту картину сегодня, тем меньше погибнет послезавтра.

Что, вот прямо так?

Да, вот так.