Дело семейное

Судьба семьи Фарафоновых довольно типична. В 1930 году — «раскулачивание». По счастью, по третьей категории: дом и землю отобрали, самих не выслали. Мыкались по родственникам, потом перебрались в Липецк, жили в каких-то времянках. Главу, Федора Андреевича, арестовали в мае 1937-го за то, что бывший «кулак» и пел в церковном хоре. 07.08.1937 «тройка» по Воронежской области приговорила его к расстрелу (то есть он был одним из первых, кого расстреляли по приказу 00447, — операция началась 5 августа).

Но об этом узнали гораздо позже, а тогда не знали ничего. Забрали отца — и как в воду канул. Мать практически сошла с ума, много раз родственники хотели сдать ее в психбольницу, но в 1939 году мать арестовали, осудили и отправили по этапу в Тайшет, оттуда в Комсомольск, где она и умерла. Сына Михаила арестовали вместе с матерью, он отсидел на Чукотке 10 лет. Дочери Анастасия и Мария были арестованы и отбывали срок в Челябинской области. Младших — Александру, Пелагею и Екатерину — отправили в детский дом. Не успела Пелагея выйти из детдома, как и ее арестовали, в декабре 1943-го. Пелагее только исполнилось 16 лет. Дальше была Колыма: п. Спорный, Сусуман, Нексикан. В Нексикане был роддом — женщины умудрялись забеременеть, чтобы хоть на время уйти с общих работ. Детей отдавали в ясли, сад. Если у женщины срок заключения был небольшой, она могла забрать ребенка при освобождении. А если срок большой, ребенка отдавали в детский дом.

Осенью теплицы консервировались, а женщин-заключенных отправляли на заготовку дров. Надо было в день насобирать 3 кубометра валежника. Учитывая, что в районе Сусумана практически ничего, кроме лиственницы и ольхи, не растет, это была непростая задача. Но зато там можно было вволю наесться брусники, прямо под снегом. Срок закончился, но свободы «век не видать» — Пелагея тут же попала в «вечную» ссылку как «повторник».

После 1954 года семья стала собираться. К Пелагее в Сусуман приехал освободившийся Михаил. Младшая сестра Екатерина прямо из детдома попала на поселение. Потом старшие сестры забрали ее и еще одну сестру, но в Липецке жить не получилось: там на них все еще косились как на врагов народа. И не давали прописку: у них в паспорте был штамп, на который в отделах кадров смотрели очень подозрительно.

Поехали в Енисейск, где такие штампы были привычны, и Фарафоновых приняли на работу, разрешили прописаться. В Енисейске к этому времени собралась семья Титовых (родня матери). В Енисейск в послелагерную ссылку попал дядя Иван, потом после ссылок и лагерей к ним «подтянулись» двоюродные братья и сестры, а теперь и остатки семьи Фарафоновых. Обосновались, обустроились, помогая друг другу, подставляя друг другу плечо.

Когда говорят о семье как основе общества, я вспоминаю семью Фарафоновых—Титовых. Двадцать лет ее неумолимо уничтожали: расстреливали, морили в лагерях, разрывали на части, высылали в места, для жизни малопригодные. Она упорно регенерировалась, собиралась опять в единый живой организм, противопоставляла мертвящей силе государства свою силу, живую. И победила.