Заброшками и залазами интересуются многие. Это ведь романтика. Но большинство не отваживается заниматься этим всерьез. Им легче мечтать о приключениях, посетить одно-два легкодоступных места (такие доступные объекты без охраны называют «баянами» — это, к примеру, Ховринская заброшенная больница, Синий зуб — недострой на Юго-Западе, Каширская заброшенная больница и т.п.).
Сталкинг — это другое. Это сложное увлечение, связанное с риском — и физическим, и психическим. Это хобби «на грани», но оно дает очень сильные ощущения. Это не только экстрим, чувство опасности, адреналин, это еще и психологическая разгрузка — когда ты попадаешь в заброшенную часть ПВО в лесу, в глухое подземелье или на крышу с потрясающим видом на небо, когда ты остаешься со всем этим один на один — это не описать. Но адреналина тоже хватает — когда тебе ради этого надо полчаса ползти пять метров мимо поста, выжидая, пока охранник отойдет покурить. Это как инь и янь — и загрузка, и разгрузка.
Охранники, конечно, ловят. Меня сейчас на одной станции метро все милиционеры в лицо узнают уже — столько раз я туда попадал. Есть Федеральный закон 215.4, который устанавливает наказание за проникновение на подземные и подводные охраняемые государственные сооружения — штраф до 500 тысяч рублей или до 4 лет лишения свободы. Это относится и к метро тоже.
Руферы, сталкеры, диггеры — все это три ветви одного движа: все они урбан-туристы, экстремалы. Разве что руферы выше всех, сталкеры исследуют наземные объекты, диггеры — подземные, но все это общее хобби.
Нет никаких особых группировок — не движ делает сталкера, а сталкеры делают движ. Ты приходишь, тебе это нравится, ты хочешь продолжать, находишь контакты, ищешь людей… Некоторые сразу уходят, а кто-то держится много лет. Общее у всех, кто задерживается, — это, пожалуй, милитаризм — любовь ко всему, что связано с военной тематикой. Это и реконструкция, и коллекционирование — моделей техники, военной формы, наград… Девушки тоже есть — но обычно они по характеру (а некоторые и внешне) на девушек не очень похожи. Попадаются анимешницы — их привлекает загадочность подземелья. Но они долго не задерживаются — до первой сходки обычно. Сходки — жесткая штука. На каждой обычно случается не меньше двух драк, нежные анимешники после такого не возвращаются.
Больше всего сталкеру нужны сила, выносливость и умение не шуметь и не сбивать предметы. Остальному учишься — даже умению вскрывать одной рукой тяжелую стальную дверь.
Родителям, конечно, очень страшно. Бывает, что люди погибают в подземных речках или в метро — коснувшись контактного рельса. Подземные речки — страшно, если вдруг пошел сильный дождь или произошел сброс воды с завода, тогда вдруг поднимается огромная волна. Но гибнут обычно новички. Волну предсказать можно: за 5—10 минут до нее появляется туман — и тогда можно добежать до ближайшего люка и если не выбраться на поверхность, то хоть подняться повыше и переждать.
В Сьяновских каменоломнях у входа тетрадь лежит, где фиксируют, кто вошел и вышел. Если хочешь на несколько дней остаться — пишешь, на сколько. Если ничего не написал и тебя нет больше одного дня — начинают искать.
Что дает сталкинг? Это хобби меняет мир. Человек начинает иначе воспринимать город. Идешь и видишь: на этой крыше я был, на этой был, тут закрыто, тут воздуховод Росатома, я сам его нашел. Просто меняется мировоззрение. Ну вот как для обычного человека зеленая парковая зона — место отдыха, а для человека, прошедшего чеченскую войну, — страшное место, где могут быть растяжки. Или — ты видишь машину с правительственным номером, но думаешь не «о, чиновник на дорогой тачке поехал», а знаешь, с чем связан этот чиновник и какие проекты курировал его предшественник. Меняется понимание государства — потому знаешь, что город хранит его страшные тайны.
Александр Манних,
сталкер
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»