Дело зампреда запрещенного в РФ крымско-татарского меджлиса, которого обвинили в организации массовых беспорядков в феврале 2014 года, Верховный суд Крыма рассматривает уже почти год. 26 февраля 2014 года депутаты Верховной Рады должны были собраться на внеочередную сессию. Меджлис и его руководитель Рефат Чубаров были уверены, что парламент намерен принять так называемые «сепаратистские законы», легитимизирующие процесс захвата полуострова.

Утром у здания Рады собралось несколько тысяч крымских татар и проукраинских активистов, против которых выступили активисты партии «Русское единство» во главе с депутатом Сергеем Аксеновым, казаки и приехавшие из Севастополя пророссийские активисты. Пока депутаты внутри Рады решали, состоится ли заседание, во дворе начались столкновения, в давке погибли два человека. Сессия не состоялась из-за отсутствия кворума, а на следующий день Рада и Совмин были захвачены вооруженными людьми без опознавательных знаков. В январе 2015 года Чийгоз и несколько крымских татар были арестованы по делу о массовых беспорядках. Дело разделили: Чийгоза, как организатора, судят в Верховном суде, и его процесс почти завершен, остальных — в Центральном районе Симферополя.

Последним свидетелем, которого хотела допросить защита Ахтема Чийгоза, должен был стать муфтий Крыма Эмирали Аблаев. Он участвовал в митинге 26 февраля, провел Дуа — коллективную молитву возле Верховной Рады, но впоследствии остался на своем месте и начал активно критиковать нелояльных муфтияту (а значит российским властям) мусульман полуострова. После его обращения в ФСБ с поименным перечислением «адептов псевдорелигиозной политической партии Хизбут тахрир и адептов секты Хабашитов, саботировавших праздничный намаз» (орфография сохранена. — А. Н.) в окрестностях Симферополя прошли обыски и задержания пятерых крымских татар, обвиняемых в участии в запрещенной в России организации Хизб ут-Тахрир. Адвокаты Чийгоза четырежды подавали ходатайство о вызове муфтия в суд для допроса, однако суд этого сделать не разрешил. «Возможно, это говорит о том, что муфтий Эмирали Аблаев в ответ на тесное сотрудничество с российскими спецслужбами получил такое прикрытие», — отреагировал на очередной запрет допросить муфтия адвокат Николай Полозов.

К концу процесса в суде выступили сенаторы от Крыма Ольга Ковитиди и Сергей Цеков, председатель Госкомнаца Заур Смирнов, который на митинге 26 февраля заявлял о том, что Крым может быть только украинским, один из старейших депутатов Крыма — Лентун Безазиев. Наконец, последним выступил председатель Госсовета (а зимой 2014 года Верховной Рады) Владимир Константинов.

Выступавший перед этим Заур Смирнов приехал в окружении охраны, заходил только через запасной вход. Константинов подчеркнуто использовал только центральное крыльцо. «Его выступление было очень похоже на допрос Ольги Ковитиди: такое же эмоциональное», — уже после заседания сказал адвокат Полозов.

За день до событий у Верховной Рады в Симферополе митинговали пророссийские активисты. Константинов назвал их «сообществом крымчан, которых волновала судьба Крыма». В материалах дела Чийгоза есть свидетельства севастопольской полиции, которая обнаружила среди таких активистов уже 26 февраля членов частной военной компании «Черное море» и организации «Терское казачество». ЧВК официально зарегистрирована в сентябре 2014 года, но фактически действовала уже зимой. «Они ждали от нас какие-то решения, а плана не было. Единственное, что мы можем решить — это выходить на сессию. Решили выйти на следующий день. Должен был быть доклад правительства о текущей политической ситуации», — объяснил Константинов организацию заседания Рады 26 февраля.

О самом Чийгозе в его показаниях о том, как прошел митинг, не было ничего. Спикер парламента ни разу не вышел из здания, о том, что происходило под стенами Рады узнавал из телетрансляции в холле. Гораздо больше он рассказывал о том, что заставило крымских депутатов фактически выступить против новых киевских властей. «Происходил вооруженный захват власти, — говорил он о событиях Евромайдана. — События воспринимались со страхом, действующий президент вынужден был покинуть страну. Все международные соглашения он должен подписывать с согласия Республики Крым, а соглашения, подписанные без решения Крыма, — это нарушение. Власть в Украине перестала существовать. Премьер исчез, силовой блок исчез. А бандиты пришли. Для того чтобы ситуация не привела к гражданской войне, мы и хотели провести сессию. У нас уже были митинги, крымчане требовали ответа на те вопросы, которые стояли. Медлить мы не могли, ситуация могла взорваться. Могилев (председатель Совмина Крыма, о его отставке должны были заявить депутаты на сессии 26 февраля.— А. Н.) отказался исполнять свои обязанности. Сказал, что с парламентом он сотрудничать не готов. Не было правительства, но был парламент. Пенсионеры, социальные проблемы, этим надо было кому-то заниматься».

Адвокат Александр Лисовой спросил: «Вы говорите об угрозах Гражданской войны. Между кем?» «Ну ситуация на Донбассе…» — загадочно ответил свидетель. «А в Крыму?» — не отставал адвокат. «Угроза существовала. Незаконный переворот в Киеве. Погибли сотни людей. Власть свергнута была по одной технологии: приезжали боевики 500—600 человек. И к нам приехали бы». «Это ваша фантазия? — переспросил адвокат. — Какие социальные группы воевать-то собирались?» Но суд снял вопрос.

Утром 26 февраля Константинов присутствовал на заседании Совмина, «глаза у Могилева были опущенные — всем было стыдно за то, что происходит», — художественно описывал происходящее Константинов, а потом посоветовал прочитать книгу его авторства, написанную о событиях 2014-го. Во время заседания Константинову доложили, что на площади у здания Рады собралась толпа митингующих. Он поехал туда, зашел в свой кабинет на шестом этаже и не выходил из здания, пока люди на площади не разошлись.

«В Киеве захват власти, свергли все местные Советы, люди вооруженные приходили и ставили своих председателей. Крым был на очереди. Под Черкассами наши люди были атакованы (сотрудники подразделений «Беркута» из Крыма были атакованы неизвестными, когда возвращались из Киева, где принимали участие в противостоянии Евромайдану. — А. Н.). Они рассказывали, что их избивают, я слышал выстрелы в телефонную трубку. В субботу были похороны беркутовцев, которые приехали в Киев и защищали конституцию Украины. Для меня было ясно, что мы должны принять конституционные решения», — так объяснил Константинов противостояние с Могилевым, возглавлявшим крымское правительство.

По мнению спикера парламента, Могилев «был в сговоре с бандитами, они ему уже что-то обещали, он хотел передать им власть в Крыму взамен на безопасность». По словам Константинова, Могилев обзванивал депутатов, чтобы не допустить их появления 26 февраля в Верховной Раде. Сессия в этот день действительно не состоялась из-за отсутствия кворума: из необходимых 51 депутата пришли только 48. На следующий день, если верить Игорю Стрелкову, технически руководившему российскими добровольцами и сепаратистами в Крыму, а позже в Донбассе, бойцы его вооруженных формирований фактически силой привозили депутатов к зданию Рады для проведения заседания парламента.

Еще одним противников сессии Рады 26 февраля Константинов назвал Рефата Чубарова, главу меджлиса и депутата. «Мое мнение: им были обещаны должности в Киеве. У меня была встреча в кабинете, приходил Чубаров, Чийгоз, Абдуллаев. Я хотел обсудить формат нового сотрудничества. Мне показалось, что ни у них, ни у нас не было ничего общего с Киевом, что крымские татары ничего хорошего от Киева не получали никогда, но они вели себя «нетрадиционно» дерзко. Чубаров обычно сдержан. Сначала он заявил: «Мы согласны на 30% квоты для крымских татар в Госсовете». Но понятно, что это нереалистично и технически невозможно исполнить. Политически это тоже было невозможно — это взорвать Крым. Мы не делим людей на национальности и не назначаем в зависимости от национальности. Он пошел вверх — до 50%, а потом закричал, что «вы до 100% договоритесь».

Никакой серьезной охраны, по словам Константинова, 26 февраля вокруг Рады не было. «Я звонил начальнику полиции, но он сказал: «Отменяйте сессию». И на следующий день уехал», — рассказал свидетель. В итоге митингующие крымские татары, по словам Константинова, заблокировала вход в здание, а некоторых депутатов якобы даже в их собственных кабинетах. Ни один свидетель, в том числе депутаты Рады, о таком не заявлял, а митингующие прошли в здание лишь единожды, на первом этаже их встретил Чубаров и уговорил успокоиться и выйти: к этому времени было уже понятно, что сессия не состоится. Константинов рассказывал другую версию, которую, впрочем, никто не подтверждал.

«Уже по этажам ходили крымско-татарские группы. Здание уже было захвачено. Демонстранты ворвались ко мне в кабинет — не Чубаров, а стихийные люди. Они ворвались и требовали встречи. Охрана обыскала, нашла оружие. Их разоружили. Я впустил одного. Он говорит: «Я пришел забрать твою жизнь. Я участвовал в захвате Межгорья». Глаза такие огромные, зрачки расширенные», — рассказывал Константинов. «Почему он вам угрожал, если сессия уже была отменена», — удивился Полозов. «Ну это же простые исполнители. Они не понимают, что от них хотят, — ответил Константинов. Потом подумал и добавил. — Он еще сказал, что из «Правого сектора». «А их ячейки были вообще?» — снова спросил адвокат. «Не знаю, но планировался приезд 500 человек», — ответил Константинов.

Крымские татары, по словам Константинова, пришли к зданию Рады «под руководством Чубарова и Чийгоза». Ворвались в здание через разбитые окна, захватили его, заблокировали депутатов. Ничего из этого не подтверждалось ни одним из сотен свидетелей и потерпевших по делу Чийгоза. Разбитых окон, кроме Константинова, никто не видел, руководство митинга со стороны Чийгоза он «видел по телевизору», а когда свидетеля стали спрашивать о подробностях, он заявил, что отказывается давать показания. «Вы не можете отказаться, да или нет?» — не выдержал судья. «Не знаю», — ответил Константинов, и это судью удовлетворило.

Большую часть вопросов от Чийгоза свидетелю суд снял. «Вы предлагали Могилеву поддержать выход Республики Крым из состава Украины?» Снято. «Когда мы с вами встречались 25 февраля, были ли от вас предложения обсудить предложения о выходе Крыма из состава Украины?» Суд не успел снять вопрос, свидетель ответил: «Нет». «А мы возражали на ваше предложение об отставке Могилева?» Константинов замялся. «Мы не возражали», — напомнил обвиняемый. «А про квоту в 30% в парламенте и в исполнительной власти… (для крымских татар. — А. Н.)» — начал Чийгоз. Суд снял вопрос. «На самом деле они эту квоту приняли и утвердили на сессии 9 или 10 марта, а потом просто кинули нас», — пояснил Чийгоз. «Вы так эмоционально рассказывали о захватах в Украине, а что вы можете рассказать о захвате здания Рады «зелеными человечками». Это были боевики из Украины, про которых вы говорили?» Снято. «А, может, эти боевики украинские участвовали в захвате здания Рады Крыма?» Снято.

Уже после допроса Николай Полозов говорил Чийгозу, который жаловался, что Константинов не отвечал на очевидные вопросы: «Ну да, у них задача строить амнезию, потому что Аксенов-то не знал, что Россия введет войска, а Константинов знал». По словам спикера крымского парламента, Янукович согласовал кандидатуру Аксенова на пост главы республики по телефону 27 февраля. А через два дня убежал в Крым из Харькова. К тому времени полуостров был уже захвачен.

Два крымских процесса по обвинению в сепаратизме идут параллельно. Журналиста Николая Семену судят в Железнодорожном районном суде Симферополя, зампреда крымско-татарского меджлиса Ильми Умерова — в Симферопольском районном. В родном Бахчисарае, где он долго был главой района, его судить отказались. У Семены обвинение строится на лингвистической экспертизе сотрудника ФСБ Ольги Ивановой, которая изучила текст статьи Семены на сайте проекта «Радио Свобода» «КрымРеалии» и нашла в нем призывы к нарушению территориальной целостности России. У Умерова следствие изучило его интервью крымско-татарскому телеканалу ATR. Умеров говорил на крымско-татарском языке, экспертизу та же самая Иванова делала на перевод, представленный ей коллегами. Поэтому для защиты Умерова ключевой позицией является доказательство, что перевод сделан неверно. Соответственно, Иванова с неверного перевода делает неверные выводы о призывах к сепаратизму.

Допрос переводчика Хубедина Салединова длился два дня. Процедура была непростой для всех: на экране показывали сорокаминутное интервью Умерова, Салединов переводил небольшими частями на слух, защита сравнивала его слова с текстом на русском, который анализировала Иванова. В материалах дела не оказалось текста на крымско-татарском. Разумеется, при сравнении была обнаружена масса несоответствий, которые переводчик неожиданно объяснил тем, что следователь ФСБ переписал его слова так, как нужно было следствию.

«Мы еще не начали работать, а дело уже разваливается», — заявил после допроса переводчика Ильми Умеров.

«Многое зависит от Украины, она не должна менять своего мнения, — переводил слова Умерова из интервью Салединов. — Украина должна принять за короткое время несколько новых законов о коренных народах, о статусе крымско-татарского народа. В конституцию должны быть внесены изменения, статус Крыма с автономией нужно перевести в национальную автономию. Если крымско-татарское независимое государство будет на территории Украины, его позиции будут еще более усилены. Помощь меджлису крымско-татарского народа расширили бы санкции, усилили их и вынудили бы Россию отказаться от Крыма, выйти из Крыма, Донецка и Луганска и вернуть обратно Крым, после этого влияние этих международных организаций было бы еще сильнее».

«Надо их влияние должно быть, чтобы Россия вышла из Крыма и Донбасса», — буквально перевел Салединов. Эта фраза из интервью зампреда меджлиса и вызвала претензии ФСБ. Но даже судья Андрей Кулишов, который ведет процесс, после перевода заявил: «Это дословный перевод, вы уверены? Вы же слышите, что перевод не идет по логике».

Умерову пришлось пояснять, что в его речи нет слов о «независимом государстве на территории Украины», а на выход России из Крыма должны влиять санкции. «Вот это слово «надо» я не произносил», — отметил Умеров и спросил у переводчика, как звучит слово «надо» на крымско-татарском? Крымские татары в зале суда, которые приходят на каждое заседание, зашептали: «Челек». «Я сказал это слово?» — снова спросил Умеров. Переводчик признал, что такого слова не было.

Уже после долгого двухдневного допроса переводчик попросил слово и фактически сделал заявление: «Текст перевода набирали студенты (Салединов работает преподавателем. — А. Н.), потом набирал работник ФСБ. А потом он три-четыре раза вызывал меня для переподписывания. Он мог изменить текст. Если есть расхождение, — это его вина». Дело Умерова ведет следователь ФСБ Игорь Скрипка. На следующем заседании суд намерен допросить его, в том числе по поводу странностей в переводе.

Впрочем, это не единственные претензии к следователю со стороны защиты. Обе понятые, которые были допрошены в качестве свидетелей в суде, заявили, что видели следователя только один раз, когда он при них просматривал запись с интервью. В деле хранятся протоколы их допросов, которые, по их словам, никто не проводил. Допросить следователя о том, как эти документы появились в деле, было инициативой прокурора. «Если выяснится подлог материалов дела, мы будем просить суд вынести частное определение в отношении следователя ФСБ о привлечении его к уголовной ответственности», — пригрозил адвокат Марк Фейгин.

Для дела Николая Семены материалы лингвистической экспертизы Ольги Ивановой также значимы, как перевод в деле Умерова. На основе экспертизы, которая настаивает на том, что в статье журналиста есть призывы к сепаратизму, строится все обвинение. Семена написал текст «Блокада — необходимый первый шаг к освобождению Крыма» осенью 2015 года, когда на админгранице с Херсонской областью были взорваны опоры ЛЭП, и Крым остался без электричества. Семена высказывался о том, что давление на Россию, в том числе с помощью таких мер, вынудит ее отказаться от полуострова. Эксперт ФСБ интерпретировала это мнение как призыв к нарушению территориальной целостности, которое он сделал якобы из-за ненависти к России, захватившей Крым. Защита сконцентрировалась на критике лингвистической экспертизы, а для того чтобы показать несостоятельность мотива, пригласила эксперта-психолога Владимира Рубашного, который провел исследование личности журналиста.

«Характер Семены мягкий, ему присуща гуманистическая направленность интересов, рациональность и систематическое отношение к деятельности, — говорил о журналисте эксперт, и звучало это как очень положительная характеристика при приеме на работу. — Его отличает доброта, самостоятельность, стремление к самоуважению. Осторожен, для него гораздо важнее безопасность, чем непременное доказательство правоты».

Статью, по словам эксперта, Семена написал не из-за ненависти к России, а из «желания исследовательской деятельности». «Это попытка разобраться, углубиться в вопрос. Криминогенно значимых мотивов, мести и других, здесь нет. У Семены вопреки нигилизму, узкособственническим интересам, желанию выпятить свое — позиция «меня можно только застрелить, а до этого я буду так думать», позиция дискуссии, прежде всего с самим собой. Речь идет о саморазвитии, о творчестве», — пояснил психолог. Исследование приобщили к материалам дела.

Лингвистическую экспертизу, которую приготовили в ФСБ, раскритиковала в суде московский эксперт Елена Новожилова, которая прямо заявила, что Ольга Иванова некомпетентна. «Мне неловко такое говорить о работе коллеги, но это экспертное заключение крайне низкого качества, — немного стесняясь, проговорила эксперт. — В нем отсутствует исследовательская часть. Из двадцати одной страницы этой экспертизы половина — исследуемый текст, цитаты законов. Студенты так пишут в университетах, «разгоняют» до нужного объема текст. Предполагаю, что это сделано, чтобы закамуфлировать отсутствие исследовательской части».

Фактически, по мнению Новожиловой, из экспертизы ФСБ непонятно, как сделан вывод о том, что Семена в своей статье призывал к сепаратизму. «Анализируется фраза «Блокада должна быть полной, системной и должна быть рассчитана на то, что сразу вслед за ней последует освобождение». Эксперт полагает, что это призыв. Но не каждая фраза со словом «должна» является побуждением или призывом. Это репрезентатив. Говорящий сообщает о том, какой, по его мнению, должна быть блокада. Это не директив, не побуждение и уж тем более не призыв. Получается, по версии эксперта, автор обращается к блокаде: «Ты должна быть такая и такая». Ну это абсурд. Ну и, наконец, эксперт вообще не описывает, почему она считает, что это был призыв».

Новожилова насчитала в экспертизе ФСБ 72 ошибки. «Я предположила, что эксперт просто не филолог, но на прошлом заседании, я так понимаю, был представлен документ об образовании. Но должна признать, что данный эксперт некомпетентен». Рецензию с этим мнением судья тоже приобщила к делу.

Вообще судья Школьная приобщила все, о чем ходатайствовала защита. В том числе резолюции ООН о территориальной целостности Украины с подтверждением, что Крым — часть страны. Впервые в крымских судах прозвучала позиция, за которую, собственно, и судят Семену и Умерова. Фактически теперь в деле Семены появились документы, доказывающие его невиновность. До этого там были только материалы следствия.

Процесс по делу Ахтема Чийгоза завершится, по ожиданиям адвокатов, уже в начале августа. В конце июля стороны рассчитывают приступить к прениям. В деле Семены допросят самого журналиста, и можно приступать к прениям. У Умерова сейчас доказательства представляет обвинение.