В Ровенском районе Саратовской области каждую весну из-под снега появляется «берег скелетов» — ​Волжское водохранилище размывает здесь старое немецкое кладбище и полуразвалившиеся гробы в самом буквальном смысле торчат над водой. На укрепление берега и перенос захоронений денег не выделяется. Суша отступает на три-пять метров в год. Чиновники, видимо, ждут, что проблема утечет в Каспийское море.

Если смотреть на берег сверху, ничего, напоминающего о старом кладбище в Чкаловском, не заметишь — ​ни остатков надгробий, ни холмиков. По оврагу спускаемся к самой воде. Под береговым обрывом жутко и очень тихо. Восьмиметровая глиняная стена, нависающая слева, глушит все звуки. Слышен только шелест дождя. Кажется, что тонны мокрой глины вот-вот осядут на нас. Высоко над головой из земляной стены торчат гробы. Одни — ​сплющенные, в трещинах между досками видны кости. Другие сохранились почти целиком, на месте даже металлические ручки. Некоторые могилы обрушились совсем недавно, обломки досок и кости лежат в свежих осыпях, их медленно размывают желтые волны.

«Новая» уже рассказывала о разрушенном кладбище в 2010 году. С тех пор здесь ничего не изменилось, разве что обрыв стал выше, так как с каждым годом водохранилище глубже вгрызается в берег, разрушая последующие ряды захоронений. Сколько еще могил осталось, неизвестно, о границах кладбища местные власти ничего не знают.

С «берегом скелетов» соседствует полуразрушенный свинарник, оставшийся от передового совхоза. Сейчас здесь фермерская конюшня, мужчина с кнутом гоняет по леваде огромный табун. Разговариваем через забор. Чужие покойники сельчанина не интересуют, водой из реки он пользуется без опаски. А вот если кладбище огородят или раскопают для перезахоронения — ​это будет повод для беспокойства: где же тогда лошадей пасти? «Уходите-ка вы отсюда», — ​завершает беседу фермер, выразительно щелкая кнутом.

Сельский клуб работает в старинном здании из красного кирпича. Чкаловское (изначально поселение называлось Лауб) было основано лютеранскими семьями, здесь располагался молельный дом. Деревянные полы из широких досок прогибаются под ногами, под высоким потолком зрительного зала темнеют дождевые разводы. Вряд ли здание дождется ремонта в нынешнем веке. Годовой бюджет Чкаловского муниципального образования — ​около миллиона рублей, этого должно хватить на очистку дорог, ремонт коммунальных сетей, благоустройство и зарплату. В нынешнем году сельскую культуру оптимизировали: перевели клубных работников на половину ставки, это около 5 тысяч рублей.

Надежда Гук пишет стихи (они вывешены на стене в коридоре клуба) и заведует кружком художественного слова. Еще здесь есть кружок декоративно-прикладного творчества (самый крупный его успех — ​мягконабивной попугай Кеша, подпирающий макушкой потолок) и самодеятельный коллектив, имеющий опыт во всех видах искусства. «Можем все — ​и драматический жанр, и поем, и танцуем, и сами костюмы шьем», — ​поясняет Надежда Васильевна и распахивает сокровищницу костюмерной (реквизит хранится за занавеской в оконной нише, заложенной кирпичом). Наряды фей, представляющих времена года, сарафаны, восточные халаты, гимнастерки, костюм снеговика… Хозяева настойчиво предлагают примерять и фотографироваться. Чувствуется, культурные работники соскучились по публике. Сами они уверяют, что на концертах «зал всегда забит». Вход пока бесплатный, хотя районное начальство намекает, что в кризис нужно зарабатывать. В этом году впервые провели платную елку. За билет брали 20 рублей, «чтобы купить детям призы».

Стена за сценой увешана плакатами с немецким алфавитом. В 1990-х в клубе вели бесплатные языковые курсы за счет российско-германской программы помощи поволжским немцам.

Потомки бывших жителей Лауба, интересующиеся историей немецких колоний, иногда приезжают сюда из Германии, но не задерживаются — ​ни гостиницы, ни экскурсионных маршрутов в селе нет.

У дверей зрительного зала приклеен листок бумаги с краткой историей села. Как сказано в справке, сто лет назад здесь работали маслобойня, кожевенный и два кирпичных завода, численность населения достигала 3750 человек. Это почти в 15 раз больше, чем сегодня.

Сейчас, по словам сельчан, здесь осталось два места работы — ​клуб и магазин. Закрыли почту, отделение Сбербанка, пекарню, медпункт.

Справа от клуба — ​одноэтажное здание с зелеными качелями во дворе. Здесь была школа. Ее закрыли шесть лет назад. Слева от клуба — ​домик с облупившейся вывеской «Магазин № 26». В пять часов вечера на дверях уже замок, зато утром магазин открывается рано — ​в плохую погоду сюда пускают погреться детей, ждущих школьный автобус из соседней деревни.

Галина Федоровна Власова 40 лет работала учителем русского языка и литературы. История села записана у нее в толстой тетради с коричневой обложкой. Клетчатые листы заполнены аккуратным учительским почерком.

Галина Федоровна родилась в Чкаловском в 1948 году, помнит Волгу до строительства водохранилища. «На берегу был лес, стояли огромные ветлы с тарзанками. Весной река разливалась, мы на лодках катались между деревьев. Когда вода уходила, сажали на заливных землях картошку, собирали в лесу ежевику. Я училась во втором классе, когда пригнали технику и стали валить деревья. Тоскливо было. Потом пустили воду. До сооружения водохранилища наш дом был в трех километрах от реки, а оказался — ​в пятнадцати метрах».

Перед запуском ГЭС сельское кладбище перенесли подальше от берега. «Могилы родственников мы переносили сами, а немецкую часть раскопали трактором. Гробы были еще крепкие, черного цвета. Их сложили в братскую могилу на новом кладбище. Никаких табличек с именами, просто длинный холмик». В 1990-е на братской могиле установили крест.

От Немецкой республики в Чкаловском остались яблоневые сады, долгое время работал маслозавод, куда школьников посылали мыть сыр. Сыр получался превосходный, раз в неделю в село прилетал вертолет и увозил деликатес в Саратов. В учительской сельской школы стояли старинные шкаф, стол и зеркало в резной раме, перенесенные из старой немецкой семилетки. Однажды в школе появилась незнакомая пожилая женщина. Она попросила позволения зайти в учительскую, погляделась в зеркало — ​и расплакалась. Оказалось, до депортации, проведенной в 1941 году, Эрна Федоровна Гуммель работала в школе Лауба пионервожатой.

Как говорит Галина Федоровна, жители надеялись, что возвращение немцев поможет Чкаловскому выжить. По российско-германской программе здесь построили одиннадцать домов для немцев, ехавших на Волгу из Средней Азии. Но большинство переселенцев, оформив в Саратовской области документы, отправились дальше — ​в Германию.

По сведениям Нижне-Волжского бассейнового управления Агентства водных ресурсов, в Ровенском районе еще в первые годы существования водохранилища наблюдалась «максимальная переработка берегов, превышающая 10–15 метров в год». До сих пор «по ряду участков сохраняются весьма высокие скорости отступания береговой полосы, достигающие трех-пяти метров».

Как поясняют в областном министерстве природных ресурсов, процедура получения бюджетных денег на работы по укреплению речных берегов почти так же длинна, как Волга. Муниципалитет обязан подготовить пакет документов из 16 позиций (в том числе проектно-сметную документацию на берегоукрепительные сооружения, а это для нищих заволжских районов довольно дорого). Региональные власти должны выделить 10% необходимых на строительство средств, что при дефицитном областном бюджете маловероятно. Заявка проходит предварительную защиту в областном отделе водных ресурсов Нижне-Волжского бассейнового управления в Саратове, затем — ​в самом БВУ в Волгограде, потом отправляется в Москву на рассмотрение Агентства водных ресурсов. «Многие районы подают документы на берегоукрепление, но не проходят отбор, — ​говорит начальник экономического управления областного минприроды Ирина Тюкина. — ​В этом году финансирования из федерального бюджета у нас нет».