«Мы залили их реками крови и завалили горами трупов». Страшная фраза писателя Виктора Астафьева как раз о Ржевской битве — одной из самых кровопролитных за всю историю человечества.

По официальным данным, в боях подо Ржевом погибли более миллиона советских солдат и офицеров. По неофициальным — более двух.

Немцы оккупировали Ржев 24 октября 1941 года. Битва шла не за сам город — за то, чтобы не допустить немецкие силы к Москве. Именно поэтому Гитлер перевел в эти места две трети армии «Центр». В ответ Красная армия стянула боевые подразделения со всего Советского Союза.

Ржев освобождали с января 1942 по март 1943 года. Четыре наступательные операции советских войск шли одна за другой, бои были ожесточенными, потери с обеих сторон — катастрофическими. Немецкие войска обладали большим преимуществом в технике, танках, авиации (Красную армию бомбили с воздуха почти беспрерывно), каждый населенный пункт был превращен немцами в самостоятельный узел обороны.

Ржев был разрушен советскими войсками как опорный немецкий пункт. В директиве Ставки верховного главнокомандующего о задачах по овладению Ржевом 11 января 1942 года говорилось: «Ставка рекомендует максимально использовать… артиллерийские, минометные и авиационные силы и громить вовсю город Ржев, не останавливаясь перед серьезными разрушениями города».

После кровавой 15-месячной битвы Ржев так и не был взят — немцы отошли сами.

Когда в город вошли советские войска, от Ржева почти ничего не осталось: из 5443 жилых домов города уцелело лишь 297, из 20 тысяч мирных жителей — 150 человек, во всем районе — 362.

Командующий Западным фронтом Иван Конев был снят с должности «как не справившийся с задачами руководства фронтом». После войны руководство СССР постаралось об этих событиях забыть.

Историки до сих пор спорят об уместности термина «Ржевская битва», утверждая, что подо Ржевом не было непрерывных сражений, бои за него трудно отделить от Московской битвы. Еще в этих боях не было победы. Ввести термин «Ржевская битва» означает зафиксировать крупную тактическую неудачу.

Поэтому много лет историки называют эти операции «боями за Ржевско-Вяземский выступ», участники — ржевской мясорубкой.

Сейчас Ржев — небольшой (60 тысяч человек) промышленный райцентр. Ничего значительного не случалось здесь, кажется, с 1945 года. Ржев привык к тому, что про него вспоминают только в связи с войной.

В 2007 году указом президента Ржеву было присвоено звание «Город воинской славы» — его получают города, где «в ходе ожесточенных сражений защитники Отечества проявили стойкость, мужество и массовый героизм». Во Ржеве появилась полагающаяся по этому статусу 10-метровая гранитная стела, юбилейная монета и аллея Героев Советского Союза — участников Ржевской битвы.

Когда идешь по высокому холму над берегом Волги вдоль аллеи до Вечного огня, кажется, что ты в каком-то красивом и ухоженном европейском городе. Стоит отойти в сторону — и идиллия заканчивается: за недавно отремонтированным «ямочным способом» Старым мостом* начинается район старых, давно не ремонтированных домов, дырявая, кое-где асфальтированная дорога ухает в черную распутицу уже без каких-то следов асфальта. Посреди весенней грязи стоит обновленный красивый Музей военной истории Ржева. Именно здесь становится ясно, что сейчас-то в городе все отлично: до начала 1950-х многие горожане жили в землянках. В музее есть такой экспонат — ордер, выданный в 1951 году семье местных жителей на «занятие блиндажа», вырытого в том месте, где прежде стоял их разрушенный дом.

Исторически считается, что на Ржевском выступе шли «бои местного значения». «Только какого же они местного? — почти удивленно говорит директор музея Ольга Дудкина. — В 43 братских могилах Ржевского района похоронено сто тысяч солдат».

— А какая операция Ржевской битвы была самая кровопролитная? — с любопытством спрашивает Дудкину посетитель музея.

— Первая, — неуверенно тянет директор. — И вторая… И четвертая…

Первая делегация немцев приехала во Ржев в 1991 году, и с тех пор ездит ежегодно. Даже год назад прилетели двое. До 1951-го оба были здесь в плену, восстанавливали город, и сейчас узнавали построенные ими дома. Наверное, сокрушались, как сильно те обветшали.

Ольга Дудкина вспоминает, как несколько лет назад один из немцев рассказал, что ищет семью, в доме которой жил во время оккупации города: «Мы его спрашиваем: вы, оккупанты, смотреть им в глаза не боитесь? Он смутился: «Я ничего плохого не делал. Я только помогал этим людям выжить». А потом признался, что у него остался во Ржеве ребенок. Мы написали об этой истории в газете. И получили письмо: «Я эту семью помню, но как ее найти, не скажу».

Ржев, кажется, вообще почти ничего не забыл.

Солдатский медальон — маленькая пластиковая капсула, иногда — просто стреляная гильза. Внутри — два листка пергаментной бумаги 4х18 см. На них — графы для фамилии, имени, звания, данных о семье, группы крови. После смерти один листок должен был забрать командир, второй оставался на теле погибшего. На деле все было, конечно, не так: листки не заполняли (примета: если заполнишь — сразу же убьют), записи стирались от времени, командиры срывали медальоны с трупов целиком (не было времени раскрывать) или, наоборот, те, кто мог их забрать, оставались лежать рядом. На полях подо Ржевом солдат так и находят — целыми ротами. «Где искать? — переспрашивает Сергей Петухов, — да выйдите от нас, перейдите через шоссе — и копайте. Нет места, где бы не было боев. И везде оставались тела. Мы наступали, а воевать толком еще не умели, солдат обращению с оружием не научили. Чё там говорить…»

Ржев освободили в марте 1943-го. А уже в мае вернувшиеся на пепелища голодные люди начали копать поля. Поверх траншей с едва присыпанными землей солдатами прошли плуги. Тела скрылись, казалось, навечно. Но теперь, когда умерли подо Ржевом последние колхозы, под полями картошки и льна стало возможно найти тех, кто казался навеки пропавшим.

Поисковики начали работать в 1989 году (до этого все солдаты советской армии считались похороненными). Сейчас отрядов пять, состоит в них больше сорока человек. В теплое время ищут тела, в остальное пытаются прочитать записки в медальонах с помощью фотошопа, сидят в архивах, через социальные сети ищут родных. Находить их удается редко: из 1067 солдат, поднятых за прошлый год, опознать удалось около сорока. «Когда находишь солдата, тем более если у него медальон, — руки трясутся, — говорит Сергей. — У нас часто спрашивают: что интересного мы нашли в этом году? Да солдат мы нашли».

Найденных, но неопознанных солдат хоронят раз в год, 22 июня, или, как в этом году, 7 мая, всех вместе, немецких и русских. Захоронения они ждут тоже вместе: «Хранилище у нас маленькое, там, кроме останков, сейчас вещи наши поисковые, палатки… ну а куда деваться-то…» — словно извиняется Сергей.

Недавно губернатор дал распоряжение построить новое хранилище для останков. Но и там они будут вместе лежать.

— Раз… два… три… — чеканит парень в джинсах, кедах и с автоматом в руках.

Днем в пятницу в школе № 1 им. Пушкина — репетиция. На «раз» семеро парней лет 14 ставят на пол приклады автоматов Калашникова. На «два» поднимают перед собой, на «три» резко приседают, выставляя автоматы вперед. За спинами школьников на стене коридора видны деревянные панно с птицами, колосьями и глазастым солнцем, стенгазета «Математическая переменка» и две иконы. Под взглядом солнца парни залихватски бьют стоящие на полу приклады каблуком, так что автоматы подлетают вверх.

— Это я у Президентского полка подсмотрел, — гордо говорит Валерий Иванович Соловьев, руководитель кружка постовцев.

Пост номер один — главный военный пост в каждом городе. В Москве у Вечного огня дежурят солдаты Президентского полка, во Ржеве — постовцы. Стать постовцем — почетно, можно прославиться на весь город. Младше седьмого класса туда не берут.

Пост № 1 выставляют у стелы Воинской славы, у Вечного огня, на военном кладбище, у братских захоронений и обелисков в соседних городах и поселках; постовцы обеспечивают почетный караул губернатору. За 10 лет через пост № 1 прошли почти 400 детей 13—16 лет.

Занятия постовцев идут после уроков. Соловьев (кроме кружка постовцев, он ведет историю, обществознание и ОБЖ) учит детей обязанностям часового, ритуальному шагу, строевой подготовке: «возлагать гирлянды, возлагать венки, заступать на пост, чтобы это было красиво. Очень красиво они у нас заступают». В нагрузку — собирать и разбирать автомат, бросать гранаты «из положения лежа, сидя и стоя», стрелять из пневматики.

Сейчас у Валерия Ивановича 25 подростков. Взял бы больше, да формы нет: сшить военную форму стоит 10 тысяч рублей: «С родителей я денег не беру. Это нужно городу, это его лицо».

В постовцы дети идут добровольно, берут не всех, и каждый год у Валерия Ивановича очередь:

— Одна девочка тут плакала, плакала. Аглая. Маленькая, глазищи во-от такие… Ей хочется, а она как колосочек худая… Взял я ее. А что делать, плачет ребенок…

Девочкам оружие не положено, и пока мальчики репетируют с автоматами, они стайкой толпятся тут же. На мои вопросы о том, почему им хочется возлагать венки и дежурить у могил, неуверенно тянут что-то про патриотизм. Только одна девочка говорит, что восхищается армией и хочет идти в военное училище: «Родители за, только бабушка против. Но она вообще говорить о войне не хочет, она в войну уже большая была и все помнит».

Возлагать венки и участвовать в конкурсах постовцев ржевские дети ездят по всей стране: Волгоград, Ростов-на-Дону, Севастополь… Скоро едут в Грозный на фестиваль «Наша сила в единстве». Школе пускать детей в Чечню боязно, но распоряжение ехать спустили из администрации.

Многие из постовцев идут в армию. «Все здоровые идут служить, — объясняет Валерий Иванович. — А кто умные — все уезжают. Я не настаиваю, что они должны взять ружье и бежать в атаку, в армию идти их не агитирую. Я говорю: вы должны быть гражданами, помнить, кто вас защитил, и создать свою семью хорошую».

И все-таки военное воспитание врывается во Ржев четким строевым шагом. В сентябре в школе № 1 открыли кадетский 10 «А» класс на базе Федеральной службы исполнения наказаний. Искали военных партнеров, а нашли СИЗО № 3. Детям сшили форму, похожую на форму ФСИН, сотрудники СИЗО стали читать лекции.

В пятницу, пока в коридоре с иконами подбрасывали автоматы постовцы, кадеты смотрели документальное кино про колонию для пожизненно заключенных «Черный дельфин». Потом был урок самообороны: дети азартно и весело выбивали из рук друг друга ножи (деревянные макеты ножей и пистолетов сделали заключенные СИЗО). Следующий урок Соловьев учил детей строевому шагу. По школьному спортзалу кадеты маршировали очень хорошо, почти как постовцы у Вечного огня.

— 14 октября (день начала оккупации Ржева. — Е. Р.) мы начинаем скорбеть, — перекрикивая звук строевого шага, объясняет директор школы Надежда Бусыгина. — И весь год дети живут в этом режиме. 3 ноября — день присвоения «Города воинской славы», у нас митинг. 23 февраля — возложение венков. Потом 3 марта (день освобождения Ржева. — Е. Р.)…

— В апреле мы десантников празднуем, — вмешивается Соловьев.

— А в феврале — афганцев! — спохватывается директор. — 22 июня у нас перезахоронение солдат…

— 22 июня мы с 4 часов утра работаем! — снова перебивает Соловьев. — Приходим со знаменами, с флагами, венки в воду спускаем… И так весь год. Бывает, открывают памятник Неизвестному солдату в Зубцове или еще где-то — нас зовут. На День города мы выступаем. Мы везде, на нас все смотрят! Даже на каникулах.

В июле 2015-го в деревне Хорошево в пригороде Ржева открыли памятник и музей Сталина. Бюст с отважно поднятым подбородком, насуплнными бровями и медалью Героя СССР на груди привезли в ночь перед открытием — боялись, что разобьют. По всему двору поставили камеры, музей взяли под круглосуточную охрану. Бить памятник, однако, никто не стал, и за два года даже ругательная запись в книге отзывов оказалась всего одна.

Как говорит директор музея Лидия Евгеньевна Козлова, протесты были только в интернете: «Там всякое писали: что у нас «изба зла», что мы Сталина превозносим…»

— Что, не превозносите? — спрашиваю.

— Стараюсь не превозносить. И потом, у нас экскурсия 50 минут, а про Сталина из них — только 15. Но наш музей событийный. Вот произошло событие — и мы о нем и рассказываем. Хотя красной чертой у нас проходит личность Сталина.

Мы сидим в первой (из двух) комнате музея. На этажерке слева стоит собрание сочинений И.В. Сталина, портрет И.В. Сталина и бюст И.В. Сталина. На стендах справа — многочисленные фотографии и портреты И.В. Сталина с детьми, маршалами и в одиночестве.

Официально музей называется «Калининский фронт. Август 1943 года». Открыли его в избе, где Сталин ночевал во время единственной за всю войну поездки в прифронтовую полосу 5 августа 1943 года. Никаких стратегических решений в этом месте принято не было, зато именно здесь Сталин узнал об освобождении Орла и Белгорода и дал указ провести в честь этого в Москве первый победный салют. Теперь в городе (везде, от ветеранской организации до школ) с гордостью говорят, что Ржев — «родина сталинских салютов».

— В Советском Союзе был очень высок соревновательный дух, — торжественно произносит Лидия Евгеньевна. — В армии было соревнование за то, чтобы в честь именно одного рода войск звучали эти салюты. Для морального духа это было очень важно, очень укрепляло веру в победу…

Остальное теряется в легендах: в музее их пересказывают упоенно, как отрывки из жития. Говорят, избу к приезду вождя набили новой мебелью и хрусталем, но Сталин велел все вынести. Говорят, когда хозяйка избы, колхозница Кондратьева, узнала, кто ночевал в ее доме, упала, как подкошенная, — пришлось военфельдшера вызывать. Говорят, что Сталину сразу предложили сделать в избе мемориальный музей, но он отказался: «В музей люди один раз придут и забудут. А вы сделайте избу-читальню, тогда люди будут возвращаться».

Читальня работала в Хорошеве до 2013 года, когда про нее узнали в Москве, в Российском военно-историческом обществе (РВИО). Тогда РВИО проводило конкурс экскурсионных маршрутов о войне, Хорошево подало заявку, предложив туристический маршрут по Ржевскому району «Дорогой тяжкою, дорогой славною…». Кроме военных обелисков, памятника Неизвестному солдату и часовни в нем была и изба Сталина. РВИО тут же отреагировало и предложило сделать там отдельный музей. Память о войне пробудила Сталина, легитимизировала его образ, выстроила цепочку: Ржев — война — Сталин.

Короче, из избы-читальни выбросили книги, занесли многочисленные портреты Сталина, стенды с его фотографиями, собранные по соседним деревням предметы быта середины 1940-х: половички, подушки, комод, самовар, абажур с бахромой, радио (из него во время экскурсий звучит голос Левитана), икону. Теперь музей претендует еще и на звание «Музея довоенного быта». Если ему верить, быт был уютным и трогательным, как советские сказки о Ленине.

Отдельную дискуссию вызвала икона в красном углу сталинской избы. Музейщики, конечно, признавали, что при Сталине ее не было, но возражали, что в сельских домах точно была. На торжественное открытие музея пришел Ржевский благочинный, иерей Константин Чайкин. Памятник Сталину, освященный священником… Кажется, Сталин бы авторов памятника за это расстрелял.

В день открытия музея министр культуры РФ Владимир Мединский опубликовал в «Известиях» программную колонку «Мы должны перестать сваливать на Сталина все свои проблемы». О том, что в истории «есть великий народ и великий подвиг. И есть Сталин. Они — так сложилось — не отдельно друг от друга, не «благодаря», но и не «вопреки».

С тех пор Военно-историческое общество и лично Мединский избу не забывают, не оставляют заботой. Каждый август, в годовщину приезда Сталина, в музее проходит праздник: музейщики готовят «какую-нибудь говорильню», РВИО устраивает выставку. В первый год привезли парадные сталинские портреты, во второй — личные вещи из Госхрана: шинель, бинокль и трубку.

— И все? — спрашиваю.

— Да это уже великое дело! — гордо произносит Лидия Козлова.

Правда, пока что в музее плохо с посещаемостью. За два года здесь побывало всего 5 тысяч человек, школьники из Ржева ездят постоянно, но связи с турагентствами, жалуется Козлова, до сих пор не налажены. Зато Всероссийская патриотическая программа «Дороги победы» (существующая при РВИО) бесплатно возит сюда московских детей, экскурсии подготовлены даже для малышей.

— Мы с ними смотрим мультфильмы о героях, о детях войны. Наши, советские. Детей спрашиваем, когда была война. Москвичи сидят и молчат, как сурки. А местные знают — уж мы им долбим-долбим эту войну, — рассказывает Лидия Евгеньевна. — Потом я их подвожу тихонечко: Путин — первое лицо в России, а Сталин тоже был руководитель нашего государства, которое называлось, — Людмила Евгеньевна приосанивается, — Советский Союз. Говорю, что Советский Союз намного больше, чем Россия, что все соседние государства были в составе нашего Советского Союза, что это было многонациональное государство. У нас сражались и казахи, и якуты, и армяне… И под руководством Сталина победили злейшего врага.

Курс молодого империалиста заканчивается рассказом о войне. Рассказа о репрессиях он не предусматривает.

— Дети маленькие, еще не поймут, — пожимает плечами Лидия Евгеньевна.

— А тем, кто старше, рассказываете?

— Тоже особо не вдаюсь. Детям нужно объяснить, донести. За 45 минут про все репрессии не расскажешь. Вот, например: «враги народа». Это же не на пустом месте родилось? Много их было, врагов, очень много. А чекисты хотели выслужиться. Я вам говорила о соревновательном духе. Мы сколько вырастили соревнующихся — и сколько посадили. Понимаете? Были многие оговорены. Обвиняют во всем Сталина, но Сталин не о каждом знал, не каждому подписывал приговор. Он многих даже защищал. Конечно, косвенно он в чем-то виноват. Но вот проводит Путин такую политику — мы же тоже ее придерживаемся? И сегодня у нас начинается соревнование и перестраховка. Ну чтобы лишний раз арестовать, чем не арестовать.

По словам Козловой, соцопрос показал, что больше 80% жителей Ржевского района не против музея. В книге отзывов действительно полная идиллия: «Очень жду ветра, который рассеет все наносное и явит нам Гений русского народа — И.В. Сталина. В. Фокин». «Судьба привела меня в святое место, где сутки провел Великий человек, Иосиф Виссарионович Сталин. Столько лет прошло, а дух его будет здесь вечно… Заслуженный летчик-космонавт СССР Игорь Волк».

— Пожилое население прекрасно понимает, как и что создавалось при Сталине и что создается при нашей… демократии, — обиженно говорит Лидия Евгеньевна. — При Сталине колхозы создавались, люди работали. Организаторские способности, которые были у Сталина, я считаю, ни у одного руководителя мира таких не было.

— А репрессированные в районе были?

— Таких, чтоб чисто ржевитяне, нет. Приезжие разве что, — пожимает плечами директор.**

83-й Отдельный лыжный батальон из Коми АССР отправился на Калининский фронт в начале декабря 1941-го. 18 января батальон получил приказ выдвинуться из деревни Шелковитино и захватить железнодорожную станцию Осуга под одноименным поселком. В батальоне было 780 бойцов. У немцев — бронепоезд, авиадесантная бригада, стрелковый батальон… Стоило лыжникам по глубокому снегу броситься к станции, как на них обрушилась вся мощь немецкой армии. За один рывок батальон потерял 120 человек, остальных накрыло огнем во время отступления. Деревня Шелковитино навсегда перестала существовать. Несколько следующих дней лыжники продвигались вперед со скоростью: сто погибших на один километр. Взять станцию не удалось. Лыжный батальон расформировали. Всего в районе деревни Осуга, Шелковитино и нескольких соседних погибло больше трех тысяч солдат.

Когда сошел снег, поле вокруг Шелковитино было покрыто трупами. Боясь эпидемий, немцы заставили местных жителей собрать их и зарыть в двух больших ямах. Один из селян тайно собрал и сохранил документы красноармейцев, но не дожил до конца оккупации и не успел никому рассказать, где их спрятал. Документы пропали навечно, от солдат не осталось даже имен.

— …Гляди, какой фундамент крепкий. Я ямку в земле вырыл, а там плитка старинная. Ну я начал копать…

27-летний Андрей Калашников, в детстве живший в поселке Осуга, ведет нас через железную дорогу к небольшому прямоугольнику посреди прошлогодней травы. Прямоугольник вымощен мелкими плитками: белыми, серыми и синими. Половина плиток отвалилась, в дырах торчит сухая трава.

— Вот здесь стены были, где заборчик сейчас. А плитка — немецкая, представляешь? Видно, вокзал в XIX веке немцы строили.

Андрей поднимает одну из плиток, переворачивает, показывает пару едва различимых немецких слов. Мы стоим на станции Осуга — той, которую так и не смог захватить лыжный батальон. Вокзал давно снесли, станцию забыли, но два года назад Андрей обнаружил под слоем земли пол старого здания. Вместе с друзьями расчистил от земли, огородил, перенес огромный гранитный камень с надписью: «Здесь находился ж/д вокзал станции Осуга 1888 года постройки. На подступах к вокзалу в январе 1942 года полегли бойцы 83-го лыжного батальона и 54-й кавалерийской дивизии из Республики Коми, Архангельской и Воронежской областей. ПОДВИГ ИХ БЕССМЕРТЕН». Рядом — деревянная скамейка, искусственные цветы. Памятник кажется каким-то очень сельским, но искренним и живым.

— Не стащат у вас скамейку-то? — спрашиваю я.

— Да не, — отмахивается Андрей. — Потому что если стащат — ну мы, как бы, найдем…

Сейчас в поселке Осуга (35 км от Ржева) живет 400 человек, после войны деревню восстанавливали из руин.

— Когда немцы уходили, минировали дома, дороги, отравляли колодцы. У меня бабушка эту войну видела, она рассказывала, — вспоминает Андрей. — В детстве мы даже когда ходили в лес за грибами, могли наткнуться на снаряд, на патрон. Собирали их, кидали в костер, взрывали. Некоторые дети без пальцев ходят, нормально. В городе война меньше заметна, но у нас до такой степени ею все пропитано, что о ней невозможно не знать, не думать. С первого класса начинают говорить: у нас была Ржевская битва… Каждое мероприятие этим начинается, этим заканчивается.

Андрей восемь лет работает в Москве экономистом, но ездит в Осугу каждые выходные. Работает с поисковиками, вместе с местными жителями ремонтирует памятники на братских могилах, военные мемориалы, по архивным документам и воспоминаниям местных восстанавливает историю боев вокруг Ржева, пишет в газеты, через социальные сети ищет родных тех, кто здесь воевал, помогает тем находить могилы. Недавно восстановил заброшенное здание в Осуге, в одной его части сделал бесплатный спортзал, во втором собирается открыть краеведческий музей.

…Калашников везет нас по деревням вокруг Ржева. В поселке Осуга захоронено 708 человек. В деревне Фомино-Городище — 402. В деревне Кульнево — 205. Пятницкое — 1275. Щеколдино — 782. Медведево — 1349, Полунино — 12 538 человек. Всего 42 братские могилы только в Ржевском районе.

Мы выходим у мемориала села Афанасово, где нацисты расстреляли 56 жителей и 10 раненых советских бойцов.

— У немцев не было такого количества погибших, — мрачно говорит Калашников. — Это просто неграмотность руководителей. Конечно, нужно было в 38-м году расстрелять всех военачальников, отправить командовать тех, кто только что закончил военные училища, и дать медаль Героя Советского Союза Жукову, который только здесь подо Ржевом угробил миллион человек.

— У вас тут Сталина любят.

— Здесь знаешь, как люди думают? — говорит Калашников. — Что говорят про войну — то и правда. У нас не принято спорить. Если по всем каналам говорят, что Сталин супермолодец, он выиграл войну — значит, так оно и есть. У людей других проблем много, вон, дороги плохие, работы нет. Ну был и был Сталин. Он же был давно.

Мемориальные кладбища, красноармейское и немецкое, расположены рядом, на самой окраине Ржева. Открыли их 15 лет назад. Строительство немецкой части мемориала (его вел Народный союз Германии, занимающийся кладбищами немецких солдат по всему миру) несколько раз прекращали из-за протестов ветеранов, жителей и администрации области. Немецких солдат захоронили, по требованию прокуратуры едва не эксгумировали, потом все же оставили. Теперь на советском кладбище 14 000 (опознано около 400), на немецком — 40 000 (опознаны 70%) погибших.

На кладбища нас ведет поисковик Сергей Петухов. Первым у дороги — красноармейское: маленькая часовня, мемориал памяти воинов-казахстанцев, позолоченный памятник солдату с надписью: «Потомки благодарны вам, родные, за то, что вы выстояли и победили». Холодно, серое низкое небо нависло над полем с тонкими, гнущимися от ветра березами, в лужах отражаются тяжелые облака. Белые облупившиеся бордюры отгораживают прямоугольники братских могил. Под каждой — от тысячи до пяти тысяч солдат и офицеров. На табличках с торца — даты перезахоронений, количество тел, названия мест, где их нашли, имена немногих опознанных солдат. За стеной, имитирующей кремлевскую, начинается город.

— Говорят, что у немцев мемориал. А там ничего вычурного нету, очень все скромно, — говорит Сергей. — Это же тоже человеческие останки. У них тоже в Германии дети, внуки. Они тоже хотят приехать на могилу.

Немецкое военное кладбище действительно кажется совсем простым, но изящным в своей лаконичности. Аллея с камнями, на которых высечены имена опознанных погибших, заканчивается простым черным металлическим крестом. На поле вокруг — каменные кресты и такие же тонкие, хрупкие березы, под полем — могилы. Мы с Сергеем молчим. Я вспоминаю описания «трупных полей» в мемуарах о Ржевской битве, разницу в миллион между официальными и неофициальными цифрами потерь и гордость в голосе Лидии Козловой, когда она говорила, что гибель солдат здесь составляла от семи до восьми тысяч в сутки.

— Война — это ненормальное состояние человека, — вдруг говорит Сергей. — Люди выживали, видя рядом умерших. Жили с этим.

Молчит. Разворачивается к выходу.

— Хотя человек, мое такое мнение, — скотина, которая ко всему привыкает.