Комментарий · Общество

Галактика Цукерберга

Почему не стоит заставлять детей читать книги

Книги — это атавизм. Книга как учитель, книга как друг, книга как просвещение, книга как мудрость, книжность как синоним самой культуры — все это в далеком прошлом. Год назад я писал для «Новой газеты» противоположное: «Они — спутники жизни, эту жизнь определяющие и оформляющие, быть может, даже сильнее, чем спутники жизни из плоти и крови». Но это, конечно, голос ретрограда из другого мира, которого сюда занесло случайно. Сегодняшние спутники жизни выглядят совершенно иначе, и нельзя пытаться насильно подменить их книгами — это жест искусственный, вычурный и никому не нужный. Все равно что навязывать пользоваться пергаментом, когда уже пришел Гутенберг.
Забудьте про книги — пришел Цукерберг.
Историк Хобсбаум обещает в своей последней книге «Разломанное время», где ступает на неровную футурологическую почву: ничто не потеснит книгу. Не потеснило радио, не потеснил телевизор, не потеснит и интернет (и шире — все цифровые блага). То ли дело стагнирующие, музеефицирующиеся формы искусства — классическая музыка, опера, живопись, скульптура, — живущие в основном за счет сужающейся аудитории пенсионного возраста, которая еще носит, донашивает ценности эпохи модерна.
Но ведь он теснит, Хобсбаум! Иначе почему моя дочь научилась проводить время с айпадом едва ли не раньше, чем с книгой? У нее много книг, мы периодически зависаем в детском отделе «Циолковского», иногда она сама просит сводить ее туда. Но дома у нее в руках с гораздо большей вероятностью окажется айпад, чем книга. Как и у моего отца — человека начитанного, но последнее время, мне кажется, читающего разве что фейсбук. Помню, дед на старости лет заново открыл для себя античность и читал Гая Светония Транквилла. Но дед не был знаком с интернетом — может ли случиться возвращение к чтению у того, кто уже подсел на скроллинг бесконечной ленты соцсетей?
Я и сам, заядлый библиофил, часто обнаруживаю себя посреди ночи лайкающим очередную дребедень, до которой мне на самом деле нет никакого дела.
Нужно быть анархистом Петром Рябовым, чтобы оградить себя от цифровых соблазнов.
Я знаю подлинных детей XXI века (им 20—25), которые не читают вовсе. И это нормально. Не надо их учить читать — они сами чему хочешь вас научат. Это эрудированные, умные люди, пользующиеся иными информационными каналами, ничем не хуже книжных. Попробуйте ответить честно: зачем вам читать книгу о чем-то, если можно посмотреть видео об этом? Зачем читать стоиков, если есть сотни видео о стоицизме? Если вы хотели стать стоиком в древности, вы не брали книги предыдущих стоиков — вы шли в школу Эпиктета, наблюдали за ним, слушали его. А теперь вы можете сходить на ютуб или даже поучаствовать в видеосеминаре по стоицизму. Уверяю вас, я прочел всех стоиков на свете по несколько раз — но это не сделало меня стоиком.
«Художественная ценность выше…» Безусловно, иногда это так. Пока не возникло цифрового аналога великих литературных произведений. Но у новых поколений новые ценности. Вряд ли вы знаете, какие книги ценили, скажем, в XVI веке, а если знаете — вряд ли сможете оценить так же, как их ценили тогда. Так же и художественная ценность Джойса или Саши Соколова с веками развеется, растеряет большую часть своих реципиентов, станет неочевиднее, непонятнее. Канон каноничен только для тех, кто смотрит на него изнутри канона.
Следует ценить каналы, альтернативные книжным.
Недавно я наткнулся на групповой чат в мессенджере Телеграм, где можно переписываться только на латыни, — за этим будущее.
Подкасты, паблики, сериалы, образовательные курсы, буктьюберы (видеоблоги о книгах) — пусть растут все цветы, потому что книга — это уже гербарий. Она такой же музейный экспонат, как и другие благородные культурные феномены, о которых пишет Хобсбаум. Конечно, секта книжников пронесет ее сквозь века. Но через тысячу лет книги скорее будут закачивать через нейрошунт, чем листать в библиотеке. А сочинять не за письменным столом, а прямо в уме, как герой фантастического романа «Гиперион» Мартин Силен: «В начале было Слово. Слово стало текстом, и появился чертов текст-процессор. Затем — ментопроцессор. После чего литература приказала долго жить. Вот так-то».
Станислав Наранович, редактор проекта «Горький»