Лена умерла 26 мая. Передоз. Лена была красивой, влюбленной и обещала завязать. АРВ-терапию для ВИЧ-положительной Лены выбивали с боем: в первый раз от врача она сбежала в слезах. Говорила, доктор дал понять: терапии в наличии мало, нет смысла дорогие препараты тратить на наркоманов. А Лена тогда была в завязке. Терапию все же дали. А потом Лена сорвалась.

Маша много лет не колется, терапию принимает недавно. У Маши очаги в мозге, галлюцинации. Из райцентра, где никто не знал, что с ней делать, ее трижды посылали в Мурманск, за 160 км, на анализы. Положили в итоге в больницу, где врач сказал: «Жить-то тебе все равно недолго осталось, зачем жалуешься?» У Маши дома муж и двое здоровых детей.

«Наркогенный путь инфицирования пошел на убыль — потребители дури переходят на неинъекционные наркотики», — на голубом глазу рапортует местная газета со слов чиновников от здравоохранения. Это «открытие», которое сильно повеселило бы наркополицию, понадобилось, чтобы объяснить, отчего Центр специализированных видов медпомощи (в просторечии — кожно-венерологический диспансер), пару лет назад поглотивший областной СПИД-центр, де-факто прекратил работу с наркозависимыми. Ни выездов в квартиры наркопотребителей, ни даже помещения для встреч в формате «равный-равному», о котором просили волонтеры «Анонимных наркоманов».

Официально в регионе зарегистрировано 5895 ВИЧ-инфицированных. Год назад было 5622. Тогда же, прошлой весной, выступая на Международной конференции по ВИЧ/СПИД в Восточной Европе и Центральной Азии, старший научный сотрудник Федерального центра по борьбе со СПИДом Роспотребнадзора Наталья Ладная включила Мурманскую область в двадцатку регионов, где эпидемия ВИЧ достигла высшей, генерализованной стадии. Регион занял по количеству заболевших на 100 тысяч населения третье место по СЗФО после Петербурга и Карелии.

Но на официальный запрос «Новой», в котором мы просили региональный минздрав рассказать, что сделано за год для купирования эпидемии, получен удивительный ответ за подписью замминистра г-на Москвина. Он сообщил нам, что в области «эпидемия не регистрировалась и не объявлялась». Ситуация, по мнению замминистра, «стабильная». Этот ответ мы получили в апреле. А уже в мае Центр специализированных видов медпомощи (ЦСВМП) распространил пресс-релиз, в котором признал: реальные показатели заболеваемости выше официальных, в регионе обследовано не более четверти населения. Остальные 75% свой статус не знают вообще.

Генерализованная стадия — это значит, вирус вышел за пределы уязвимых групп: секс-работников, потребителей инъекционных наркотиков, мужчин, практикующих секс с мужчинами (эту группу, отнюдь не тождественную гомосексуалам, называют для краткости «МСМ»). Пачка качественных презервативов в супермаркете стоит около 900 рублей.

По неофициальным данным, в регионе с начала года носителями ВИЧ стали 7 несовершеннолетних. Замглавврача Центра Татьяна Горбовая подтверждает в разговоре со мной два случая: на учет пришлось поставить двух девочек-подростков. В обоих случаях, по данным «Новой», источником заражения стал взрослый, знавший свой ВИЧ-статус. Это статья УК вообще-то: «Умышленное заражение ВИЧ-инфекцией». Ну и добровольность полового контакта под большим вопросом — таковы обстоятельства.

Подобные материалы медучреждение сразу должно передавать в Следственный комитет. По словам Горбовой, они все так и сделали. Вот только почему-то в Следкоме об этом ничего не слыхали. И даже подобных сообщений не обнаружили… Так, по крайней мере, говорит помощник начальника управления Ксения Кошелюк.

«Нет, мы на Свердлова не ездим, а зачем? — удивляется главврач Центра Аркадий Амозов. — Там же нет никого. От силы три девушки стоят. Так они сами к нам ходят обследоваться». Свердлова — мурманская улица красных фонарей. Накануне ночью я разговаривала там с десятком секс-работниц. «Это просто женщины автобуса ждут!» — невозмутимо отвечает на мой вопрос Амозов.

Работа на Свердлова начинается после восьми вечера. До восьми девочки закупаются, после — выходят на смену зарабатывать на новую дозу. За смену нужно заработать десятку, не меньше. Это 7–10 клиентов. Зимой и весной расценки на услуги повыше, летом народ в отпусках, город пустует, и на трассу выходят даже индивидуалки, зимой работавшие дома. Конкуренции на Свердлова не любят, у каждой своя точка.

Мы приезжаем к полуночи. Валя бывает здесь дважды в неделю: раздает презервативы, лубриканты, салфетки, мирамистин. Прямо в машине может провести слюнной тест на ВИЧ. Говорит, за полтора года улица обновилась почти на 100%: долго здесь не живут.

Ну и просто в машине погреться, пошутить, поболтать. Валя никогда не называет их проститутками.

Валентина Лихошва работает в НКО по профилактике ВИЧ-инфекции. При регистрации «Вектора» год назад в Минюсте предупредили: не вздумайте иностранные гранты получать, сразу в реестр иноагентов включим. Жаль, не уточнили, какой такой политикой занимаются 11 волонтеров, выслушивая откровения ударниц с улицы Свердлова.

До зимы «Вектору» помогала еще и Зина. Зина сама раздавала девочкам презервативы, объясняла про тесты и терапию. Своя, такая же — ей на улице верили больше всех. Зимой Зину закрыли: взяли на закупке. Говорит, что подставила ее приторговывавшая триметилом подруга: позвонила, мол, кумарит, а к барыге поздно, принеси дозу, деньги отдам. Зина принесла. Первая инстанция дала 11 лет без отсрочки, не посмотрев на малолетнего ребенка, диагноз и характеристики. Адвокат по назначению развел руками и посоветовал женщине, сидевшей в СИЗО, самостоятельно написать апелляцию. Вторая инстанция скостила срок вдвое. Зину отправили отбывать наказание в Иваново, на этапе потеряли ее терапию, а там, на месте, препаратов нет.

Валя идет на почту отправлять Зине посылку, которую собрали девочки: те знают, что нужно на зоне, у многих есть опыт.

Дома у Вали штабеля контрацептивов. Смеется: «Я королева презервативов». Сегодня мы будем ездить по Свердлова часов до двух ночи. Утром у нее лекции: Валя кандидат психологических наук.

По дороге она договаривается, кто из волонтеров поведет завтра Свету по врачам. Света почти ослепла, бельма на обоих глазах. Операции бесплатно сделать можно, но очередь — два года на каждый глаз. Итого — четыре. Если Света завяжет с триметилом, есть шанс скопить на платную операцию, это быстрее. Нужно 60 тысяч. Пока все, что удается заработать на трассе, уходит на наркотики. Периодически волонтеры заглядывают к Свете домой: разложить по порядку АРВ-препараты, чтобы та знала, что и когда принимать. Самой ей таблетки не различить.

В мае Света пошла в ЦСВМП к стоматологу. Но стоматолог там загадочный: на пресс-конференциях уверяют, что он есть, а пациентам в регистратуре говорят, что нет. В мае там ей посоветовали сходить в травмпункт. В «травме» не обрадовались слепой «вичовой» наркоманке, поругали за отсутствие справки о временной регистрации, но письменный отказ, потребованный Валентиной по телефону, оформлять все же побоялись, приняли. Вырвали два зуба с грехом пополам.

«Врач сказал, что не верит, будто у меня сразу четыре болят, так не бывает, сказал, остальное делать не будет, велел идти в другое медучреждение. А куда я пойду?» — Света вздыхает.

Зимой она так же покорно сама залечивала себе рваные раны на всем теле — без полиса в поликлинику не берут. Свету насмерть рвала стая бродячих собак, которая шастает на Свердлова. Это городская окраина, дальше промзона, склады, собак тут много. Спас таксист: втащил в машину и захлопнул дверь. «А собаки, прикинь, еще за нами бежали, на машину бросались. Сожрали бы меня, если б не он!» — ежится Света.

У магазина стоит веселая Марина. Марина знает все про всех, остра на язык и неглупа. У клиентов она нарасхват. В самый лютый холод Марина всегда в мини. «Так на мне четыре пары колготок, — раскрывает она секрет. — Чулки в сеточку, тонкие колготки, потом колготки 100 ден, потом 70. А незаметно, скажи?» Марина сегодня особенно весела: через 10 дней суд над ограбившим ее клиентом. Снял на улице, повез в гостиницу, а после секса забрал из ее сумки уже уплаченные деньги и вдобавок ее простенький телефон.

«Дебил, что сказать. Я же знаю, где там камеры, под камеру сумку и поставила. И на записи прямо видно, как он идет, в сумке моей роется, достает деньги, телефон — и уходит. И номер машины его я записала. Как он ушел, я сразу к администратору, вызвали ментов, я заявление написала. И симку не стала блокировать — специально, чтоб его отследили. Менты к нему приезжали, он дверь не отпирал. Дурак какой-то. А ведь за 50 лет мужику».

Это единичный случай. Обычно девочки в полицию не идут: там сначала оштрафуют за работу, а потом уже заявление примут. Если примут. Правда, пуще боятся, что возьмут на хранении и запустят торпедой к барыге, а это значит, потом не жить. Да и паспорта почти у всех в залоге. Под залог паспортов дает денег недалеко живущий мужик, все тут его знают за необычные эротические пристрастия, которые он удовлетворяет в счет процентов. А когда экзотики не хочется, а долг все еще висит, может запросто избить прямо на улице. На него заяву никто не пишет, боятся, что ничем дело не кончится, а он совсем убьет, этот может — дурной.

Прошлой весной убили Лену. Поехала с клиентом в сауну у моста. Где-то под мостом и нашли: в простыне и с разбитой головой. Настя трясется, когда рассказывает об этом: недавно похожий на того клиента мужик снимал и ее. В бане кроме него оказалось трое друзей. А когда Настя отказалась от «субботника», пошел на нее, подняв руку с зажатым в кулаке костяным бильярдным шаром. Настя бросилась наутек в чем была, а банщица принялась заталкивать ее обратно, закрывая перед носом дверь: услуга-то не оказана. Настя все же убежала.

У дома подбираем Катю. У Кати руки исколоты, а плечо нарывает. Думает, триметил плохой был. На самом деле у Кати трофические язвы.

— В день штук семь баянов уходит. А бывает, три раза ставлюсь по одному всего, — философски замечает она, забирая презервативы.

Чтобы девочки ничего не потеряли, резину, салфетки и смазку пакуем в бумажные пакеты. Это самая простая часть истории. Сложнее довести до врача в случае положительного результата теста. А он тут почти у всех положительный.

Звонит слепая Света. Ее тошнит от терапии, побочка. «Сколько надо это принимать? Как пожизненно?! А мне доктор не сказал».

У круглосуточного магазина со звучным названием «Диана» стоит девочка сильно навеселе. «Наталья Анатольевна», — с достоинством представляется она. «Употребляешь?» — «Ага. Пивко! Ха-ха, если бы я употребляла, разве б я в золоте была?» — она демонстрирует унизанные кольцами пальцы. «Наталья Анатольевна» пихает в сумочку презервативы и выпархивает к клиенту.

«Я в квартиры не хожу работать обычно, — говорит занявшая ее место Оля. — Говорю: хочешь? Поехали в сауну, в гостиницу. В машине можно тоже. Ну, бывает, конечно, сильно деньги нужны, тогда в подъезд хотя бы. Но ты не думай, я не мусорю там, если презерватив там или что — в пакетик и выбрасываю потом. Вон, видишь, пакет с собой ношу. А один тут как-то поволок за остановку. Я ему: ты че? Орать начала, хорошо, мужики выскочили какие-то, отбили. А то страшно».

Прошлой осенью улицу Свердлова терроризировал мужичок на авто, регулярно насиловавший девочек, угрожая «вывезти всех из города». Дескать, спецоперация такая: очистить квартал к 100-летию Мурманска. Помахивал ксивой. Говорил, что из полиции.

«Я когда услышала, поехала тут же, ночью, в райотдел. Говорю дежурному: «Что это за сотрудник у вас девочек насилует?» — вспоминает Валентина. — Дежурный попросил хоть номер машины уточнить. Я опять на Свердлова. А он тут как тут. Что на меня нашло — страха не было совсем. Я из машины вышла и к нему. Спросила: вы сотрудник полиции? В общем, оказалось, это у него не ксива, а студенческий билет был… Начал мне, представляешь, про свою гражданскую позицию втирать что-то… Больше не приезжал».

«За год человек 10 тут пропало. Посмотрим, может, летом снова кто-то из них появится. Кто-то сел, кто-то дома работает. Одна в августе выходила, только чтоб двух детей в школу собрать. Люба вот пропала. В начале осени ее видела, у нее трофические язвы были по всему телу. Они ж не идут к врачу. Куда им идти? К Амозову, у которого все «автобуса ждут»?

Они не нужны никому. Полиса нет, регистрации нет, паспорта нет. У Любы психоз был — она не в скорую, она мне звонит: «Валя, спаси меня». У меня обычное человеческое желание помочь. Я их вижу в постоянной опасности. Когда я вижу, что у них на сумках висят значки, которые я подарила — с красным зонтом — символ борьбы против насилия над секс-работницами, — я понимаю, что идея неправильности насилия, она как-то усваивается. А ведь они же объективизированы полностью. Они привыкли, что их можно бить, убивать. Почему я занимаюсь этим? Я не знаю. Наверное, потому что я человек. А люди должны друг другу помогать. Но им вообще никто не помогает. Чем им государство поможет? Оштрафует только. И еще три презерватива по ведомости могут дать. Что ты смеешься, это правда. В КВД презервативы пришли. Аж 800 штук на год. Я 200 за раз раздаю, кстати. Так вот, девочка может туда прийти, заявить, что она в секс-работе, и ей по ведомости три штуки дадут».

Вообще-то раньше, до объединения с КВД, презервативы раздавали на улице, и не по три. Почти все то, что делают волонтеры «Вектора», делал СПИД-центр. Деньги на это давала соседняя Норвегия. На эти средства был куплен автобус для мобильной работы, на котором до сих пор видно изображение норвежского флага.

По нашей информации, норвежские деньги на работу с уязвимыми группами на счета областного минздрава шли до последнего времени. Правда, в официальном письме замминистра Романа Москвина в «Новую» сообщается, будто бы «в 2015–2016 годах средства норвежских организаций на профилактику ВИЧ-инфекции не направлялись, в 2017 году средства не поступали и их поступление не планируется». Зря вы так, Роман Васильевич. На наш запрос норвежский минздрав сообщил, что «активно сотрудничает с мурманским минздравом области в сфере профилактики ВИЧ в Баренц-регионе. Норвежское министерство администрирует программу грантов для поддержки сотрудничества».

Основной проект стартовал в 2010 году и был профинансирован норвежской стороной. А в 2015-м Университетский госпиталь Северной Норвегии перевел на продолжение проекта «ВИЧ- и коинфекции в уязвимых группах в Мурманской области» еще 150 тысяч крон (около миллиона рублей.— Т.Б.). Это и те самые презервативы, и уличная работа, и тестирование в единственном в Мурманске гей-клубе, где медиков видели за много лет всего дважды. Хотя господин Амозов в разговоре со мной уверял, что регулярно направляет туда врачей. Увлекшись, он даже стал утверждать, будто в небольшом Мурманске аж два гей-клуба, и в обоих его сотрудники бывают постоянно…

«Вектору», как мы помним, иностранных денег, в отличие от минздрава, брать нельзя. Так, может быть, российских дадут? Не дадут. «В 2017 году средства областного бюджета на профилактику ВИЧ, проводимую социально ориентированными НКО, не предусмотрены», — сообщает нам Роман Москвин. Опять не сходится. Одной из тем позапрошлогоднего президентского послания была необходимость до 10% средств региональных и муниципальных социальных программ направлять на обеспечение социальных услуг, предоставляемых НКО. Тут же чиновники наморосили дорожные карты, указы и классификаторы. А 1 января 2017-го вступили в силу нормы, определяющие статус поставщика социально значимых услуг. Профилактика ВИЧ там на одной из главных позиций.

«А вы знаете, как хорошо теперь «Вектор» с КВД работает? Вот они все жаловались, я вмешался — и всё! Полное взаимопонимание», — заявляет мне региональный омбудсмен Александр Патрикеев. Патрикеев прославился написанием гимнов области и региональной прокуратуры. Я говорю с ним после ночного выезда на Свердлова. Спрашиваю, отчего же девочки не видят там медиков последние два года? Омбудсмен за словом в карман не лезет: «Знаете, проституция — добровольный выбор женщины. Не может же минздрав к ним машину с презервативами отправлять!»