По официальным данным Авиалесохраны, только в Красноярском крае лесные пожары действуют на площади 2 254 гектаров, в Иркутской области — 12 755 гектаров и в Забайкальском крае — 536 гектаров. Причина большинства пожаров — действия людей и выжигание сухой травы. По данным МЧС, пострадали Красноярский край и Иркутская область (сгорели 179 домов). В Красноярском крае погибли три человека. Больше всего пострадали города Канск и Лесосибирск Красноярского края, в каждом из них уничтожены по 73 частных жилых дома. В населенных пунктах Тайшетского и Чунского районов Иркутской области сгорели около 20 домов.

Как работает запрет сельскохозяйственных палов и почему ситуация с лесными пожарами в России из года в год не меняется, об этом «Новая газета» поговорила с руководителем противопожарного проекта «Гринпис» Григорием Куксиным.

Традиционно есть два пика пожаров: весна и середина лета. Именно тогда увеличиваются площади пожаров. Первый пик начинается на майских праздниках. Второй — ​в конце июля и начале августа. Сейчас мы на спаде первого пика, когда основные пожары вызваны горением сухой травы, от которой может загореться лес. Многие пожары начались сейчас и будут действовать до тех пор, пока не высохнут горючие материалы и не начнется пик именно лесных пожаров.

Три-четыре года назад любой чиновник говорил, что жечь траву надо. Сейчас общее мнение — ​это проблема. Есть отдельные регионы, которые добиваются разрешения на палы. В начале мая в этом году была жаркая погода, побиты очередные температурные рекорды. Потом на вторые майские праздники пошел снег. Перед этим был очень опасный период, но площади пожаров были меньше, чем в прошлые годы, потому что начал работать запрет на выжигание травы.

Больше всего внимания в весенний период привлекли Бурятия, Иркутская область, Забайкальский и Красноярский края. Здесь напрямую все зависит от того, как местные власти относятся к выжиганию травы, насколько выполняют принятый федеральный запрет, прячут ли правду. Те регионы, которые постоянно жгли траву и перестали это делать, показали очень неплохие результаты в конце весны. Например, в этом году почти не горела Амурская область, хотя, как правило, дает рекордные площади пожаров. Неплохие результаты в Якутии. Парадокс: глава республики (Егор Борисов. — ​Ред.) требует разрешить снова выжигать траву, потому что, по его мнению, запрет мешает вести сельское хозяйство. Все предыдущие десятилетия Якутия давала рекордные площади пожаров: они исчислялась несколькими миллионами гектаров. И почти все они были вызваны весенними выжиганиями. Последние два года Якутия почти не горит.

Проблема сохранилась в Бурятии и Забайкалье. Траву поджигают и население, и органы власти. Лесная служба Забайкалья проводит профилактические выжигания. И делают их в безобразном виде и объеме. Лесники просто едут вдоль дороги и поджигают траву, считая это профилактической мерой, надеясь, что огонь сам остановится, пока еще на северных склонах снежно. Так начинаются лесные пожары.

В Бурятии от поджогов травы пострадали населенные пункты, в том числе сгоревшая деревня Черемушки. Сейчас добровольцы помогают восстановить деревню, разгребают завалы. В Иркутской области по этой же причине сгорела деревня Бубновка. Местные жители сами подожгли траву. В условиях паводка сложно было доставить туда пожарных.

Отдельная проблема Иркутской области: два больших пожара на свалках древесных отходов в городе Усть-Кут и в поселке Новая Игирма. Насколько я помню, свалка Усть-Кута горит уже лет пять и задымляет город. Свалки представляют собой десятки гектаров, закрытых слоем опилок. По масштабам — ​как подмосковный полигон ТБО, только состоящий из древесных отходов, слежавшихся в многометровые слои. Скорее всего, они загорелись по неосторожности.

Тушить такие пожары нужно на ранней стадии: заливать водой, окапывать, загонять бульдозеры и экскаваторы, чтобы все это перемешивать. Большой пожар на такой свалке потушить трудно технологически. Работа техникой, задымление, можно провалиться в прогары. Эти пожары отсутствуют в каких-либо сводках. Они останутся в границах свалки, но будут гореть много лет. Даже сибирские снега их не тушат, зимой такие пожары просто меньше дымят.

Весной сильно горели и южные регионы: Краснодарский край, Ростовская и Астраханская области. Последняя горит каждый год. Тростниковые заросли, и почти нет дорог. Много водных преград, через которые перебрасывается огонь, но не могут переправиться пожарные. Осталась сохранной практически только территория Астраханского заповедника. Опять сгорела вся дельта Волги, что плохо и для гнездования птиц, и для нереста всей рыбы.

Еще одна вечная проблемная зона — ​Калининград. Очень стыдно смотреть на космические снимки, потому что вся Европа чистенькая, ни одной термоточки. И огромное скопище пожаров в границах нашего анклава. Природные и погодные условия у всех одинаковые, а горит только у нас. В основном это палы травы. Там много осушенных торфяников. Летом мы будем бороться с торфяными пожарами, которые сами устроили.

Надо помнить, что большинство природных пожаров тушатся силами лесных служб. Основная нагрузка на них. В публичном пространстве звучат только пожарные и спасатели МЧС. В понимании людей лесные пожары тушит именно МЧС, а лесники лишь помогают пожарным. В реальности все наоборот. Пока горит мало — ​лесники справляются, как только пожаров становится чуть больше, у них уже не хватает сил их отработать. Представим: в районе есть 10 машин, которые одновременно могут отработать 10 маленьких пожаров. Как только появляется 11-й пожар, на него некому ехать. Он разрастается, начинается катастрофа. Надо вводить режим ЧС и запрашивать помощь из соседних регионов.

Губернатор говорит, что все силы заняты, пожаров уже столько, сколько можно пока потушить, но очагов явно будет больше. Скорее всего, если он попросит помощи в этих условиях, то ее получит не он, а следующий человек на его месте. Поэтому губернаторы говорят: у меня все в порядке, все под контролем. Начинают надеяться на дожди, вызывать шаманов, молиться или окроплять святой водой периметр пожара. Но это не помогает. Начинается катастрофа. В Иркутской области так и произошло. Было видно, как растет площадь и количество пожаров. И за два дня до того, как сгорела Бубновка, мы обращались к властям области, президенту с просьбой ввести режим ЧС. Местные власти за два часа до сгорания деревни заявили, что нет никаких оснований для введения ЧС, поскольку «все под контролем, лесных пожаров нет».

Чтобы просить большее финансирование, надо показывать, сколько горит. В официальных отчетах за прошлый год площади меньше средних многолетних значений. Из этого следует, что нет никаких оснований просить больше денег. Зачем? Вы и так справляетесь. Если же смотреть реальную картину за прошлый год, то у нас не два миллиона лесных пожаров, как отчитались, а больше восьми миллионов. И эта разница в четыре раза — ​существенная. 2016 год был одним из тяжелейших за всю историю наблюдений. Не самая экстремальная катастрофа, но близко к тому. Гораздо хуже, чем в предыдущие несколько лет. В этих условиях можно было показать, что не хватает ресурсов.

Но есть и другая проблема: с поджигателями, а также — ​сколько денег ни давай, все равно будет больше пожаров, чем пожарных. У меня чувство беспомощности чаще возникает не от отсутствия ресурсов у государства, лесников и пожарных, а от количества пожаров, которые возникают по глупости. С человеческой глупостью трудно бороться. Эта стихия страшнее самого огня.

Самая большая проблема — ​уверенность в том, что возникают пожары от солнца. Если человек уверен, что именно в этом, то он снимает с себя ответственность. «Я хотел посмотреть, как будет гореть», — ​объясняли люди, которые сожгли населенный пункт. Если бы люди не поджигали траву, у нас были бы нормальные майские праздники. Без дыма и сгоревших деревень.

Из сильно горевших в этом году регионов — ​Екатеринбург и Челябинск. Их пожары прошли незаметно для федеральной власти, потому что сильно горело в Иркутской области и Красноярске.

На Урале были пожары на осушенных болотах и в районе Восточно-Уральского радиационного следа (Кыштымская авария, возникшая 29 сентября 1957 года на химкомбинате «Маяк», расположенном в закрытом городе Челябинск‑40, ныне Озёрск.— ​Ред.). Я предполагаю, что Урал нам даст торфяные пожары летом. И у нас будут проблемы с задымлением Екатеринбурга и Челябинска. Сейчас эту проблему можно решить, если начать обследование, объезжать эти болота, тушить очаги. Но, скорее всего, никто не обратит на это внимания.

По этому же пути могла пойти Центральная Россия, но в Центральном округе МЧС перестроило работу так, что их упрекнуть не в чем. В Московской области они взяли на себя сложнейшие пожары. Сейчас практически все пожары, о которых мы знали, они сами обнаружили и потушили. Такая же ситуация в Ярославской, Тверской, Ивановской и Брянской областях. Начали нормальную работу по подсушенным торфяникам: раннее обнаружение и тушение. Даже если будет жаркое лето, есть шансы, что из соседних регионов дым не придет к нам. Когда горит торфяник, и дым пришел в город, с этого момента все начинают говорить: да, есть пожар. Но на этой стадии его уже невозможно потушить.