Спустя неделю после страшной резни в Сургуте единственное высокопоставленное лицо, выразившее поддержку жителям города — президент Франции Эммануэль Макрон: «Терроризм бьет повсюду… Солидарен с жертвами», — написал он в твиттере на следующий день после трагедии, пометив сообщение хэштэгом Sourgut. Владимир Путин молчит до сих пор. Федеральные телеканалы, во всех подробностях освещавшие теракт в финском городе Турку, где 20 августа мужчина с ножом напал на случайных прохожих, ни словом не обмолвились о трагедии в Сургуте. Более того, по нашей информации, первые сутки после происшествия сургутская полиция запрещала местным СМИ публиковать информацию о нападении.

Напомню, в центре Сургута 19 августа в результате действий человека, вооруженного ножом, пострадало 7 человек. Один из них по-прежнему находится в крайне тяжелом состоянии.

Задержаны десятки знакомых Гаджиева, четверым из которых уже предъявлены обвинения по части второй статьи 205 УК РФ — «Террористический акт, совершенный группой лиц по предварительному сговору».

Сургут — неофициальная нефтегазовая столица России с населением около 450 тысяч человек. (Это приблизительная цифра, учитывающая и количество нелегальных мигрантов). Пока молчит телевизор и государственные институты, город пребывает в состоянии тихой паники.

На улицах, в магазинах, кафе и рынках, люди обсуждают то, что случилось, и то, как отреагировали власти. Вместо слов успокоения мэр города Вадим Шувалов в тридцатисекундном обращении бросил неопределенное: «преступник обезврежен»; экстренно прибывшая в город губернатор Наталья Комарова заявила, что «все под контролем»; местное МВД отрапортовало, что Артур Гаджиев просто бытовой «псих», а в это время полиция экстренно эвакуировала все крупные торговые центры города.

Жителям города очевидно — случился теракт.

В городе более сотни школ и около 50 тысяч учащихся, которые в этом году отправятся в школу. Скоро 1 сентября.

Здесь все помнят про Беслан.

По видеороликам, фотографиям с места трагедии и свидетельствам очевидцев, десятками появившихся в интернете, пользователи социальных сетей уже к вечеру 19 августа установили личность нападавшего.

Алесь Антонович, активист общественного движения «Хрюши против Сургута», которое борется с просроченными продуктами на прилавках магазинов, опознал в нападавшем охранника магазина «Перекресток» Артура Гаджиева, которого в рамках своего «рейда» в сентябре этого года случайно записал на видеокамеру. Не дожидаясь полицейских рапортов, люди поминутно воссоздали и картину трагедии.

Сначала Артур Гаджиев попытался поджечь крупный торговый центр «Северный», он разлил бензин в одном из коридоров и кинул в жидкость дымовую шашку, начался пожар, который кинулись тушить работники центра (этот факт до сих пор не упоминается Следственным комитетом). Гаджиев тем временем выбежал на улицу и с ножом стал нападать на случайных прохожих.

Другим прохожим он наносил удары, которые должны были стать летальными: в живот, в шею.

После того как Гаджиев был застрелен подоспевшим на место трагедии сотрудником ППС, на его теле был обнаружен муляж пояса смертника.

На следующий день после нападения информационное агентство «Исламского государства» выпустило ролик, на котором Артур Гаджиев (опрошенные мной знакомые Гаджиева уверенно говорят, что голос, манера речи, фигура свидетельствуют: выступает именно он) в черной маске на фоне флага ИГ присягает на верность его лидеру и сообщает о предстоящей атаке как об акте мести.

К вечеру 19 августа дело о «покушении на убийство» было передано в Главное следственное управление СК по Уральскому округу (из-за «общественного резонанса» — пояснили такое решение в СК). В тот же день в Сургут из Екатеринбурга прибыла оперативно-следственная группа по особо важным делам, а также сотрудники ФСБ из Москвы, обеспечивающие оперативное сопровождение расследования.

Согласно информации «Новой», полученной в правоохранительных органах УрФО, первые задержания в городе начались уже в ночь с 19 на 20 августа.

19-летнего Наима Икромова опера забрали ночью из дома. Десять лет назад молодой человек вместе с родителями и братом переехал в Сургут из Таджикистана. Он окончил здесь школу, а в этом году 1-й курс Сургутского политехнического колледжа, того же, где учился и Гаджиев; кроме того, они посещали одну мечеть. Спустя сутки Наиму удалось позвонить другу и сообщить, что его избивают, грозят депортацией, и ему нужен адвокат. Адвокату Сеймуру Ханкишиеву удалось выяснить, что официально Наим числится задержанным в общественном месте по административному правонарушению на 15 суток — за «неадекватное поведение и нецензурную брань», однако где находится задержанный, в полиции не сообщили. Найти Наима адвокату удалось спустя пять дней, после поднявшейся шумихи в СМИ. При мне Ханкишиева запустили в спецприемник, где содержатся задержанные по административным делам. Адвокат встретился с Икромовым, видимых следов побоев на теле молодого человека он не увидел. Но подтвердил, что тот был действительно сильно напуган.

Уже на следующий день, когда родственники пришли в приемник с передачей, дежурный на вахте сообщил: «Икромова в наших списках нет».

За неделю после события были задержаны десятки молодых людей, в том числе и девушек. На данный момент четверым из них предъявлено обвинение по ч. 2 ст. 205 УК РФ«Совершение террористического акта группой лиц и по предварительному сговору». Среди задержанных выходцы из Средней Азии и Кавказа. Однако есть и русские — новообращенные мусульмане и другие, с исламом никак не связанные.

«Эльмара забрали из дома в 4 часа утра 20 августа, — говорит его отец Михаил (фамилию свою он просит не публиковать), — затем провели обыск у нас дома, изъяли только его ноутбук. Когда в соцсетях появились первые сообщения о личности нападавшего, Эльмар сказал мне: «Папа, я его знал, мы в одну мечеть ходим». Сын выглядел потрясенным. Они сейчас говорят, что там какая-то группа лиц была. Моему сыну недавно исполнилось 20 лет, у нас с ним доверительные отношения были всегда, ни о каких преступных намерениях Эльмара и речи быть не может. Я уверен, следствие разберется».

На это надеются и родственники других задержанных, но их пугает то, что 20 августа, через несколько часов после задержания подозреваемых, при оформлении этого задержания в суде, следователи уже называли их фигурантами дела по 205 статье. То есть за несколько часов обнаружились данные, позволяющие судить о существовании ячейки. Но почему же они не обнаружились раньше, до атаки на город?

Девятнадцатилетний Артур Гаджиев — выходец из Сулейман-Стальского района на юге Дагестана. Его отец — уроженец селения Эминхюр, мать — из соседнего села Аламише. Семья жила в Эминхюре. Жили плохо — отец все время пил, родители часто ссорились, что, в итоге, и послужило причиной развода. Мать забрала ребенка, когда тому еще не исполнилось и 10 лет и уехала к дальним родственникам в Сургут. Вскоре отец Артура попал в тюрьму за убийство. Мальчика воспитывал отчим — в Сургуте мать вышла замуж во второй раз.

В 2014 году мать неожиданно вернулась в Эминхюр и отдала ребенка в сельскую школу. По воспоминаниям завуча школы, Артур никакого интереса к учебе не проявлял, особо ни с кем не дружил, был замкнутым, случались драки. Он записался в сельскую школу вольной борьбы. Однако спустя два месяца мать неожиданно забрала документы и уехала из селения. 9-й класс Артур уже оканчивал в Сургуте. Учеба давалась ему нелегко, поэтому продолжать обучение в школе он не стал. Родители отправили его в крупнейший колледж округа — Сургутский политехнический. Колледж — бюджетный, принимают туда едва ли не всех желающих.

1 сентября 2015 года Гаджиева зачислили на факультет «Мастер специальных отделочных работ», где проходной балл — один из самых низких среди всех факультетов учебного заведения.

«С самого начала учебы мне преподаватели жаловались на Гаджиева, — вспоминает директор колледжа Вадим Шутов. — Спустя месяц после начала учебы произошла драка, спровоцированная Артуром, я точно не помню причины, но хорошо помню его вызывающее поведение, когда мы пытались на педсовете урегулировать конфликт между ребятами. Проблема была не в драке, а в его поведении».

По словам преподавателей и одногруппников Артура, с которыми я разговаривала, учеба Гаджиева не интересовала вообще, в колледж он поступил по настоянию родителей, носил с собой одну тетрадь на все предметы, в которой изредка что-то записывал, физкультуру не посещал. Прогулы, опоздания, невыполнение заданий…

«Мы часто вызывали родителей на беседы, — говорит Шутов. — Я понимаю, парень оболтус и по поведению у него два, бывают неусидчивые люди, но он же сам не учился и другим мешал — демонстративно. Мать, а она у него простая и спокойная женщина, — только разводила руками и тихо обещала, что он обязательно исправится».

«Вы знаете, мы обычно всегда даем шанс, и особенно первокурсникам. Такого единодушия преподавательского состава я не помню», — говорит Шутов.

После исключения из колледжа Гаджиев устроился в охранную фирму «Антей» и несколько месяцев охранял универмаг «Перекресток», жил с родителями. Прежде не проявлявший особой религиозности, последние несколько лет он посещал Центральную мечеть города, но по воспоминаниям прихожан, с которыми поговорила «Новая», держался он всегда особняком, осуждал других и считал, что только он знает, как правильно верить. Поэтому за глаза прихожане называли его такфиристом(приверженцем радикального исламского течения, адепты которого считают неверными всех остальных мусульман).

За несколько месяцев до нападения Гаджиев перестал появляться в мечети.

«Я случайно встретил его на Китайском рынке за неделю до трагедии, — говорит один из прихожан. — Из вежливости спросил, почему он перестал ходить в мечеть. — Он ответил, что там молятся неверные и начал говорить об истинном Халифате в Сирии. Я лично не считаю, что в Сирии существует Халифат и разговоры об этом не люблю. На том и распрощались».

Главный вопрос в этой истории: когда и под чьим влиянием радикализовался Гаджиев? Завуч эминхюрской школы в Дагестане, где тот проучился несколько месяцев, говорит, что тогда Гаджиев, еще шестнадцатилетний подросток, не был сильно религиозен, «да, ходил на намаз в сельскую мечеть, но у нас тут все ходят, он это делал скорее в силу традиции».

Директор Сургутского колледжа, куда Гаджиев поступил в 17 лет, говорит, что поначалу парень пытался читать намаз в одном из закутков колледжа. «Я именно так в первый раз и обратил на него внимание. Объяснил ему, что я не против религии, но у нас светское учреждение и ни мусульманских, ни христианских религиозных обрядов мы тут не соблюдаем. Он согласился и больше проблем не возникало».

Мать и отчим (местонахождение которых сейчас неизвестно, квартира в Сургуте, которую снимала семья, пустует) по рассказам преподавателей и однокашников, люди светские и если и придерживаются норм ислама, то скорее как дань дагестанской культуре. Говорить о влиянии родного отца и вовсе не приходится: отношения с ним сын не поддерживал. «Я давно с ним не общался, — говорит Магомед — один из приятелей Артура Гаджиева по колледжу. — У Артура всегда были амбиции, он хотел выделяться, хотя внешнее впечатление производил скорее спокойное и тихое. Когда он только поступил в колледж, он очень хотел стать старостой группы, но ему отказали в этом за плохую успеваемость. Я помню как он злился тогда, и как стал полностью саботировать учебу. После того как его отчислили, мы и вовсе потеряли связь».

Согласно исследованию Карнеги-центра, с 1990 по 2015 год в УрФО на 70% возросло количество выходцев из Средней Азии, в 2,4 раза — с Северного Кавказа, в 2,1 раза увеличилось число азербайджанцев. В результате доля мусульманского населения округа выросла почти на 100 тыс. — с 1 073 267 до 1 133 770 человек. Прирост произошел главным образом за счет Тюменской области, ХМАО и ЯНАО. В Тюменской области доля мусульманского населения увеличилась за 21 год с 9,78% до 10,46%, в ХМАО — с 12,54% до 15,92%, в ЯНАО — с 9,28% до 13,35%.

Сургут — сложный многонациональный и многоконфессиональный город. Еще с 60-х годов прошлого века сюда на добывающие предприятия потянулись выходцы из кавказских республик; позже, уже в 90-х—2000-х, — мигранты из Средней Азии, все им предстояло уживаться в исламском поле с большой татарской общиной, которая до развала Советского Союза преобладала в Сибири.

История ислама на Урале и в Сибири отражает все этапы новейшей истории ислама на Кавказе. В 90-х годах и 2000-х вместе с кавказскими мигрантами сюда проникает новая «ближневосточная» исламская идеология, которая начинает теснить исконный суфийский ислам. Исламская умма начинает дробиться.

В 2010 году Докку Умаров, лидер действовавшего в те годы на Кавказе «Имарата Кавказ» (организация, запрещенная в России), объявил Урал частью своего виртуального террористического государства — «вилайятом Идель-Урал». Сколько-нибудь заметной активности этого «вилайята» так и не было зафиксировано. Однако после разгрома банды Умарова на Кавказе основным проводником радикальной исламской идеи стало ИГ, действующее по всей России. И здесь Россия-за-Уралом заявила о себе громко.

По данным Росинформмониторинга, сейчас в списке разыскиваемых лиц, уехавших из Сургута воевать в Сирию, числится 7 человек. В целом же, на данный момент в международном розыске в связи с причастностью к террористической деятельности находятся около 50 жителей ХМАО.

В декабре 2013 г. узбекская служба Радио «Свобода» («Озодлик») опубликовала интервью с уроженцем Киргизии Ахмаджаном Хашимовым, который долгое время проживал в Сургуте, работал пекарем, здесь же подпал под влияние узбекского проповедника и уехал в Сирию.

Также в 2013 году из Сургута в Сирию уехали друзья: чеченец Ислам Зубайраев и русский Денис Толстов. Обоим было по 20 лет, оба занимались вольной борьбой, учились в университете.

В 2016 году Московский военный окружной суд вынес обвинительный приговор Ризвану Агаширинову и Абдуле Магомеалиеву за неудавшуюся попытку взрыва мечети в небольшом городке Пыть-Яхе в ХМАО (их приговорили к 16 и 20 годам заключения соответственно). Тогдашний пресс-секретарь СК РФ Владимир Маркин заявил, что следственному комитету удалось «разоблачить деятельность ячейки ИГ, действовавшей на территории Ханты-Мансийского округа». Еще четыре подельника неудавшихся подрывников до сих пор находятся в международном розыске.

В минувшую пятницу, как обычно, в центральной мечети Сургута прошел джума-намаз, пятничная молитва. Двор кирпичной мечети был устлан молитвенными ковриками, небольшая мечеть не вмещала всех желающих. Стоит пояснить, что пятничная молитва для мусульман — обязательное коллективное действие, на которое каждую неделю собирается большинство прихожан. Именно поэтому на ней читается проповедь, где упоминаются важные для общины события, произошедшие за неделю.

который в этом году выпадает на 1 сентября. Ни слова не было сказано о трагедии.

После молитвы прихожане, разбившись на кучки, полушепотом обсуждали новости. Поступок Гаджиева здесь осуждают все. Некоторые прихожане помнят его: «Это был выскочка себе на уме, держался всегда особняком. Предпочитал молиться в сторонке, проповеди имама никогда не посещал. Он поставил под удар всю нашу общину, наших жен и наших детей».

Однако осуждали не только поступок Гаджиева.

«Поведение наших лидеров недостойно и речь не только о религиозных авторитетах, но и об уважаемых людях диаспоры, — говорит Ахмед, он переехал из Дагестана в Сургут 25 лет назад, здесь почти вся его семья, жена, дети. — Учитывая, какое напряжение у нас тут на религиозной и национальной почве, они в такой непростой момент просто засунули голову в песок».

Имам мечети Тагир-хазрат Сарматов от встречи со мной отказался и вместо ответа на вопрос, почему столь важное происшествие было проигнорировано в проповеди, предпочел закончить разговор, бросив «я его не игнорирую».