Восьмого марта открывать высокотехнологичный перинатальный центр в Брянск приезжал президент страны Владимир Путин. Сюжет о том, как глава государства обходит палаты и блок реанимации, информационная программа местного телевидения «Брянская губерния» показала 40 раз. По отклику одного из ветеранов брянской тележурналистики, это был абсолютный рекорд трансляции сюжета для регионального ТВ.

Через три месяца после открытия в местной прессе появилось сообщение о том, что новый центр временно закрыт «на профилактические работы». Одновременно в соцсетях свою версию закрытия стали обсуждать горожане. Выяснилось, что за три месяца работы центра в его реанимации умерло, по неофициальным данным, 18 детей. Немногим позже официально была признана смерть 12 младенцев. Волну подняла рожавшая в центре двойню Олеся Сафонова, которая после смерти в реанимации одной из дочерей создала группу «ВКонтакте» «Перинатальный центр Брянска — убийца детей», которая объединила всех, кто пострадал в стенах заведения. Примечательно, что фактически в одиночку она «спровоцировала» пристальный интерес к работе перинатального центра брянских жителей.

Сразу после того, как в городе стало известно о гибели детей, руководство центра поспешило официально заявить, что смертность укладывается в статистические допуски. А заместитель директора департамента здравоохранения по охране материнства и детства Брянской области Ольга Чиркова в интервью ОТР заявила: «Все дети, которые, к сожалению, умерли, имели на то свою причину. Это дети от 500 граммов до полутора килограммов. Те дети, которые родились с более крупным весом, тоже были недостаточно здоровыми».

Однако мам, потерявших детей, такая трактовка событий не удовлетворила. У каждой из них нашлись свои аргументы, чтобы не верить официальной версии.

С Олесей Сафоновой встретиться не удалось — у нее на руках выжившая трехмесячная дочь. Но в одной из программ «Вдребезги», которую снимают брянские активисты и видеоблогеры Александр Коломейцев и Николай Виткевич, она рассказала, что произошло с ней в перинатальном центре. Сначала Олеся пытается говорить спокойно, но в какой-то момент срывается: «Вы понимаете, мы с мужем ждали двоих детей. Коляску на двоих купили, все вещи…» Плачет…

Неприятности для нее начались уже в гардеробе центра. Например, родителям детей, попадавшим в реанимацию, предлагались не индивидуальные одноразовые халаты, а висящие на общей вешалке, аппарат для запечатывания обуви в одноразовые бахилы в центре предпочитали не использовать — дорого стоит, выдавали одноразовые бахилы, которых постоянно не хватало. Но главные претензии — к врачам.

Вечером 8 апреля, когда женщина уже лежала в центре, у нее стали отходить воды. Дежурная медсестра сказала: «Ничего страшного, будем сохранять до понедельника и делать кесарево сечение». Олеся забеспокоилась и позвонила знакомому врачу-гинекологу, которая ее наблюдала раньше. Та сказала, что нужно срочно делать кесарево. Первой родилась Даша весом 2 килограмма, потом Ксюша весом 2 килограмма 100 граммов. Через несколько дней Дашу перевели в другое отделение. Именно здесь, как считает Олеся, за ребенком не следили. «Первый раз захожу — Даша лежит в кувезе с бутылкой во рту, молоко льется по ней, и никого рядом нет! Во второй раз дочку положили на живот личиком в пеленки и тоже оставили одну. А 17 апреля мы пришли вместе с мужем и увидели, что дочка лежит в открытом кувезе, а рядом открыто окно! Девочка была ледяная! Конечно, мы пожаловались руководству. Нас стали успокаивать, что в кувезе сохраняется нужная температура. А ночью малышку увезли в реанимацию. Оказалось, что у нее двусторонняя пневмония. 22 апреля она умерла. Дочка два часа умирала у меня на руках! Держала меня за палец, смотрела на меня полуоткрытым глазиком и истекала кровью. Кровь шла отовсюду — из попки, из зонда, ни я, ни врачи не могли ей ничем помочь. Заведующая спросила, будем ли мы забирать ребенка хоронить. Я была в шоке: как такое можно спрашивать?! Это что, хомячок?»

При вскрытии у младенца обнаружили кандидоз (молочницу) — разновидность грибковой инфекции. Из заключения патологоанатома следует, что ребенок умер от внутриутробной пневмонии. Олеся же уверена, что никакой внутриутробной пневмонии не было — абсолютно все ее анализы до родов были чистыми. Уже после смерти Даши она попросила медсестер рассказать, что же случилось с ее дочерью. Ей сказали, что по назначению врача девочке постоянно кололи разные антибиотики — утром один, вечером другой. Олеся считает, что это спровоцировало ухудшение, потому что при таком подходе лекарство просто не успело сработать.

Еще с двумя осиротевшими мамами мне удалось поговорить лично.

Татьяна Симохина говорит тихо и односложно. На ней черная водолазка, она смотрит в стол и перебирает пальцами кончик розового шарфа. «На 31-й неделе я родила мальчика. В первых родах у меня умерла девочка, во второй беременности замер ребенок. И вот мальчик… Внезапно роды начались. Родила нормально. Он кричал, я слышала. Его в реанимацию забрали. Я два раза в день туда приходила. И он у меня 9 дней хорошо поправлялся, на животике лежал, улыбался. Он сам дышал, его через бутылочку кормили, а не через зонд. А потом мне врач сказал: «Готовься, все плохо». Сначала писать стал плохо, потом зелень в стуле. Потом писать перестал и отечность пошла. Эти два дня он глазки не открывал, температура была.

Врач, при котором он умер, даже не вышел со мной поговорить. Медсестра сказала. Они в заключении пишут про врожденные аномалии развития. Но когда он лежал в реанимации, мне врач говорила «неплохой твой мальчик».

Матвей Сергеевич назвали. Похоронили. Я больше никуда не ходила». Татьяне 42 года, и я не решаюсь спросить, будет ли она пробовать родить еще.

Из заключения патологоанатома следует, что у ребенка была выявлена интоксикация и гнойный пиелонефрит.

Еще одна мама, Елена Горбачева: «Мы начали умирать в начале мая. В перинатальный я попала только потому, что у меня был резус-конфликт. Решили поэтому экстренно кесарить на 35-й неделе. Ребенок родился 2 килограмма 480 граммов, 45 сантиметров. Мальчик. У него выявили недораскрытие легкого и перевели в реанимацию. Ему дважды делали рентген, снимки показывали, что легкое раскрывается. Он сам дышал, только в носик были подведены трубочки. На ИВЛ его положили за день перед смертью. Он умер на одиннадцатый день.

За два дня до смерти у него поднялась температура, начался сепсис. Я спросила доктора: «Дети выходят из этих состояний?» Она ответила: «Практически никогда». Ночью он умер. Из-за чего он умер? В заключении патологоанатома написано «субтотальная пневмония с наслоением грибковой флоры». И кровоизлияние у него произошло вследствие этого грибка. Этот грибок сожрал ребенка полностью. Он прожил 10 дней 10 часов 35 минут. Назвали Федором.

Я думаю, инфекция попала через трубочки, которыми дети дышали. А потом — инкубационный период и сразу вспышка температуры. В центре говорят, что это мы больные. Но лично я обследована от и до. И все УЗИ и анализы в порядке. Единственная моя проблема была — резус-конфликт. Я сто мазков сдавала. Ничего не находили. Я хочу понять, на фоне какой инфекции начался у него сепсис в реанимации? Если больничная администрация знала о наличии внутрибольничной инфекции, а они это знали, потому что к апрелю уже приходили заключения патологоанатома по умершим детям, то почему они продолжали принимать женщин?»

В большинстве патологоанатомических диагнозов, которые Олесе Сафоновой удалось получить от мам, — самые распространенные сепсис, внутриутробная пневмония, интоксикация и кандидоз.

Женщины почти не сомневаются в том, что умерли их дети не от фатальной недоношенности, как пыталось убедить общественность руководство центра. Вес погибших детей колеблется от 1 кг 20 граммов до четырех килограммов. Но что еще более показательно — все дети погибали по одному сценарию: через неделю стабильного состояния внезапное ухудшение, высокая температура и смерть.

Коллизия, которая разворачивается в Брянске вокруг трагедии со смертью детей, лишь отчасти носит медицинский характер. Брянская история — это история непрофессионализма, упования на «авось» и непреодолимой любви к потемкинской деревне.

Чем больше я узнавала о том, как создавался этот центр, тем больше убеждалась: трагедия в нем была неизбежна.

Перинатальный центр — гордость брянского здравоохранения — обошелся государству в 2 миллиарда 200 миллионов рублей. Сдача объекта откладывалась трижды. Александр Куприянов, лидер брянского отделения профсоюза медработников «Действие» и видеоблогер, который с самого начала следит за ситуацией, рассказал, что репутация у стройки с самого начала была не самой безупречной: «Местные историки выяснили, что во время оккупации Брянской области немцами на этом месте располагался госпиталь, и захоронения умерших солдат расположены ровно на том месте, где построили перинатальный центр. Если это так, то нормы строительства были нарушены изначально. Кроме того, трижды переносили сдачу центра. К последней дате тоже гнали. Есть информация, что особенно ускорялись, когда шел монтаж вентиляционного оборудования. И не исключено, что именно технологические нарушения привели к тому, что в реанимации центра распространилась инфекция».

То, что Куприянов скорее всего прав, косвенно подтвердил департамент здравоохранения области на своем сайте в день закрытия центра: «В связи с необходимостью проведения профилактической проверки приточных вентиляционных установок прием пациентов был приостановлен 9 июня 2017 г. Эти работы включают в себя механическую очистку фильтров, продувку воздуховодов и обеззараживание».

Если через три месяца работы срочно потребовалось чистить фильтры вентиляции, это означает только одно — она работала плохо. Или не работала вовсе. И никакие профилактические работы к этому отношения не имеют.

Персонал в центр набирался в мобилизационном режиме. Чтобы наполнить его кадрами, сюда был практически в полном составе переведен медперсонал закрывшегося роддома Бежицкого района. Часть сотрудников пригласили из области. Предполагалось, что собранные здесь люди заработают как слаженная команда с первой же недели. Команда не сложилась. Более того, две трети персонала роддома спустя несколько месяцев уволились. Кто-то из-за невозможности работать без должной квалификации на высокотехнологичном оборудовании, кого-то попросили уйти, чтобы освободить место. В итоге молодой коллектив оказался без опоры на наставников, что могло привести к эпидемии ошибок.

В распоряжении редакции есть запись разговора Олеси Сафоновой с одной из сотрудниц центра, которая предпочла остаться неназванной.

«Там работают малолетки, которых понабрали с деревень. Они низкоквалифицированные специалисты. Нашим никому ничего не разрешают говорить под угрозой увольнения. А знаете, сколько детей на самом деле умерло? Больше 30, а официально на 1 мая — 18… Мне реально жалко девчонок. А вы знаете, сколько маток удалено? Вы знаете, что гинекологи из соседней больницы прибегали, помогали спасать женщин? Вы знаете, что когда набирали в перинатальный, условие было к персоналу — до сорока лет, стройные, на каблуках и улыбаются? А то, что специалисты настоящие ушли, это не важно».

Александр Кулаченко, глава перинатального центра, презентуя его широкой общественности, сказал: «За полтора года до открытия центра мы отправили на обучение 72 врача, которые сейчас здесь работают. Они учились на базах самых передовых учреждений нашей страны: Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. Кулакова, Центр сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева в Москве, Ярославская медицинская академия…»

Даже если принять во внимание, что все они добросовестно учились, очевидно, что подавляющее число врачей центра не имело опыта работы ни со сложными патологиями, ни с новейшим и высокотехнологичным оборудованием.

Олеся Сафонова рассказывала, как юная врач-узист дважды не могла обнаружить у ее ребенка желчный пузырь и выдала заключение о пороках внутриутробного развития. Позже, в детской участковой поликлинике выяснили, что ребенок абсолютно здоров.

Другие пострадавшие женщины рассказывали, как неоднократно видели, что врачи при включении приборов пользовались шпаргалками или куда-то звонили, не понимая, какие показания приборы выдали и как их трактовать.

Только после обращения Олеси Сафоновой в Минздрав губернатор Брянской области А.В. Богомаз поручил департаменту здравоохранения проверить работу перинатального центра ГАУЗ «Брянская городская больница №1». Центр начала проверять прокуратура, территориальный орган Росздравнадзора.

После видеообращения женщин, потерявших своих детей в перинатальном центре, к президенту страны наконец было возбуждено уголовное дело по статье «Халатность, повлекшая за собой смерть двух и более человек».

Центр закрыли 9 июня, и лишь спустя 12 дней была опубликована официальная версия: «Закрыт на профилактические работы». Но уже 4 июля его открыли вновь. Причем никаких официальных сообщений о результатах работы комиссии, заключения о результатах медико-бактериологической экспертизы, которая должна была выяснить, была ли реанимация заражена бактериями, брянский департамент здравоохранения не опубликовал. Более того, информация об открытии 4 июля перинатального центра сначала появилась на сайте департамента здравоохранения, но через несколько дней была удалена.

В эти же дни местное телевидение показало очередной сюжет о том, как новые роженицы уже поступают в центр. Камера зафиксировала десяток улыбающихся женщин в летних ярких платьях, позирующих оператору на ступенях мед­учреждения.

Примечательно, что никто из руководства центра не был временно отстранен от должности — хотя бы до получения выводов экспертов или результатов предварительного следствия.

Но несмотря масштабы развернувшегося скандала (в Брянск уже приезжали корреспонденты центральных телеканалов), официальная версия случившегося остается неизменной. Глава департамента здравоохранения Брянской области Андрей Бардуков в эфире телеканала «Россия 24» подтвердил смерть 12 детей, отметив, что в целом это норма. «Дело в том, что все дети, которые погибли, погибли от экстремально низкой массы тела. Практически у всех детей были соответствующие патологии, в том числе и врожденные пороки различные. Ни о какой «внутрибольничной инфекции» не может идти и речи».

Видеоблогеры и активисты — Куприянов и Коломейцев за последнее время много чего наслушались в свой адрес от ответственных лиц. Самое популярное обвинение — это обвинение в пиаре на детской смерти. Куприянов, кстати, медик по образованию (психотерапевт), уверен, что трагедия в Брянске — не роковое стечение обстоятельств, а неизбежное следствие системного кризиса.

«Знаете, сколько денег вбухали в брянское здравоохранение? С 2011 по 2013 год по медведевской программе модернизации здравоохранения области было выделено 3,8 миллиарда рублей. Мы пытались выяснить, куда пошли эти деньги. Нам отвечали — на оборудование и ремонт. Но деньги надо вкладывать в специалистов, а не в стены. Конечно, на заказах и подрядах проще всего украсть. Это выгоднее, чем вкладывать деньги в достойные зарплаты, обучение или жилье для специалистов. В Брянске есть показательная во всех смыслах больница — Глинищевская ЦРБ. Все отлично, а очереди к специалистам километровые.

И вся эта показушная история с приездом Путина. Может, не надо было торопиться со сдачей центра к дате? Не надо было разгонять слаженный персонал, перешедший из Бежицкого роддома? Не надо было сразу запускать в таком темпе — 700 с лишним родов за три месяца? Они опять открыли центр, не обнародовав данных расследования. А если история повторится? Нам нужно создавать общественную организацию из пострадавших родителей. Тогда мы будем иметь право мониторить ситуацию со смертностью».

На группу «ВКонтакте» «Брянский перинатальный центр — убийца детей» уже подписалось более двух тысяч участников. В ближайших планах — организация митинга. Люди хотят знать, почему погибли их дети.