Русский рок на рандеву с властью

— Первые бит-группы (слово «рок» у нас тогда еще не звучало) стали появляться в 1963—1964-х годах, никто с ними особо не боролся, наоборот: было постановление ВЦСПС о перечислении 0,15% доходов предприятий на культмассовую деятельность, на кружки кройки и шитья, шахматные клубы и в том числе — на самодеятельные ансамбли. Поначалу им не мешали репетировать в ДК и выступать на танцплощадках. Правда, непрофессионально, не получая за это денег. Гайки начали закручивать после Пражской весны, но это был лишь первый поворот гаечного ключа.

В 1971-м в Москве был создан бит-клуб, туда прибежало записываться более 600 групп. Самая младшая из них дожила до наших дней — это «Машина времени». Куда же девались остальные? Кто-то ушел из музыки, кто-то стал играть по кабакам, кто-то уехал (как раз начали выпускать)… Кроме того, начало 1970-х — время становления официозных филармонических ВИА. А набирали музыкантов они с любительской подпольной сцены, как раз из тех 600 групп. ВИА для рокеров были возможностью легализоваться и играть более или менее то, что хочется. Конечно, на пластинки попадало только разрешенное худсоветами, но чуть отъехав от Москвы, ты мог лабать Deep Purple, Led Zeppelin, что угодно. Если не донесут.

Рок-музыка всегда была дорогим удовольствием: инструменты, аппарат, репетиционная база, пластинки, чтобы слушать и понимать, что делается в мире, — все это стоило бешеных денег. Именно поэтому весь верхний эшелон русского рока — золотая молодежь в той или иной степени. В конце 1960-х была даже группа «Политбюро», там играли Стас Микоян, впоследствии Намин, его брат Алик Микоян и Гриша Орджоникидзе. Пароход, названный в честь деда Гребенщикова, до сих пор ходит по Тихому океану. А в Северном Ледовитом есть хребет Гаккеля, названный в честь знаменитого океанолога, отца виолончелиста «Аквариума». Пожалуй, до «Ноля» и «Чайфа», то есть до середины 1980-х, пролетариев в русском роке не было.

Часть молодежи из хороших семей сбивалась с пути и шла в андеграунд. В 1970-е — в бессмысленные НИИ (днем работали, а вечером играли на гитарах). В 1980-е — в дворники и сторожа. А другая часть продолжала делать карьеру, но связь между ними никогда не терялась. Люди одного круга, они находили общий язык легко.

КГБ их тогда не трогал. Но к концу 1970-х музыкантами заинтересовался ОБХСС — деньги на подпольных сейшенах зарабатывались совершенно непредставимые для обычного советского человека. Тогда же начались наркотические дела, вовсю применялась 224-я статья. Сел за наркотики Никита Зайцев из группы «Санкт-Петербург», впоследствии он играл в «ДДТ». Сел Сергей Данилов из «Мифов». Сел Валерий Черкасов из группы «ЗА»; это круг общения БГ и Майка.

С другой стороны прижимал Союз композиторов. Основная статья их дохода — отчисления из ВААПа за исполнение песен в кабаках. А песни стали исполнять совсем другие, уже не их. Наши композиторы жили вполне сравнимо со своими западными коллегами. Советский солдат не мог жить, как американский, инженер не жил, как западный инженер, а композиторы — жили. Не на уровне Маккартни, конечно, но на уровне коллег из Brill Building и Tin Pan Alley, а некоторые и лучше. Но вот по кабакам запели «Поворот» и «Марионеток», и композиторы поняли, что их обкрадывают, у них появились серьезные конкуренты.

Но даже в начале восьмидесятых до массовых преследований дело не доходило. Пик кампании против рокеров — не Брежнев, а Андропов, Черненко и ранний Горбачев. В 1984-м появились знаменитые черные списки, которые разослали по райкомам и обкомам, а Черненко прямо сказал в одном из докладов: наша задача снизить количество рок-групп до нуля.

Тогда же вернули к жизни старые уголовные дела. Сел лидер «Воскресения» Алексей Романов, дело на него завели в 1982-м, но довольно быстро прикрыли, потому что было кому позвонить наверх и сказать: «Ребята, давайте забудем». А в 1984-м ситуация изменилась, дело из архива вернули, и Романов сел. Всю московскую тусовку таскали в город Железнодорожный на допросы.

За предпринимательство сел Евгений Морозов из группы «ДК». Жанна Агузарова села по идиотской статье, за подделку паспорта. У нее в паспорте было написано «Ивонна Андерс, датскоподданная». Этого хватило, чтобы продержать ее в Институте Сербского, выслать в Сибирь и полтора года не пускать в Москву.

Мрак сгустился к 1985-му, когда пришел к власти молодой, энергичный ставленник Андропова Горбачев. Его фамилию расшифровывали так: «Граждане, Обождите Радоваться, Брежнева, Андропова, Черненко Еще Вспомните». Предположить, что он разрешит рок-музыку, было невозможно. Это как предположить сейчас, что Герман Стерлигов станет президентом России и разрешит гей-парады. Макаревичу его друзья с фирмы «Мелодия» звонили и говорили: «Приготовься, начинаются очень жесткие времена». Не угадали.

В этот момент и появился протестный рок. Не то чтобы песни типа «Алена Делона» и «Перемен!» лежали с начала 1980-х под спудом, а потом вдруг их издали. Нет, они были написаны именно тогда, когда уже было можно, когда ветер переменился.

— Рубеж 1980—1990-х — время самых больших потерь русского рока, смерти следовали одна за другой: Башлачев, Селиванов, Янка Дягилева, Майк, Цой… Выжившие стали договариваться и дружить с властью. Пиком дружбы была новогодняя вечеринка с 1991-го на 1992-й: Гребенщиков и Курехин пригласили на нее Собчака с его помощником Владимиром Путиным. В спонсоры взяли компанию «Люфтганза», которая посадила самолет недалеко от Мосфильмовской улицы, загрузила полный салон звезд Мосфильма и выгрузила их в Питере. Дым стоял столбом, казаки гарцевали недалеко от Дворцовой площади, дворецкие открывали двери, к столу подавали молочных поросят в оптовых количествах. Вроде бы все неплохо: появляются МТВ, глянцевые журналы, пиар-агентства. На сцену выходит поколение принципиально аполитичных групп: «Мечтать», «Мумий Тролль», Земфира… Тиражи были огромные, альбомы дешевле 250 тысяч долларов никто лейблам не продавал.

Но ближе к середине девяностых подняла голову коммунистическая оппозиция, коммунисты на выборах начинают набирать опасное количество голосов. Один из советников Ельцина предлагает идею предвыборного тура «Голосуй или проиграешь», и рокеры стройными рядами в это вписываются. «Алиса», «Агата Кристи», «Наутилус»…

А самые неистовые организовали движение «Русский прорыв» с участием Проханова, Дугина и других. Параллельно Лимонов регистрирует НБП, к которой, к удивлению многих, примыкает Курехин, а позже Летов. Летов поет на оппозиционных митингах, а Курехин дает концерт «Поп-механика № 418» в поддержку кандидата 236-го избирательного округа Петербурга Александра Дугина. Основной тезис этого сообщества не идеологический, а эстетический: настоящий художник всегда будет против.

— К концу десятилетия протест сошел на нет почти полностью. В 2002-м Борзыкин выпустил жесткий и очень неполиткорректный альбом «Путь к успеху». Юрий Сапрыкин, который впоследствии вошел в Координационный совет оппозиции и был одной из ключевых фигур московских протестов, писал тогда, что слушать песни «Телевизора» — это как аплодировать Робин Гуду, который вышел из леса и стал крушить «гелендвагены» на парковке. Робин Гуду никто не сочувствовал, все смертельно устали от политики, она стала неактуальной, немодной.

На тот период приходится расцвет «Нашего радио», чей формат исключал политический месседж в принципе. В их плейлистах первой половины нулевых нет политизированных групп, за исключением «Люмена». Все стерильно.

Протест ушел из большой рок-музыки и переместился в андеграунд, там начался большой движ. К этому времени запрещенная ныне Национал-большевистская партия потеряла свое влияние, она стала красивым мифом, не более. Я ходил на концерты, проходившие при поддержке НБП, — в зале было 50 очень пьяных людей с черно-красными повязками, они вскидывали правую руку и кричали: «Слава России!» Абсолютные маргиналы.

Зато движуха началась в панк-среде. Панки были очень политизированы. Появился стрейт-эйдж — позитивный хардкор, поклонники которого не употребляют наркотики и алкоголь, взгляды у них левоанархические, как правило. Панк-сцена вела себя активно, концерты собирали человек по триста; мало, но больше, чем у Лимонова. Центр их активности — клуб имени Джерри Рубина.

И все-таки это было локальным явлением, не претендующим на мейнстрим. А вот ультраправые, которые активизировались тогда же, — претендовали. Бонов, скинов, нациков, как их ни назови, было реально много, на тот момент это самая популярная молодежная субкультура в стране. Они организовывали боевые отряды, громили рынки, у них была своя музыка с жуткими экстремистскими текстами. Знаменем движения стала группа «Коловрат», тоже запрещенная ныне.

— Накрывали каждый второй концерт, статистика — как при советской власти. Если ты был открытым участником панк-хардкор-сообщества, ты не мог нормально существовать, не мог даже дойти до метро спокойно, за каждым углом тебя поджидала вооруженная банда. Скины, которые по большей части были хорошо организованны, отлавливали альтернативную молодежь поодиночке и избивали.

Но постепенно люди стали понимать, что, если ты ходишь на панк-концерты, ты необязательно жертва. Появилось сознание того, что можно объединиться и дать отпор. Эта простая мысль была неочевидной года до 2004-2005-го, когда сформировался антифашистский фронт, организовывавший и охранявший концерты. Началась уличная война, в результате которой погибло более десяти человек с обеих сторон.

Для полиции все эти разборки проходили по разряду пьяных драк. Они не понимали, с какой целью и кто на кого нападает. А когда разобрались, поняли, насколько все это серьезно и массово, тогда и возник Центр «Э». И за экстремизм стали навешивать реально большие сроки: одно дело драка и совсем другое — драка с идеологической подоплекой.

Прошло лет пять, и напряжение спало. Сейчас, если правые проводят концерты, они делают это без рекламы, по-тихому, для своих. Они ушли с поверхности почти полностью. И, наверное, к счастью.

С одной стороны, за это можно сказать спасибо властям. С другой, появление Центра «Э» привело к созданию списка запрещенных групп, большинство из которых экстремистскими не являются. Это группы вроде «Ансамбля Христа Спасителя» плюс зарубежные панки, которые пропагандируют достаточно вегетарианские левые взгляды, в Европе они давно уже стали банальностью, а в России пугают. В Москве должна была играть итальянская группа Los Fastidios, антифашистский панк, но руководство клуба заявило: «Нет, ребята, мы не можем провести этот концерт. Будут проблемы».

Проблема противостояния музыкального сообщества и властей никуда не делась, просто приняла другие формы, свелась к цензуре. С цензурными запретами почти невозможно бороться, потому что непонятна их логика. Скажем, планировались концерты старой эстонской панк-группы Hot Kommunist. В прошлом участники фестиваля «Подольск-87», седые, семейные дяденьки, далеко за пятьдесят. Они должны были играть в Москве, Питере и других городах. На обложке их альбома — коллаж чилийского художника, где, среди многочисленных элементов, было крошечное изображение Христа (наши источники в кругах православных активистов сообщили, что дело именно в этом). Через несколько дней после того, как афиша появилась в интернете, в клубы позвонили и сказали, что группа является экстремистской, оскорбляет чувства верующих, а поэтому выступать не может. И все, точка. Как ни бейся, не докажешь, что ничего плохого не имел в виду и никого не хотел обидеть. Общение идет в одностороннем порядке, в запретительном.

— В 1990-х ровесники первых рокеров стали приходить во власть, а в 2000-х они этой властью стали. У власти — поколение рок-н-ролла, но, увы, рок-н-ролл никого не спас и даже не воспитал. Бывший звукорежиссер «Високосного лета» и «Машины Времени» Леонид Лебедев до последнего времени был сенатором от Чувашии. Бывший распространитель записей, один из создателей «Русской медиагруппы» Виталий Богданов, который сейчас руководит «Нашим радио», был сенатором от Курской области. Своя группа была у Александра Ткачева. Нынешний руководитель Октябрьской железной дороги Олег Валинский — первый барабанщик «Кино», а бывший губернатор Тверской области Дмитрий Зеленин, при котором туда пришел фестиваль «Нашествие», — однокурсник Сергея Мазаева из «Морального кодекса», вместе они занимались распространением пластинок. Все из одной тусовки.

Потому в нулевые музыканты и оказались в целом на стороне власти, что пришли свои ребята, ребята, которые помогали таскать колонки на концертах, за что им потом давали проходки. Как пел когда-то Гребенщиков, «Наши люди займут места», что и произошло. Все они выросли на Deep Purple, Led Zeppelin, Pink Floyd, в чем сейчас с удовольствием признаются. И воевать стало не с кем.

После первого Майдана, когда у власти появились опасения, а не может ли это произойти у нас, Сурков созвал на совещание рокеров: Борис Борисыч, Земфира, Бутусов, «БИ-2», Шахрин… Весь иконостас. Беседа прошла в теплой, дружественной обстановке, мосты были наведены. Не позвали Шевчука, который был на тот момент уже в контрах с властью. Не позвали Макаревича, потому что он был в туре. Зато был Вадим Самойлов, который уже записал с Сурковым и Константином Ветровым из фракции ЛДПР альбом «Полуострова». Тираж всего 500 экземпляров, каждый пронумерован. Экземпляр из фонотеки «Нашего радио», который сейчас лежит у меня дома, когда-то, как я понимаю, принадлежал Березовскому.

Против чего протестовать и против кого? Да, были шероховатости: разогнали НТВ, взяли Ходорковского, но в целом наши победили, жизнь налаживается, ребята у власти правильные, и если им надо помочь, значит, надо помочь.

Эти иллюзии сохранялись до 2011 года, до рокировки наверху, после которой многие обломались. Сначала в мягком варианте. Началось с протестных писем, причем писал их не один Макаревич. Письмо с просьбой освободить Ходорковского (через семь лет после ареста) написал Гребенщиков, а подписали и Кинчев, и Шахрин, и АФ Скляр, и многие другие. В 2013-м на концерте в поддержку политзаключенных сыграли люди, которых до этого никогда не видели на протестных акциях: Евгений Федоров из Tequilajazzz со своей новой группой «Зорге», «Браво». Протестная история началась, пусть пока и в умеренном виде. А дальше грянул 2014-й, война, аннексия Крыма, и пути старых друзей окончательно разошлись.

О том, к чему мы пришли, свидетельствует история с юбилеем программы «Что? Где? Когда?», на котором в финале года сыграла «Машина времени». Декабрь 2015-го, Макаревич уже в полный рост враг народа. Но юбилей, играют ветераны и звезды и, естественно, должна спеть группа, которая больше всех выступала в музыкальных паузах за всю историю «ЧГК». Эрнст сумел убедить кого-то наверху, что надо выпустить на экран «Машину». Вопрос, с какой песней. А давайте «Свечу»? Давайте. Но был звонок: «Знаете, ребята, «Свечу» не надо. Нехорошие ассоциации: «Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил…» Это вот лишнее». Все офигели. «Свеча» сто раз выходила на пластинках, миллионы людей знают ее наизусть. Она была написана в 1978-м, когда Макаревич поругался с другим отцом-основателем «МВ» Сергеем Кавагоэ и сильно переживал по этому поводу. Политики там нет даже близко! В итоге «Машина» выступила, но с песней «Он был старше ее», по мнению начальства, более безобидной. Сюжет, достойный 1978 года. История сделала круг и вернулась к тому, с чего началась.