300 Серебренниковых

Следственный комитет добился заключения Кирилла Серебренникова под домашний арест, настаивая на том, что обвиняемый в мошенничестве с государственными деньгами режиссер может скрыться от следствия и, отметая любые намеки на то, что уголовное преследование может быть хоть как-то связано с его художественными взглядами, которые в современной России приравниваются к политической позиции. Борьба с коррупцией, ничего личного, только закон.

Министерство культуры не смогло сформулировать внятную позицию в защиту Серебренникова, мол, мы все понимаем, но следствие и суд разберутся.

Следствие инкриминирует режиссеру и его предполагаемым сообщникам хищение 68 миллионов рублей. Скажем прямо, эта сумма, даже если обвинению удастся доказать ее в полном объеме, не выглядит внушительно на фоне даже рядовых антикоррупционных дел. Более того, ее несерьезно сравнивать c ущербом по иным уголовным делам, по которым проходят театральные менеджеры, например Владимир Кехман.

Кехман — это, напомню, экс-владелец банановой компании JFC, а также бывший худрук Михайловского театра в Петербурге экс-директор Новосибирского академического театра. На эту должность он был назначен вскоре после увольнения Бориса Мездрича, связанного со скандалом вокруг спектакля «Тангейзер», оскорбившего местную православную общественность. Это, конечно, было политическое назначение. Министр культуры Владимир Мединский, который так и не нашел в себе силы высказаться в поддержку Кирилла Серебренникова, Кехмана защищал более чем последовательно. Директор уверенно сидел на своих двух креслах и когда его банановая компания пошла под банкротство, и когда Кехман стал фигурантом уголовного дела. Более того, когда сам бизнесмен-театрал уже был признан банкротом судом в Великобритании, и дело уверенно шло к аналогичному решению в российской юрисдикции, что автоматически лишало Кехмана возможности руководить театром, Мединский заявлял, что не готов к потере столь ценного кадра: «Предварять какими-то инициативными и поспешными решениями судебные процедуры, вносить сумбур в кадровую политику крайне неразумно». В итоге Кехман написал заявление по собственному желанию, но уже после того, как расставание с креслом стало неизбежным из-за статуса банкрота.

А разумно ли было доверять два крупнейших региональных театра человеку, который обанкротил свою компанию и обанкротился сам? Да, Кехман винил в коллапсе JFC сначала «арабскую весну», а потом вороватых менеджеров, но почему тогда за небольшой период времени, когда он лично возглавил компанию, в отношении которой уже была введена процедура наблюдения, ее убытки выросли на 2 миллиарда рублей?

Ну ладно — министр, он, пожалуй, может позволить себе быть непоследовательным. Силовики же не имеют права на избирательное правоприменение.

Но вот в отношении Кехмана и еще двух фигурантов (менеджеров JFC) расследуется уголовное дело, ущерб по которому составляет 20,4 миллиарда рублей. То есть в 300 раз больше, чем по делу Серебренникова. В этом деле сейчас 8 эпизодов мошенничества в сфере кредитования (ст. 159.1 УК РФ) и 7 эпизодов легализации средств, полученных преступным путем (ст. 174.1 УК РФ).

В отличие от дела Серебренникова, где для получения хоть каких-то доказательств приходится заключать в СИЗО бухгалтера Масляеву, имеющую серьезные проблемы со здоровьем, по делу Кехмана уже есть многочисленные решения арбитражных судов всех инстанций. Признано, что после банкротства и распродажи имущества его компании неудовлетворенными остались требования кредиторов на 17,5 миллиарда рублей. Еще 9 миллиардов Кехман должен лично как поручитель по кредитам.

Это уголовное дело расследуется с декабря 2012 года. Если вы хоть немного знакомы с УПК и сложившейся правоприменительной практикой, то наверняка увидели в предыдущем предложении опечатку.

По крайней мере, Следственный департамент МВД делает все, чтобы устремить срок расследования в бесконечность. На это обращают внимание не только сторонние наблюдатели и потерпевшие по уголовному делу (банки), но и Генеральная прокуратура, которая дважды (!) выносила представление об устранении нарушений при расследовании уголовного дела. Но Кехман, видимо, родился в рубашке, хотя запонки от этой рубашки наряду с другими предметами роскоши и даже портретом должника были проданы с торгов в ходе процедуры его личного банкротства.

И вот что поражает больше всего на контрасте с арестом Серебренникова — за все время следствие ни разу не ставило перед судом вопрос об избрании Кехману меры пресечения. То есть ни суды, ни банкротство, ни уголовное преследование не мешают ему вести светский образ жизни. Кехман празднует свадьбу с красавицей Идой Лоло (банкет — прямо на сцене Михайловского театра), потом уходит в декретный отпуск по уходу за их дочерью и регулярно летает за границу — то в Лондон, то на Лазурный берег Франции.

Так что если вы слышите досужие разговоры о том, что не бывает дыма без огня и что силовики действуют по закону, отправляя Серебренникова под домашний арест, — просто вспомните Кехмана.