Сегодня Прохоровка — это неторопливый поселок городского типа в Белгородской области с населением в 9 тысяч человек. Вся его жизнь завязана на танковое сражение 74-летней давности. Оттуда он подпитывается, берет силы и свежесть.

— У нас это бренд, наша фишка, — рассказывает заведующий Домом ремесел и депутат поселкового собрания Сергей Павленко. — Люди хотят развлечений, а мы все время скорбим. Ничто не забыто, однозначно. Есть военно-патриотические клубы, есть молодая Нацгвардия наша. Классы кадетские есть. Живем на такой земле, надо знать.

В Прохоровке все передвигаются на велосипедах. Перед Домом культуры — безлюдная площадь Славы, слева от двухэтажного здания администрации — полукругом бюсты 19 кавалеров ордена Славы и Героев Советского Союза, за ними — бесконечное поле. В мае, конечно, начинается традиционная суета: высаживают цветы, красят бордюры, из города приезжают комиссии. Озадаченные мужчины в дорогих костюмах и солнцезащитных очках быстрым шагом ходят по тесному для них поселку и обедают в кафе «Радуга». В «Роспечати» продаются стопки с силуэтом местной звонницы и надписями «Третье ратное поле» (30 рублей).

В отличие от многих мест, живущих памятью о войне преимущественно только на 9 Мая, Прохоровка стоит нарядной вплоть до 12 июля, когда вспоминают судьбоносное для развития войны танковое сражение. Хотя в этом году будет поспокойнее — год не юбилейный.

В глубине центрального рынка — небольшое тесное помещение швейной мастерской. Здесь в эти дни ажиотаж. Подходит очередь 35-летней женщины в спортивном костюме, она с трудом затаскивает за собой детскую коляску.

— Смотри, есть с гербами, есть со звездами, — продавщица показывает пуговицы.

— Я еще погоны собралась ему делать! Скажи, наряжаться будем? — сюсюкается она с утомившимся мальчиком. — Старшему гимнастерка по наследству досталась, а этому я сама форму сошью!

Женщину зовут Анна, она преподает технологию в гимназии. К пуговицам Анна набирает лент. Она дома мастерит вручную оранжево-черные броши.

— Раньше было новшество, а сейчас как обязаловка вроде. В школе еще за месяц до мая ходят все. В приказном порядке.

Броши из георгиевских ленточек здесь в тренде. Каждый прохожий — с модным патриотическим аксессуаром, украшенным стразами, лентами или цветочками.

У магазина одежды «Валентина» стоит его владелица — тоже Валентина, ей 50, платье в горох по колено, поверх — вязаная крючком накидка, модные темные очки. Она тоже продает георгиевские брошки ручной работы.

— Мой младший в шестом классе, кадетском, — делится она. — Присяга на таком уровне серьезном была: в зале тишина мертвая, среди родителей волнение, настолько это все серьезно. И батюшка был, и из военкомата были, и ветераны, и из полиции. У всех форма, у всех шефы. Может, такого нигде и нет, кроме нашей области! Для нас прохоровская земля легендарная — мы же в пионерии воспитывались, и деток так воспитываем! Раньше шатко-валко праздновали, а последний раз — ой как красиво! И с баянами, и из деревень съехались, и большую георгиевскую ленту красивую несли.

Валентина Прохоровку не променяет ни на что, хотя много путешествовала по Европе.

— Несколько лет назад сложный период был в Прохоровке — все искали, где работать, ездили в город. Сейчас заводы и комплексы активно развиваются: «Мираторг», «Зеленая долина», «Хохланд». И наладилось — люди едут к нам жить. Жить здесь хорошо — просто. Ребенка-первачка в городе сопровождать надо, а здесь безопасно все, ГАИ дежурит на каждом перекрестке, все друг друга знают. Будет сложно — переезжайте в Прохоровку!

Дом Валентины носит звание образцового, для украшения она недавно купила полутораметровый триколор. Надо соответствовать облику поселка перед торжествами.

— Ну а что ты хочешь — как невесту в день свадьбы наряжают!

В 1992-м по инициативе белгородской общественности начали собирать деньги на строительство храма в Прохоровке в память о погибших в танковом сражении. В 1995 году, когда храм открывали, на стенах, облицованных мрамором, было высечено 7 тысяч имен советских солдат. Сейчас их уже больше 10 тысяч. Последние имена, высеченные внизу, отличаются шрифтом.

Перед храмом в киоске продаются изделия местного Дома ремесел. Оранжево-черные фенечки из бисера и со словом «Победа», фляжки, расписанные на военную тематику, традиционные куклы-берегини.

Продавщица — Ольга Васильевна — сама мастер, шьет лоскутные покрывала.

— Но их уже раскупили — на них я вышила звезду. Приходится на военную тематику работать, у нас без этого никак. Патриотизм — да, а без этого как, извините? Посмотрите, Америка только на нем и живет. А Израиль?

В 2010 году рядом с храмом отстроили огромный Музей Боевой славы Третьего ратного поля России.

Колоссальное здание стоит полукругом, перед ним скульптура, изображающая столкновение двух танков, — «Таран». Внутрь танка можно попасть. Экскурсоводы включают звуки боя, на полу — фигура солдата, схватившегося за голову.

Экскурсию нам проводит новичок — Юрий, выпускник историко-филологического факультета Белгородского государственного университета.

— В 2010-м, когда музей открылся, — это вообще было событие, помню свое впечатление, я тогда еще в школе учился, это было что-то с чем-то! — с восхищением вспоминает Юра.

Современную молодежь так просто не удивишь, приходится идти на хитрости: в одном из залов можно подержать винтовку Мосина, «маузер», винтовку Токарева. Все настоящие, демилитаризированные, пристегнутые проволокой к столу.

В этом же зале стоит танк Т-34, подаренный музеем бронетанковой техники в Кубинке. «Все его знают по World of tanks, это очень помогает нам, общий язык находим с детьми».

На втором этаже есть даже отдельный кабинет — игровая зона. Всего за 100 рублей здесь можно поиграть в стрелялку, иногда даже проходят турниры. Там же установлен танковый симулятор на четырех членов экипажа. Пять минут сеанса стоят 220 рублей, для детей — 110.

Но можно покататься и на настоящем танке. В 2015 году за музеем открыли танкодром. Поездка стоит 3 тысячи рублей.

На танкодроме проводятся показательные выступления бойцов спецподразделений.

— У нас сейчас самый активный сезон, — говорит Юра. — Особенно мы любим пап. Особенно подвыпивших. Подвыпивший папа — самый добрый, он готов покатать на танке.

В январе 2017 года музейный комплекс в Прохоровке разросся — появился Музей бронетанковой техники. Экспозиция музея — от древних колесниц и танка Леонардо да Винчи до моделей танков, воюющих в Сирии.

— Строилось все быстро: в Прохоровку приезжал Путин, на заседании комитета Победы ветераны выступили с инициативой создания такого музея.

Юра с восторгом рассказывает, что принимает участие в интерактивных патриотических программах музея.

— Самая веселая — «В Новый год шагом марш», я там немца играю. Собираются дети, Дед Мороз в ватнике, шапке с красной звездой, галифе и соответствующая ему Снегурка. Тут выскакивают два немца, воруют Снегурочку и роняют карту. Ребята по этой карте должны найти Снегурку.

В 1995 году под Прохоровкой на высоте 252 открыли звонницу. Про звонницу любой в поселке с гордостью рассказывает: «Такая только на Поклонной горе и у нас».

Через дорогу полевая кухня — выездной филиал Музея солдатской каши. Музею каши приходится тягаться с близлежащими кафе «Блиндаж» (где на столах искусственные цветы стоят в стреляных гильзах) и «Привал» (в русском стиле).

Перед навесом с котлами припаркован мотоцикл, будто бы военного времени. Все туристы остервенело на нем фотографируются. Взрослые дядьки поднимают рев, кричат, что едут бить немцев.

Мотоцикл, честно сказать, не оригинальный — собран из деталей, скупленных на «Авито» Сергеем Чурсиным. Ему принадлежит и полевая кухня, и музей солдатской каши.

Чурсин родился и вырос в Прохоровке, воевал в Грозном, в танковом батальоне. Сегодня он на адреналине — около своего Музея каши открыл памятник кашевару. Сергей узнает, что я журналист, и, не задумываясь, сажает меня в свой джип — скорее ехать смотреть на памятник.

Пару лет назад он открыл кафе «Элита», но быстро почувствовал дух времени и переквалифицировался: начал скупать полевые кухни (на данный момент их в музее 11) и готовить пищу только на них. В прошлом году он поставил рекорд — сварил 1945 литров каши (7070 порций). А на день города Белгорода приготовил 31 вид каши из 15 видов круп.

Памятник кашевару во дворе музея похож на наряженный пластиковый манекен, но стоит он рядом с настоящей полевой кухней.

— У меня спрашивает глава поселка на открытии: «А чё гречневой кормишь? Он пшенную давал!» Вы знаете, я ее научился готовить и властям дал такую. Но чего он тогда воевал, если по-прежнему пшенка, а не гречка? Смысл теряется, если мы сейчас будем жить хуже!

По задумке Чурсина в кафе должно быть три зала — по количеству «ратных полей». Но доделан пока только зал IX века на втором этаже. Во всю стену пирующий князь Олег. Над столом висит кабанье рыло — гордость Чурсина, сам подстрелил.

— Я не хочу акцентировать внимание только на Великой Отечественной. У нас до этого была масса подвигов, сколько генералиссимусов, посчитайте. И хочу отдать дань — глубже копнуть.

Вообще, планы у Чурсина шире музейных рамок. Всероссийский фестиваль каши в День танкиста — вот его мечта.

— Промониторить Россию, где чем богаты, собрать всех здесь и наладить рынок сбыта, свести производителя с потребителем! Одно из условий участия — из своего продукта приготовить кашу.

На будущий фестиваль Сергей намерен приглашать ветеранов — Чечни, Афганистана, чтобы молодежь могла «соприкоснуться, поднять боевой дух». «Есть кому подражать, а не пепси-коле».

За готовку в музее каши отвечает мама Сергея. Лидия Сергеевна родилась и выросла в Прохоровке. Она с удовольствием вспоминает истории военных лет, которые ей рассказывали в детстве. Например, как бабушка с невесткой всю ночь шили рукавицы для пленных в селе Призначном, которых потом сожгли в здании школы. Одному удалось сбежать, и жизнь ему спасла соседка бабки — спрятала под навозом. Рассказывает, как далекую сказку.

— А после сражения танкового из села Прилесное все женщины и дети вышли собирать документы, относили в военкомат. В селе Ямки — до сих пор целы окопы и выбоины в земле. Я в школу ходила, у нас мальчик один подорвался. Бабушка местная пять лет назад решила мусор поджечь — взлетела вместе с мусором в хуторе Сторожевом. На этом хуторе есть кладбище. К нам в кафе заходили недавно немцы. Они приехали, потому что там своих предков нашли. Это наши копатели нашли патрончики с именами — и с ними связались. Целый автобус. В кафе пили кофе, беседовали, теплые дружеские отношения у нас сложились. Внуки, правнуки — они же ни в чем не виноваты. Да и за могилкой в Сторожевом местные ухаживают.

Село Сторожевое (5—6 километров от Прохоровки) до сих пор помнит 12 июля 1943 года. На огородах часто раскапывают напоминания об этом дне.

На въезде в Сторожевое первый дом — обычный дачный, выкрашенный в небесно-синий цвет. Перед домом на насыпи — старинные деревянные сани. Слева строительный вагончик, тоже синий, на нем прикреплен посеребренный Ленин. А перед вагончиком на березовом пне, как на постаменте, бюст Вернадского.

Из дома выходит мужчина за семьдесят, в голубой рубашке, верхние пуговицы расстегнуты так, что виден крест на груди.

— Как «находили»? — удивляется он вопросу про снаряды в огороде. — До сих пор находим!

Он указывает на бетонную плиту под нависшими ветвями дерева. На ней аккуратно рядами расставлены гильзы и снаряды разных мастей.

— Я называю это плацдарм. Эхо войны. Находили и боевые снаряды. Каждый год здесь бывают минеры. А почему вас интересует война? А мир вас не интересует? Я сторонник о мире говорить. Война — это аномальное явление в жизни общества.

Он и сам аномальное явление. Это Егор Гаврилович Глазунов, человек, который в небольшом вагончике, где бы только садовые принадлежности хранить, создал стихийный музей утвари. Почти всю жизнь он проработал главным экологом Белгородской области. Но вот теперь вернулся на родную землю — десять лет назад купил участок и обосновался здесь.

— В 2013 году Путин был на ратном поле и обещал, что проедет здесь. Нам говорят: давайте порядок наводите. Крашу музей, пишу: «Музей у-твари». Я склонен немножко юморить. Приезжает комиссия районная: «Егор, ты кого тварями назвал?» Поисковики ждали, что Путин поедет с ними пообщается. А он цветы возложил и ни слова не сказал.

Егор Гаврилович родился в 1942 году — через поле отсюда, в селе Красное, километров 6–7.

— Вообще-то мы горожане. Всю жизнь в Белгороде. Но потянуло меня в родные края. Здесь окраина танкового поля была. Сколько здесь развелось воронов, волков тут задирали, и коз, и людей. Все вороны они обитают до сих пор у нас. Они, видимо, по той генетической памяти оттуда летят в эпицентр, где было сражение. До сих пор, наверное, помнят.

Вот и Глазунова генетическая память притянула. Мать в этот лес ходила за дикой грушей и терном — единственными кормильцами. Его отец пропал без вести и, возможно, остался где-то неподалеку.

Музей Глазунова — явление самобытное, стихийное, неаккуратное, но притягательное, как блошиный рынок. В нем — экспонаты и со столетней историей. Например, невод при входе.

— Когда мы объявили, что создали общественный музей, — повезли, понесли местные из других сел-городов. С Камчатки, Владивостока, Курска, с Москвы есть. В свое время я курировал краеведение, туризм и музейное дело. И что-то у себя в городе накапливал — чашки, ложки, плошки. Весь этот хлам привезли сюда. Так это ж начало музея! И поперли мы расширять.

Старые пленочные камеры, итальянский аккордеон, отделанный перламутром — на нем играл пленный немец. Воззвание патриарха «собирать копеечку на возведение храма Петра и Павла», учебники истории КПСС, на стенах — огромная коллекция часов, образцы железной руды, рядом портреты Че Гевары, Брежнева, Андропова и икона.

— Есть метода — надо каждый экспонат шлифовать, красить. Но это не мое. Нашли ржавый — ржавый и выставлю! Глава района, губернатор неоднократно были: «Да, Егор, ты молодец, патриот, продолжай свое дело». Обещали помещение дать — да разве дождусь.

Кое-что в Сторожевом все же обустроили — ту самую братскую могилу.

— Ее обустроил Батурин, родственник Лужкова. У него здесь земли были. Оградку сделали, обновили все, искусственную траву завозили. С одной стороны, они подкупали местных — подарки, конфеты, устраивали праздники. С другой — и неплохо, вот братскую могилу оформили!

Крест на могиле поставил автор звонницы Вячеслав Клыков. А за порядком на ней следила здешняя бабушка Ольга Король.

— Когда на праздники приезжали, все собирались в отеле в роскошных номерах, пили чай и что покрепче. Он говорил: нет, меня отвезите к бабе Оле, я там съем картох нечищеных в мундирах, она стакан самогона даст. Он с ней постоянно встречался. Но и его не стало.

На хуторе вверх по дороге (идти километра три) живет человек 80, это если с дачниками. А вокруг Глазунова с его женой Людмилой — от силы еще десять домов. Магазин закрылся, ближайший — в Прохоровке, 120 рублей на такси. «Скорая» зимой оттуда не всегда доезжает через заносы.

— Природа возвращается в свое дикое состояние, это неплохо, — говорит Глазунов. — Хутора вымирают. Мне это как экологу приятно. Но традиции, уклад теряются. Я до сих пор предлагаю: давайте создадим музей под открытым небом, как Бородино, Куликово. Зачем в город нести? А ведь у нас можно не на нескольких метрах экспозицию сделать — а гектарами, два-три, восстановить!

— Разбросали все, как такового комплекса не получилось. Гостиницу поставили напротив храма — такое кощунство, — сетует Людмила.

Мы зовем Глазунова с женой сфотографироваться — с их участка видна звонница. Людмила упирается:

— Егор, сними эту рубаху, что люди подумают.

— Умирающий хутор — умирающие люди: то, что надо! А начищу ботинки — не поверят, что мы так живем.